Лев Мей - Стихотворения
И борьбу с невзгодой гордую.
6 декабря 1860 г.
ЗНАЕШЬ ЛИ, ЮЛЕНЬКА
(Юлии Ивановне Липининой)
Знаешь ли, Юленька, что мне недавно приснилося?..
Будто живется опять мне, как смолоду жилося;
Будто мне на сердце веет бывалыми веснами:
Просекой, дачкой, подснежником, хмурыми соснами,
Талыми зорьками, пеночкой, Невкой, березами,
Нашими детскими… нет! - уж не детскими грезами!
Нет!.. уже что-то тревожно в груди колотилося…
Знаешь ли, Юленька?.. глупо!.. А все же приснилося…
1860
ОБЛАКА
(из альбома)
Светло, цветно, легко, нарядно,
Дивяся собственной красе,
Любовно-близко и отрадно
По небу вы плывете все.
Взглянуть на вас - тоска и мука…
Вы рядом, жизнь вам весела…
Но вот, не менее светла,
Разоблачила вас наука
И вашу долю приняла:
Одни - вы плаваете низко,
Другие - ох, как высоко -
И то, что кажется так близко,
Быть может, очень далеко…
1860
БАРАШКИ
По Неве встают барашки;
Ялик ходит - ходенем…
Что вы, белые бедняжки,
Из чего вы и о чем?
Вас теперь насильно гонит
Ветер с запада… чужой…
Но он вам голов не склонит,
Как родимый, озерной.
Не согреет он вас летом,
Алой зорькой не блеснет,
Да и липовым то цветом
С моря вас не уберет.
Что ж вы, глупенькое стадо,
Испугалися-то зря?
Там и запада не надо,
Где восточная заря.
Где невзгода - уж не горе,
Где восстал от сна народ,
Где и озеро, что море,
Гонит вас: "Вперед, вперед! "
1860
ДЫМ
Ох, холодно!.. Жаль, градусника нету…
А у меня, с заутрени, мороз
На стекла набросал гирлянды белых роз,
И все - одна в одну - как есть, по трафарету.
И все - одна в одну - под небом голубым,
Все трубы в небеса струят посильный дым.
И засмотрелся я на них сегодня…
Трубы!
Все оглянул я вас и думал: "Люди грубы:
Твердят им мелочность и гордость свысока,
Что жизнь юдольная ничтожна и низка,
И вообще, внизу низка у жизни тропка.
О трубы!.. Не понять не зябшим, что есть топка,
Что на земле она, но что порой и дым
Летит, о господи, под небом голубым
И - может быть - горе рассказывает что-то.
Быть может… "
Вот и я, пиитом чердачка,
Столицу обозрел, конечно, свысока
И видел я: Нева, и крепость, и Исакий,
И академия, и мост через Неву,
И стрелка с биржею, и то, что видит всякий,
Побывший в Питере, во сне иль наяву…
Я "питерщик" вполне… На Питере съел зубы:
Затем и говорят со мною даже трубы,
И дымом говорят.
"Вот, - говорит одна,: -
Вы, сударь, видите, что я совсем бедна,
Что истопель принес мне дворник за послугу…
Да как же к празднику не угодить друг другу? "
"Ариша! - говорю я мысленно трубе: -
Жила бы ты себе у батюшки в избе,
Доила бы коров, купалась под Купало
И…"
Только из трубы дым по ветру умчало…
Но пристально за ним я по ветру смотрю:
Он обнялся с другим..
"Ариша! - говорю: -
Как раз туда! Для нас чернорабочих братий,
Там постлан целый ряд фланелевых кроватей:
Там есть и доктора, там есть и фельдшера:
Там, помнишь, родила Марфушина сестра?..
И померла…"
Бежит родоприимный дым,
Стеляся саваном под небом голубым…
А рядом - черный дым, как с чумного погоста,
Как с погребального потухшего костра,
Где зараженных жгли с полночи до утра,
Да, заживо здесь жгут, под шумный возглас тоста
Безумных юношей…
И вьется чумный дым,
Ехидною клубясь под небом голубым,
С собою унося весь пепел лицемерья
Перед природою, обмана чувств, безверья -
И радужных бумажек…
Вот валит
Дым тучей; где-то здесь - недалеко горит.
Кто погорел - бедняк или богатый?
Что вспыхнуло - лачуга иль палаты?..
Иль просто занялись сарай и сеновал?
Иль пламя охватить готово весь квартал?
Не знаю… Пусть горит: быть может, и сгорело
В пожаре темное и казусное дело…
Вот мерной сотней труб строений длинный ряд
Дымится, окаймив широкий плац-парад,
И за колонною подвижная колонна,
Волнуяся, идет на приступ небосклона,
И кажется в дыму сомкнулися штыки…
Вот жиденькой и седенькой кудрей
Завился дым в глазури голубой…
Одним-один дрожит, согбенный, над камином
Сановник отставной, томим чиновным сплином.
Давно ли, кажется, в приемной у него
Просители пороги обивали?
И целые часы почтительно зевали,
В надежде встретить взор орлиный самого?
Давно ли важен, горд и величав по месту,
Он мог рассчитыват на каждую невесту
И твердо сознавал, что каждой будет мил?
Но он себя берег и браком не спешил…
Да для чего ему и торопиться было,
Когда по нем у стольких сердце ныло,
Когда у Кларочки, иль Фанни, столько раз
Сверкали молнии из томных глаз!
Давно ли? - А теперь фортуна изменила,
И Кларочка свой взор с насмешкой отвратила…
Коварная судьба все разом отняла -
И вот, уж под судом за добрые дела,
Покинутый, больной, дрожит перед камином
Сановник отставной, томим чиновным сплином.
Перед камином же задумалась и ты…
Кругом тебя ковры, и бронза, и цветы,
И роскошью все дышит горделивой…
Так что ж ты вдаль глядишь с улыбкою ревнивой
На стиснутых губах? Зачем в глазах тоска?
Не образ ли соперницы счастливой
Ты видишь в трепетном мерцаньи камелька!
И вот летит струя лукавого дымка, -
И вот - разносит он на воле и просторе,
Сожженными в письме, любовь твою и горе…
И много говорят мне трубы… В клубах дыма
Я вижу образы живые… Много их,
И малых и больших, чредой воздушной, мимо
Промчались в небесах морозно-голубых.
Сказал бы я им в след… А впрочем, что скажу я?
Ужели, от трубы к иной трубе кочуя,
Я стану говорить, что дороги дрова;
Что вот последний грош за них сожгла вдова
Страдальца бедного…
Что далее, вот там,
Дымится фабрика, а здесь - науки храм
А тут - гостиный двор, театры, магазины;
А это - де не дым, а пар - и от машины,
Что, может быть, уйдет за тридевять земель,
В то царство, где никто и не бывал досель,
Где, может быть, и нет, под многотрубной крышей,
Ни вздорожалых дров, ни дворника с Аришей,
Ни бесприютных вдов; где не бежит из труб
Каким-то узником тюремным дымный клуб
И будто говорит с выси такие речи:
"Нет солнца, холодно, - зато есть плошки, свечи,
Пожалуй, и дрва казенные, и печи…"
В такое царство я с тобою, беглый дым,
Понесся бы теперь под небом голубым…
Да!.. есть глубокий смысл в сравненьи простодушном
Всей нашей жизни сей с тобой, полувоздушным.
Да!.. есть глубокий смысл в предании святом,
Из века в век таинственно хранимом,
Что весь наш грешный мир очистится огнем
И в небесах исчезнет дымом.
(1860?)
ЗАБЫТЫЕ ЯМБЫ
Итак, вы ждете от меня
Письма по-русски для науки?
…
…
… С юных лет
Слова: письмо, печать, пакет,
Во мне вселяли отвращенье.
Я думал: "Господи! Писать
И слать по почте уверенье
В любви, и в дружбе, и в почтеньи,
Ведь это значит просто лгать:
Лгать перед сердцем, перед духом.
Коль человек полюбит раз,
Духовным оком, вещим слухом
Он видит нас, он слышит нас.
К чему ж писать? Я слышу, вижу".
Так думал я и потому,
Совсем не веруя письму,
Я переписки ненавижу.
Но, если отдан уж приказ,
Непослушанье безрассудно…
С чего начать?
Давно уж в моде
Беседу с дамой заводить
Намеком тонким о погоде,
А уж потом и говорить…
И говорить о всем об этом,
Что говорится целым светом,
На что с самих пеленок мать
Учила дочку отвечать,
Или сама, а были средства -
Через мадам, мамзель иль мисс…
(Здорова ли madame F[ern]iss?)
Простите: дней счастливых детства,
Дней первых слез, дней первых грез
Коснулся я… Бог с ними! Были
Да и прошли. Господь унес…
Мы о погоде говорили…
У нас плоха. Панелей плиты
Так и сочатся под ногой,
А крыши с самых труб облиты
Какой-то мыльною водой,
Как будто - вид довольно жалкой! -
Природа лапотки сняла,
Кругом подол подобрала
И моет грязною мочалкой
Всю землю к празднику весны…
Еще простите… Право, сны
О вечном солнце, вечном мае,
О том далеком, чудном крае,
Где дышишь вольно, где тепло,
Волнует желчь мне тяжело…
Но станет и у нас погодка.
Весна идет: ее походка,
Ее приемы и слова -
Без льдинок катится Нева,
Мосты полиция наводит,
По мокрым улицам давно
Ночь белая дозором бродит,
Глядит порой ко мне в окно,
Особенно, когда разгрязнет
И ехать некуда, - глядит,
Да так упорно, словно дразнит:
