Эрнест Хемингуэй - Острова и море
После паузы – немного выше…
Капитан Фрэнк в гавани,
Значит, ночью повеселимся!
Вторую строчку пропели четко, словно били в барабан. А потом продолжили:
Комиссар назвал Руперта псом черномазым,
Выстрел – и капитан Фрэнк сжег его дом дотла.
Потом они перешли на старые африканские ритмы, которые четверо на катере слышали у негров, тянувших канаты на паромах через реки, разделявшие Момбасу, Малинди и Ламу[6]. Негры дружно тянули канаты и пели тут же сочиненные песни, подсмеиваясь в них над белыми пассажирами парома.
Капитан Фрэнк в гавани,
Значит, ночью повеселимся.
Капитан Фрэнк в гавани.
Дерзкий, оскорбительный отчаянный вызов звучал в минорной мелодии. А затем – как барабанная дробь:
Значит, ночью повеселимся.
– Слышите, капитан Фрэнк? – склонился над кокпитом Руперт. – Вы еще ничего не сделали, а о вас уже песню поют.
– Кое-что я уже сделал, – сказал Фрэнк Томасу Хадсону. – Стрельну-ка еще разок для тренировки, – сообщил он Руперту.
– Тренировка – то, что надо, – радостно поддержал Руперт.
– Капитан Фрэнк тренируется, чтобы убивать, – кто-то сказал на причале.
– Капитан Фрэнк страшнее дикого кабана, – поддержал другой.
– Капитан Фрэнк – настоящий мужчина.
– Руперт, – попросил Фрэнк, – плесни-ка еще. Это не для храбрости, а чтоб рука не дрожала.
– Сам Господь направит вашу руку, капитан Фрэнк. – Руперт подал ему кружку. – Ну-ка, ребята, спойте про капитана Фрэнка.
Фрэнк осушил кружку.
– Итак, последняя репетиция, – сказал он и выстрелил – парашютная ракета перелетела через соседнюю яхту, задела бочки с бензином и упала в воду.
– Сукин ты сын, – тихо сказал ему Томас Хадсон.
– Помолчи, ханжа, – ответил Фрэнк. – Это мой звездный час.
И вот тогда на палубе соседней яхты показался мужчина в одних пижамных штанах с голым торсом и заорал:
– Эй вы, свиньи! Кончайте это дело! Из-за вас дама не может заснуть!
– Дама? – заинтересовался Уилсон.
– Да, черт вас возьми, дама! – ответил мужчина. – Моя жена. А вы, ублюдки, палите из ракетниц и не даете ей спать. Да и другим тоже.
– Дайте ей снотворное, – посоветовал Фрэнк. – Руперт, пошли кого-нибудь за снотворным.
– Вот что я скажу, приятель, – сказал Уилсон. – Надо вести себя как полагается хорошему супругу. Глядишь, она бы и заснула. Может быть, вы ее не удовлетворили. Может быть, она из-за этого расстроена. Моей жене психоаналитик всегда так говорит.
Фрэнк и Фред никогда не отличались хорошими манерами, и в данном случае Фрэнк вообще был кругом не прав, но пьянствовавший весь день мужчина в пижаме с самого начала взял неправильный тон. Джонни, Роджер и Томас не проронили ни слова. А эти двое с того момента, как мужчина нарисовался на палубе с криком «свиньи!», вели себя дружно, как давно сыгравшиеся игроки в бейсбол.
– Грязные свиньи! – продолжал мужчина. Видимо, словарный запас его был невелик. Ему было лет тридцать пять – сорок – точнее возраст определить было трудно, хотя мужчина и включил на палубе свет. После всех историй, которые о нем весь день рассказывали, Томас Хадсон думал, что у мужчины будет тот еще вид, но он выглядел вполне прилично. Наверное, успел поспать, подумал Томас Хадсон. А потом вспомнил, что дебошир заснул еще у Бобби.
– Я бы рекомендовал нембутал, – доверительно посоветовал Фрэнк. – Если у вашей жены нет на него аллергии.
– Непонятно, чем она недовольна, – сказал Фред Уилсон. – На вид вы довольно крепкий мужичок. И в великолепной форме. Готов поклясться, вы гроза теннисного клуба. Скажите, во сколько вам обходится поддерживать такую форму? Глянь-ка, Фрэнк! Видал ты когда-нибудь такой дорогостоящий торс?
– Только вы ошиблись, дружище, – сказал Фрэнк. – Не ту часть пижамы оставили на себе. Клянусь, никогда раньше не видел мужчину в одних пижамных штанах. Неужели вы и в постель в них ложитесь?
– Угомонитесь вы, наконец, свиньи паршивые, чтобы леди могла заснуть! – рявкнул мужчина.
– А не спуститься ли вам в каюту, – предложил Фрэнк. – А то как бы не схлопотать по шее за такие выражения. Ведь рядышком нет шофера. Это он отвозит вас в школу?
– Да не ходит он в школу, Фрэнк, – сказал Фред Уилсон, отставляя гитару в сторону. – Он большой мальчик. Бизнесмен. Неужели не видишь, что он ворочает крупными делами?
– Так ты бизнесмен, сынок? – спросил Фрэнк. – Тогда должен догадаться, что выгоднее всего тебе спуститься в каюту. Здесь все равно ничего хорошего не обломится.
– Он прав, – подтвердил Фред Уилсон. – Здесь у тебя нет будущего. Иди-ка лучше в каюту. А к шуму постепенно привыкнешь.
– Свиньи паршивые, – сказал мужчина, переводя взгляд с одного на другого.
– А ну-ка, красавчик, топай вниз, – сказал Уилсон. – Верю, на этот раз ты усыпишь свою женушку.
– Свиньи вы, – повторил мужчина. – Паршивые свиньи.
– Ты что, слов других не знаешь? Придумай что-нибудь новенькое, – поморщился Фрэнк. – Все «свиньи» и «свиньи» – надоело, право. Иди вниз, пока не простудился. Будь у меня такой потрясающий торс, я не подставлял бы его под ветер.
Мужчина внимательно осмотрел их, словно хотел запомнить.
– Ты нас не забудешь, – сказал Фрэнк. – А если вдруг забудешь, так я напомню тебе при встрече.
– Подонки, – огрызнулся мужчина и пошел в каюту.
– Кто он такой? – спросил Джонни Гуднер. – Где-то я его уже видел.
– Я его знаю, и он меня знает, – сказал Фрэнк. – Не человек, а последняя дрянь.
– Ты что, не помнишь, кто он такой? – переспросил Джонни.
– Ничтожество – вот кто, – ответил Фрэнк. – Какая разница, кто он, если он не человек, а полное ничтожество?
– Пожалуй, никакой, – согласился Томас Хадсон. – Но вы, двое, здорово на него насели.
– А как еще обращаться с таким ничтожеством? И почему насели? Мы не так уж грубо с ним обошлись.
– Свою антипатию вы показали довольно открыто, – сказал Томас Хадсон.
– Мне послышался собачий лай, – сказал Роджер. – Выстрелы и вспышки могли испугать его собаку. Хватит резвиться с ракетами. Я знаю, вы развлекаетесь, Фрэнк. Вам все сходит с рук, пока ничего плохого не произошло. Но зачем пугать несчастную собаку?
– Да это его жена лает, – весело заявил Фрэнк. – Пальнуть, что ли, в его каюту и посмотреть при свете ракеты, чем они там занимаются.
– С меня хватит! Я ухожу! – сказал Роджер. – Ваши шуточки мне не по душе. Мне не смешно, когда выпендриваются на автомобилях. Мне не смешно, когда самолетом управляет пьяный летчик. И мне не смешно, когда пугают собак.
– А вас тут никто не держит, – сказал Фрэнк. – За последнее время вы всем порядком надоели.
– Вот как?
– А вы как думали! Вы с Томом оба стали ханжами. Не даете людям повеселиться. Исправились, видите ли! Сами успели в жизни взять свое. А другим нельзя. Очень уж сознательными стали.
– Так это, выходит, я из-за сознательности не хочу, чтобы вы подожгли причал Брауна?
– Точно. Просто она так у вас проявляется. В особо дрянной форме. Слышали мы, что вы вытворяли на материке.
– Шел бы ты со своей пушкой развлекаться в другое место, – посоветовал Джонни Гуднер. – Мы хорошо проводили время, пока ты не заварил эту кашу.
– И вы туда же, – обозлился Фрэнк.
– Послушай, полегче на поворотах, – предостерег его Роджер.
– Я здесь единственный, кто еще любит повеселиться, – сказал Фрэнк. – А вы все великовозрастные ханжи и лицемеры…
– Капитан Фрэнк, – склонился над бортом причала Руперт.
– Руперт – мой единственный друг, – поднял голову Фрэнк. – Что надо, Руперт?
– Как насчет Комиссара, капитан Фрэнк?
– Мы спалим его дотла, старина Руперт.
– Храни вас Бог, капитан Фрэнк, – сказал Руперт. – Хотите еще рому?
– Мне и так неплохо, – ответил Фрэнк. – Все лежат?
– Ложись! – скомандовал Руперт. – И не шевелиться.
Фрэнк выстрелил за пределы пристани, и ракета, осветив гравиевую дорожку у веранды дома Комиссара, там же и сгорела. Негры на пристани заохали.
– Вот, черт! – воскликнул Руперт. – Почти попала. Не повезло. Еще разок, капитан Фрэнк.
На соседней яхте загорелся свет, и на палубу снова вышел ее хозяин. На этот раз он надел белые полотняные брюки, белую рубашку и спортивные туфли. Он был гладко причесан, на раскрасневшемся лице расплылись белые пятна. Ближе всех, спиной к нему, сидел Джон, рядом с мрачным видом расположился Роджер. Между палубами было фута три воды. Мужчина с яхты уставил палец на Роджера.
– Ты, скотина! – сказал он. – Грязная скотина!
Роджер посмотрел на него с удивлением.
– Ведь ты меня имеешь в виду? – крикнул Фрэнк. – Тогда не «скотина», а «свинья».
Не обращая на него внимания, мужчина продолжал обзывать Роджера.
– Жирная скотина! – Мужчина почти задыхался от злобы. – Жулик! Плут! Гнусный писака и никудышный мазила.
