Кнут Гамсун - Местечко Сегельфосс
Лассен спросил про пастора.
– Его задержали, – ответила фру, – но он просил кланяться.
– Папа ужасно занят другими делами, – сказала одна фрекен Ландмарк и хихикнула.
– Он изучал чертеж молотилки, – подхватила сестра и тоже хихикнула.
Обеим девицам был показан кавалерский крест ордена св. Олафа и было разрешено подержать его в руках. Пасторша и Лассен сошлись на том, что жить надо непременно на юге.
– Так возвращайтесь поскорей в Христианию! – сказал он.– Надо же вам, наконец, побывать у меня и посмотреть мою библиотеку и мои древности.
ГЛАВА XVI
А потом пастор Лассен уехал. Он продолжал путь в Финмаркен, чтоб изучать лестадианизм на месте его родины. Он был искренно рад возможности выбраться из уголка, где прошло его детство, из этого Сегельфосса в Нордландии; он сам понимал, что не подходит к таким людям, как Ларс Мануэльсен, Юлий Ларсен и Пер из Буа, и решил никогда больше сюда не возвращаться.
– Прощай, мать! – сказал он.– Не плачь, мне лучше будет в Христиании, – прибавил он.
Юлий ничего не получил от брата за постой и не скрывал, что этот же брат увез с собой две книжки, бывшие в гостинице, которых он, Юлий, не отдал бы и за две кроны каждую.
– Я не стану на него жаловаться в суд, – сказал Юлий, – но я его не уважаю. Ни вот столечко!
Да, Юлий не понимал брата, достигшего такого величия, и сестра Давердана была тоже немногим лучше.
– Ну, а про меня Ларс не спрашивал? – спросила она, – и не упомянул? Что ж, скатертью ему дорожка, – сказала Давердана. Она была замужем, жила своим хозяйством и шила мешки на мельницу, так что зарабатывала лишние деньги; вдобавок, была рыжеволосая и имела много поклонников.
Но вот настал день, когда никто уже не стал шить мешков на мельницу. Этого нельзя было ни оттянуть, ни предотвратить, ни избегнуть, нет.
Фрекен Марианна опять нагнала своего отца на дороге, она была в своей красной пелерине с мехом. Она сказала ему:
– Я пошла за тобой, чтоб показаться тебе. Отец улыбается:
– Какая на тебе хорошенькая шляпка!
– Ты находишь? Но зато она очень дорогая.
– Да, наверное. Но она большая и красивая.
– Разве мельница сегодня не работает? – спрашивает она.
– Совершенно случайно, – отвечает отец.– Мне пришлось взять Бертеля из Сагвика и Оле Иогана на другую работу.
– Я вижу, они что-то роют на пригорке, что это будет: колодезь или погреб?
– Это будет алмазная пещера, – ответил отец, напуская на себя таинственность, как и много раз раньше.– Милочка Марианна, иди домой и не заглядывай в пещеру.
– Помнишь, когда Феликс и я были маленькие, ты переносил нас на руках как раз на этом месте, – сказала она, – потому что здесь всегда было очень топко.
– Да. Мне кажется, что это было совсем не столько лет тому назад. А теперь скоро вы с Феликсом сможете перенести меня.
– Время идет! – сказала Марианна.
– Время идет, милый мой мудрец! – ответил отец, улыбаясь.
Подходит Мартин-работник, он опять начал охотиться и идет из леса, неся через плечо дичь.
– Я шел к вам с этими птицами, – говорит он, кланяясь.
– Это Виллац Хольмсен приказал тебе?
– Да.
– Поблагодари его, когда будешь писать, – сказала Марианна.
И тут Мартин-работник спрашивает, он ведь так давно знаком с господами, что может себе это позволить, – он спрашивает:
– Неужто Ларса Мануэльсена не засадят за кражу? Марианна не отвечает, а господин Хольменгро говорит:
– Как ты думаешь, что сделал бы лейтенант?
– Ну, – приходится Мартину-работнику ответить, – лейтенант пустил бы вора на все четыре стороны, потому что не захотел бы мараться с такой дрянью.
– Вот видишь!– сказал господин Хольменгро.
На обратном пути Марианна была очень задумчива. Хитрость ее оказалась неудачной, она не сумела заставить отца открыть перед ней свое сердце, как ни старалась. И не удалось также вызвать его на выговор по поводу ее шляпы, он ничем не выдавал себя. А шляпа была совсем не новая и не дорогая, она была куплена два года тому назад, и Марианна сама переделала ее. Это была уловка, ей хотелось вызвать отца на маленький упрек, но нет! Ей же самой было совсем не до шляпы.
Дома она застала ленсмана из Ура, который мимоходом спросил ее про отца.
– В чем дело, ленсман?
– Нет, ничего, фрекен Марианна, решительно ничего. Просто два слова, раз уж я попал в ваши места…
В следующие два дня в Сегельфоссе явились какие-то странные приезжие, городские господа, но не коммивояжеры; они остановились в гостинице и вызвали туда господина Хольменгро для переговоров. Там же находился и толстый адвокат Раш, и ленсман из Ура, но тот, по-видимому, стремился поскорее уйти. Все они беседовали при запертых дверях.
Мельница продолжала стоять, и господин Хольменгро объяснял это тем, что двое заведующих мельницей понадобились ему для другой важной работы. А Бертель из Сагвика и Оле Иоган копали какую-то таинственную яму, и предполагалось, что это одновременно и погреб, и яма, безопасная от огня и с замечательными приспособлениями против взлома и обвала. Стены изнутри выложены толстой каменной кладкой.
– Как думаешь, что он там собирается прятать? – спросил любопытный Оле Иоган.– Говорят ведь, что ему и прятать-то больше нечего.
– Кто это говорит?
– Я слыхал. В лавке говорили.
Бертель из Сагвика всегда на стороне хозяина, так всегда было, он родился с этой редкой слабостью, он отвечает:
– Ну, уж наверное у него побольше, чем знают в лавке.
– Сказывают, будто сюда приехали с юга какие-то важные господа, и они переписывают все до капельки, что имеется у Хольменгро, – заявляет Оле Иоган.
– Мать твоя родила такого же переписчика, – отвечает Бертель своим обычным присловьем.
Да, в Буа догадывались, в чем дело; у молочника Теодора был особый нюх, природное чутье, и он не находил причин щадить дом Хольменгро от подозрений. Фрекен Марианна проявила к нему такое жестокосердие и пренебрежение, может быть, теперь она удостоит заметить его на поверхности земли.
Может быть. Но Теодору из Буа не следовало бы на это рассчитывать, Марианна была такая же, как всегда, в красной перелине и большой шляпе. А новые события? Они, как будто, не были для нее неожиданностью, возможно, что она догадывалась о положении своего отца, она была хитрая и смышленая, умела перехватывать письма и телеграммы. Зачем же она и ускорила летом свою помолвку в Виллацем Хольмсеном, если не для того, чтобы предупредить крах и катастрофу?
Но одна вещь, как будто, сбила фрекен Марианну с толку: Борсен, начальник телеграфа, который как раз в эти дни лишился места и которому только и оставалось, что шляться по дорогам, этот самый Борсен часто встречался ей и ее отцу, когда они выходили гулять, и всякий раз Борсен кланялся помещику, как королю. В чем тут дело? Если кто-нибудь знал положение ее отца и просматривал его телеграммы Феликсу и от Феликса из Мексики, то конечно, Борсен. И он по-прежнему кланялся помещику низко и почтительно.
– Что же это, неужели отец не разорен? – думала Марианна.– Или Борсен находит, что он достоин почета и уважения и после своего падения?
Она поймала своего старого друга, ленсмана из Ура, и сказала:
– Почему вы ответили, что ничего нет, когда было так много?
– Я тогда не знал, – ответил ленсман, – Я получил телеграмму, но не понял ее.
Теперь она знала наверное.
Ну да, совершенно разорен, он был на дне, игрок поставил на карту свой последний скиллинг и проиграл. Так вот каков был этот господин Хольменгро, приехавший в Сегельфосс и сыгравший роковую роль для себя самого и для других. Он был явлением из незнакомого мира, из глубины, он был король, превративший жизнь в загадку, какова она и есть.
Он не жаловался, не разговаривал. Раньше, когда ему случалось понести крупный убыток, он иногда напивался, как матрос, и жаловался, теперь он вел себя с большим достоинством, он копал замечательный погреб, который собирался чем-то наполнить, он даже улыбнулся и был приветлив и ласков, как будто и сейчас он мог лечь и проспать четверо суток одним духом и проснуться богатым и беззаботным. Странный человек! Однако адвокат Раш с изумлением заметил, что при первом свидании с приезжими городскими господами помещик снял с пальца свое таинственное кольцо, франкмасонское кольцо, и спрятал его в карман. Почему это? У одного из приезжих господ было тоже франкмасонское кольцо на пальце, но он его не снял. Может быть, помещик не хотел обнаруживать свое высокое звание теперь, когда он пал? Или же, может, он вовсе и не франкмасон? Адвокат Раш впал в сомнения.
Да, адвокат Раш впал в сомнения и относительно некоей телеграммы из Порто– Рико, от некого Феликса, касавшейся продажи некоего судна, огромной суммы. Может быть, это тоже выдумки?
«В сущности, – думал адвокат Раш, – чего же и можно ожидать от человека его происхождения, при недостатках его образования!»
