Герман Вук - Городской мальчик
– А вот мой сын Герби говорит, что видел эту коробку у Кригера дома, в шкафу.
Тут присутствующие стали восклицать наперебой.
Мистер Пауэрс. Он не в своем уме. Займемся делом.
Миссис Букбайндер. Герби, я велела тебе идти на улицу.
Мистер Кригер. Герби… ошибка. У меня есть коробка… совсем не похожа на коробку с голубой бумагой.
Юрист Гласс. Между прочим, а что мальчик вообще знает об этом деле?
Герби. Это правда. Я точно видел ее.
Все приведенные выше реплики были произнесены разом, громкими голосами, и никто ничего не понял.
Над общим гомоном возвысился глубокий и сердитый голос мистера Берлингейма:
– Позвольте, господа, вчера я получил от вас безусловное заверение в том, что дело о так называемой голубой бумаге полюбовно улажено и что все готовы к продаже. Если же по поводу этой сделки остается хотя бы тень сомнения, ну, тогда я…
– Нет никаких сомнений, – перебил его Пауэрс. – Мистер Гласс, может, мы займемся контрактами? Голубую бумагу украли, ее нет.
– Нет, не украли, – громко возразил Герби.
Тут все взрослые уставились на него.
– И откуда вы столько знаете, молодой человек? – нетерпеливо спросил юрист.
– Потому что это я украл из Хозяйства те пятьдесят долларов. А коробки я никакой не брал!
Масло было выплеснуто в огонь. Под залпы вопросов и возгласов миссис Букбайндер бросилась к мальчику и взяла его под свое крыло.
Сначала запинаясь, а потом все свободнее при виде смолкших от изумления взрослых Герби описал историю своего ночного приключения. Он сознался в подслушивании, которое натолкнуло его на замысел. Объяснил, что деньги понадобились ему на строительство горки. Особо подчеркнул свое намерение вернуть деньги, пересказал записку, которую составил, но забыл подбросить, и поведал о коварстве мистера Гаусса, не пытаясь обелить себя за его счет. Он умолчал о роли, сыгранной Клиффом и Умным Сэмом, и скрыл сцену, которая разыгралась между Кригером и Пауэрсом и которую он наблюдал из холодильной камеры. Ему понадобилось немало минут, чтобы облегчить душу. В середине рассказа отец выпустил его потную ладонь и оперся обоими локтями на стоявший позади сервант, смерив сына вместе растерянным и гневным взглядом, что не прибавило мальчику присутствия духа. Остальные слушали с разнообразно недоуменными лицами, то и дело прерывая рассказчика короткими вопросами. Больше всех вопросы задавал юрист Гласс. Наконец, Герби завершил исповедь, заключив на последнем издыхании:
– Вот так я это сделал и рад, что все рассказал, пусть даже теперь меня отправят в исправительную колонию. Но я не брал никакой коробки!
Миссис Букбайндер, с увлажненными глазами и пунцовыми щеками, притянула его к себе:
– Тебя не отправят в исправительную колонию.
Мужчины озадаченно переглянулись.
Первым заговорил Пауэрс.
– Полагаю, мальчик все выдумал. Считает себя героем. Совершенно неправдоподобная история.
Все это время Джейкоб Букбайндер не сводил глаз с сына. Тут он вымолвил суровым, сиплым голосом:
– Герби, ты всегда был самым отъявленным лентяем во всем Бронксе. Если ты вправду совершил все эти безумства, скажи – зачем?
Герби покосился на юриста, залился краской и опустил глаза.
– Смелее, смелее, юноша, – подбодрил его мистер Гласс, – никто не причинит вам вреда, если вы скажете правду… скажете правду. Зачем вы все это проделали?
Молчание в ответ.
– Скажи нам, Герби, пожалуйста, – пролепетала мама. – Ты должен сказать.
Герби не видел выхода. Красный как рак он выпалил:
– Ладно. Я хотел понравиться Люсиль Гласс.
Всех взрослых, кроме Пауэрса, разобрал смех. Подобная реакция может показаться странной в столь безрадостных обстоятельствах, но таковы уж люди. Всякому, кто бывал на похоронах, знакомы взрывы хохота в автомобилях, возвращающихся с кладбища. Это срабатывает предохранительный клапан. Веселость быстро улетучилась, и Джейкоб Букбайндер сказал:
– Так, если он не брал коробки, тогда возникает вопрос: где же она?
– Когда я прятался в леднике, – проговорил Герби, – я видел, как мистер Кригер с мистером Пауэрсом стояли перед открытым сейфом и спорили из-за нее. Коробка была в руках у мистера Кригера…
– Все, – чуть не завизжал Кригер, – погодите… все честные люди. Я знаю, как было… объясняю лучше. Да, само собой, коробка у меня. Защитить тебя, Джейк… только защитить тебя. Пауэрс кремень… говорит, сжечь бумагу, раз и нету… А голубая бумага цела, потому что я защищать…
– Вы наглый врун, Кригер! – заорал Пауэрс да так стукнул кулаком по обеденному столу, что зазвенела посуда, а два эклера скатились на пол. Миссис Букбайндер машинально нырнула за эклерами, воскликнув: «Прошу вас, господа, при ребенке, при ребенке!»
– Герби, ступай в свою комнату и разденься, – велел отец. За окном еще был ясный день, так что ничего хорошего этот приказ не предвещал. Герби начал бочком пробираться к двери.
Мистер Берлингейм пригладил прямой ладонью лысую макушку и взял со стула свою шляпу.
– У вас замечательный сын, мистер Букбайндер, замечательный. Надеюсь, господа, вы понимаете, что «Интерборо» полностью устраняется от этих переговоров? Мы ни на каких условиях не намерены приобретать «Бронкс-ривер». Желаю вам всего наилучшего.
К нему подскочил Пауэрс и загородил выход из столовой, одновременно помешав выйти и мальчику. Герби забился в угол и попробовал притвориться невидимкой.
– Мистер Берлингейм, записка моего отца не имеет никакой юридической силы. Так говорит Гласс, так говорит Салливан из «Гаранта билдинг энд лоун». Я могу доказать это в суде. Неразбериха с кражей – глупое недоразумение. Вы не можете отказаться от заключенной сделки, сэр, только из-за бредней одиннадцатилетнего мальчишки.
Мистер Берлингейм надел шляпу и решительно надвинул ее на голову.
– Боб, я уже говорил тебе, без доброй воли Букбайндера и его согласия остаться управляющим недвижимое имущество «Бронкс-ривер» нам не нужно. К тому же «Интерборо» не покупает недвижимость, если есть хоть малейшая неясность в правах собственности. Я знал твоего отца, Боб. Его не порадовали бы твои сегодняшние успехи. Прошу покорно извинить меня.
Пауэрс отступил в сторону. Мистер Берлингейм вышел из комнаты. Красивое лицо молодого человека позеленело. Он упал на стул и прикрыл рукой глаза, сдавив переносицу большим и указательным пальцами.
– Ах, перестаньте, Боб, – быстро подошел к нему Гласс под стук входной двери и положил руку на плечо. – Уж не так это серьезно… не так это серьезно.
Пауэрс поднял взгляд на пухлого юриста. Плечи у Пауэрса обвисли. В глазах стояли слезы. Герби никогда раньше не видел, как у взрослых мужчин проявляется горе. Он смотрел не мигая из своего угла между бюро и стеной.
– Недвижимость есть недвижимость, – добавил юрист, похлопывая Пауэрса по плечу. – Недвижимость есть недвижимость. За вашу долю в «Бронкс-ривер» по-прежнему можно без труда получить пятьдесят тысяч.
– Найдите мне покупателя за тридцать, – сдавленно проговорил Пауэрс. – Как вы думаете, Луис, почему я ухватился за эту сделку? Мне нужно тридцать тысяч наличными. О Боже, ну и влип!
Юрист мрачно кивнул. До слуха Герби едва долетели его слова:
– Боб, это все из-за «Монтока», с которым я не советовал тебе связываться?
Пауэрс ответил коротким кивком. Мистер Гласс опустил уголки рта и перевел взгляд на Букбайндера.
– Что сделано, то сделано, – произнес он. – Ну как? Вам представился случай выкупить дешево все предприятие… дешево все предприятие. Выкупаете долю Боба за тридцать?
Отец Герби вытянул руки ладонями наружу – извечный жест, у дикарей означающий «Безоружен», а у людей цивилизованных – «Без гроша». Юрист покосился на Кригера, но компаньон Букбайндера прятал глаза и неотрывно смотрел в окно.
– Герби! – опомнился вдруг Джейкоб Букбайндер, заметив случайно сына. Наш толстяк подпрыгнул и опрометью бросился к двери. – Я десять минут назад велел тебе идти в свою комнату и раздеться. Немедленно делай, что сказано, иначе…
Но больше Герби ничего не услышал. Шустрые маленькие ножки уже домчали его из столовой в спальню, и он захлопнул за собой дверь.
27. От правды бывает больно
Спустя несколько минут в комнату Герби пришла миссис Букбайндер. Ее сын, переодетый в чистейшую желтую пижаму, лежал на кровати ничком. Она тихонько присела рядом и погладила его по плечу со словами: «Герби, что случилось?»
Мальчик перевернулся и сел. Глаза его были сухи, но взгляд выражал отчаяние.
– Что случилось? Ты даешь, мам, ну и вопросик.
– Да не пошлют тебя в исправительную колонию, сынок. Мистер Гласс большой человек. Он пойдет в полицию и все им объяснит. Ничего тебе не будет.
– Ага. Может, и не будет. – Герби подтянул коленки, облокотился на них и уткнул подбородок в ладони. – Но ведь я же украл, верно?
– Герби, а куда подевалась записка?
