Юхан Борген - Маленький Лорд
В холле зазвонил телефон, оп не вскочил, а медленно поднялся, сделав знак рукой – пусть, мол, никто не беспокоится, – и закрыл за собой дверь. В гостиной воцарилась мертвая тишина. Он слышал ее за собой, идя к телефону и сняв трубку.
– Мальчик пьян, – сказал дядя Мартин.
Фру Саген встала и подала мужчинам сигары.
– Чепуха! – сказала она. – А что, если нам пойти в сад, поиграть в крокет?
– Если только мы разглядим шары, – с готовностью отозвалась тетя Шарлотта.
Вилфред долго не возвращался. Они стали прислушиваться.
– Придется что-нибудь накинуть на себя, – заметила Кристина.
Она подошла к двери, но остановилась. Ей не хотелось встречаться с Вилфредом в холле один на один, к тому же он говорит по телефону. Их просто гипнотизировал его телефонный разговор и то, что Вилфреда так долго нет. Когда он вернулся, все почувствовали какое-то облегчение. Услышав, что они собираются выйти, он тут же принес дамам пальто. Они будут играть в крокет, в миролюбивейшую игру, залог гармонического, безмятежного настроения. Вилфред притащил из гардероба все, что мог, целый ворох пальто и накидок, и стал помогать дамам одеться.
– Помилуй бог, мы же не на Северный полюс собрались, – сказала тетя Шарлотта.
Мать спросила:
– Кто звонил?
– Андреас, – ответил он. – Он опять забыл, что ему задано.
– Андреас? – переспросил дядя Мартин. – Это твой приятель, тот, который в очках? У него такой глуповатый вид.
Дамы уже покончили с одеванием и одна за другой, точно вереница отпущенных на свободу пленниц, потянулись на веранду, а оттуда вниз, на крокетную площадку. Галантно раздав им молотки, Вилфред вернулся в дом. Все его хорошее настроение как рукой сняло.
– Андреас вовсе не глуп, – холодно сказал он.
– Но я думал… – смешался дядя Мартин. – Ведь ты сам…
Вилфред почувствовал, как в нем закипает раздражение.
– Андреас очень хороший парень, – объявил он.
– Конечно, конечно, – подтвердил дядя Мартин.
– Очень хороший, – повторил Вилфред. – Он учится на вечерних курсах. Хочет выйти в люди.
Дядя Мартин сосредоточенно обрезал кончик сигары.
– Отец его человек небогатый.
Дядя Мартин затянулся сигарой и выпустил дым.
– А мать больна!
Дядя Мартин сказал, желая положить конец разговору:
– Очень жаль. Весьма прискорбно.
– Безнадежно больна, – упрямо повторил Вилфред. – И у него два брата. Один набивает чучела. Он пользуется мышьяком.
Дядя Мартин огорченно повертел в руках стакан. Он вдруг вспомнил о письме из школы, которое его сестра когда-то показала ему. Что-то в тех чернилах…
– Может быть, ты подашь мне пепельницу, – сказал он.
– Он продает чучела в музей. И вообще, по-моему, его отец пьет.
Вилфреду никогда прежде не приходило в голову, что отец Андреаса пьет. Все его хорошее настроение как рукой сняло. Он уже не был больше счастливчиком Маленьким Лордом. По телефону звонил директор школы. Он хотел поговорить с матерью. Вилфред ответил, что ее нет дома. В последнее время в школе возникли кое-какие недоразумения. Вилфред ждал звонка или письма. Как видно, ему никогда не избавиться от этих мелочей…
– Небогатый человек, – упрямо повторил Вилфред. – Даже просто бедный.
– Вот что, мой мальчик! – тихо сказал дядя Мартин. – Помни: никогда не следует напиваться за семейным обедом.
Вилфред уставился на него, разинув рот.
– При случае можно немного выпить, при случае можно пригласить родных на семейный обед, но соединять то и другое…
Дядя Рене, который расхаживал по комнате, разглядывая окружающие безделушки, подошел к ним ближе.
– Как нелепо выбрано место, – сказал он об иконе, висевшей над входом в эркер.
Мелочи. Они мельтешат вокруг тебя, берут тебя в кольцо. Об этом Вилфред и хотел рассказать венскому врачу – о мелочах, которые возвращаются снова и снова, цепляются друг за друга и опутывают тебя, словно сетью.
– Спасибо за совет, – сказал он дяде Мартину, когда дядя Рене снова отошел в сторону.
– Не за что, – беззлобно ответил дядя Мартин. – Вообще, насколько я понимаю, ты у нас из молодых да ранний…
Вилфред вяло взглянул на него. Дядя Мартин человек светский, он знает человеческие слабости, на свой лад он даже либерален. У него двое сыновей, с которыми ему не приходится говорить на неприятные темы. Вот человек, который не боится мелочей – он умеет с ними справляться.
– А хотя бы и так, что из того? – упрямо возразил Вилфред. Дядя Мартин пожал плечами. Подошел дядя Рене и предложил прогуляться, пока не совсем стемнело. Прогуляться втроем, в мужской компании. Дядя Мартин согласился: он был не из тех, кто любит длить неприятные минуты. «Мамин брат», – подумал Вилфред. Он сказал:
– А я, пожалуй, поднимусь наверх.
Наверху он заложил палец в рот, потом принял две таблетки аспирина. Дядя Мартин прав. Нельзя напиваться за семейным обедом. Напиваться вообще нельзя. И эта история в школе… Они втроем зашли на перемене в школьную мастерскую и устроили там выпивку. Вино принес Вилфред. Дело было довольно невинное, но один из участников попойки на уроке священной истории развоевался и заявил, что Христос был социалистом.
А уж эти директора… не могут сами навести порядок в школе. Обязательно им надо жаловаться родителям. Вилфред уже вышел из этого возраста. Он взрослый. Завтра он пойдет к директору, скажет ему наедине пару теплых слов и покончит с этой историей.
Вилфред лег на кровать. Да, пора покончить со всеми этими мелочами. Покончить – точное слово. Или покончить с мелочами, или с самим собой. С собой тоже можно покончить, если другого выхода нет. Если мелочи не поддаются. Или если их становится все больше и они растут и не хотят, чтобы с ними покончили.
Уже засыпая, он бросил быстрый взгляд на портрет отца… так тоже можно покончить с мелочами.
21
Он лежал голый, по нему ползали муравьи. В раны забились хвойные иглы.
Он медленно перевернулся, упираясь коленями в землю, и попытался уползти глубже под деревья. Но голова была такая, точно ее набили осколками стекла. Он снова упал, сдаваясь неизбежному. Причудливые тени, точно грузные всадники, проносились в мозгу, оставляя за собой сверкающие провалы.
Ссадины… Он осторожно ощупал кончиками пальцев другую руку от локтя до кисти. Пальцы в ужасе отдернулись. Потом он провел рукой под глазами. И рука, и глаза были чужими. Мелькнули короткие темно-синие вспышки воспоминаний, оставив за собой островки полыхающего пламени… Он застонал. Не может быть… Только не это… Память клубилась яростными волнами, точно рассвирепевшее море. Потом все снова куда-то сгинуло… потом опять всплыли какие-то обрывки, и он цеплялся за те из них, которые были менее мучительны…
«Кураге!» [[8] ] В каком-то кафе ему вздумалось разыграть из себя шведа. Он подозвал официанта: «Кураге!» Подбежали какие-то люди, одетые в черное. Это было… было… где же это было?
Он рассказывал о своем отце. Точно! Подробности о своем отце: «Знали бы вы, какой он был строгий! Бывало, отстегнет манжеты, положит их на стол, а сам идет к зеркалу, за которым висят розги…» Его выкинули вон… нет, погодите, ничего подобного, его вежливо попросили уйти. Инспектор с рыжеватыми волосами, расчесанными на пробор… Нет, это было в другом месте…
Он молил бога ниспослать ему сон, безмятежный и бесконечный, и сон пришел, но не безмятежный, а пронизанный вспышками багровых молний, наполненный беззвучными видениями и не бесконечный, потому что то и дело прерывался, и в эти секунды проясняющееся сознание ослепляло нестерпимой болью.
На какое-то мгновение Вилфред даже сел, изумленно оглядывая стоящие вокруг ели, но потом на него снова обрушилось беспамятство, прерываемое приступами мучительной дрожи.
Забегаловки с грязными скатертями и официантами, прыщеватыми и белесыми, как проросшие картофелины, – в одном из таких мест он и стал говорить по-шведски. А этих мест было много: какие-то кафе, молчаливые мужчины, перед ними маленькие бутылочки, и краснолицые, до смерти усталые мужчины за большими стаканами. Их было много, этих кафе, похожих на узкие пещеры, и все населены отцами. Вилфред с жадным любопытством разглядывал их, надеясь что-то узнать. Держался он совершенно прилично, пил маленькими стаканчиками и помалкивал. Но потом ему захотелось что-нибудь крикнуть. Где это было? Когда? Да, да, мать жила на даче, он был в городе один, приехал на пароходе, с тем чтобы вскоре вернуться на дачу, это было… да, да, возможно, что и вчера, вполне вероятно.
Ресторан «Масонская ложа». Точно. В маленьких трактирчиках, потягивая вино, он пытался выведать тайну отцов, но вел себя вполне прилично. А потом очутился в ресторане «Масонская ложа». В тот момент он все еще был хорошо одетым молодым человеком. Он ел одно за другим изысканные блюда и пил дорогое белое бордо. Он говорил с французским акцентом, советовался с метрдотелем и смаковал еду и напитки.
