Борис Житков - Виктор Вавич
— Нет, уж у нас, знаете… Виктор кивал головой.
— А то ведь, — шептал хозяин, — для публики ведь смущенье, помилуйте! За что же скандал делаете? Виктор глянул на хозяина.
— Слов нет, бывают случаи, — шептал хозяин. Обиженно вздохнул.
— Семга замечательная, ей-богу, замечательная, — сказал Виктор.
— Плохого не держим, — надуто говорил хозяин. Глядел в сторону и ножиком барабанил по мрамору. Виктор вынул платок и обтер губы.
— Помещение смотреть будете? — Хозяин уж кивал распорядительно приказчикам: дергал вверх подбородком.
— Нет, уж другой раз.
— Как угодно-с, как угодно-с. А то можно. Как вам время. Очень приятно.
— До свиданья! — Виктор боком кивнул и стал протираться сквозь публику. На дам не глядел.
— Честь имеем. Очень приятно. Очень даже великолепно-с, — говорил вслед хозяин.
«Надо было додержать до конца строгость», — думал Виктор на улице и от досады ступал с размаху. Стукал панель.
«Вышло, будто он меня объехал, — думал Виктор, — все дамы так, наверно, и подумали», — Виктор вынул из кармана свисток.
— Т-р-р-р-рук! — и прикрыл пальцем дырку: благородно, коротко и приказательно.
Городовой сорвался с перекрестка, подбежал, вытянулся.
— Смотри мне. Чтоб в одиннадцать все лавки крыть. Ни минуты мне, без затяжек! — И сам не знал, что кивал свистком на лучезарную витрину, на серебряные колбасы. — Где народу натолклось, предупреди, пусть как хотят там, черт их дери: в одиннадцать — шторы и на замок. Порядок нужен.
— Слушаю, — сказал городовой. — Всех крыть прикажете?
— Всех! — крикнул Виктор. — К чертям собачьим, — сказал Виктор уже на ходу.
Груня к вечеру ждала гостей. Новые знакомые. Все было новое. Новые часы в кухне помахивали маятником, чтобы не стоять на месте, когда все весело суетятся. Груня приседала около духовой, а Фроська держала наготове полотенце: а ну пирожки поспели — вынимать. На полке новые кастрюли, казалось, звенели отблеску. Из духовки горячим ароматом крикнули пирожки.
— Давай! — Груня дернула полотенце, шипела, обжигалась и тащила лист из духовки. — Фрося! Фрося! Фрося!
Фроська махом брякнула табурет. Пирожки лежали ровными рядами и дышали вкусом, сдобным духом.
Груня, красная, присела над горячим листом, замерла — любовалась на пирожки, как на драгоценные камни. Фроська, наклонясь из-за плеча, тянула носом.
В дверь стукнули. Обе дрогнули. И сейчас же незапертая кухонная дверь распахнулась, и шагнул мальчик в белом фартуке поверх тулупчика. На голове доска.
— От Болотова это. Надзиратель здеся живуть? И мальчик сгрузил доску на стол, снял длинный сверток, увесисто шлепнул сверток об стол.
— Это чего это там? — Груня тыкала пальцем сверток.
— Надзиратель заходили, сказали на дом снесть. Не знаю, как бы не семга.
Груня нюхала: сверток пах морозом, бумагой, приятной покупкой.
— До свиданьице! — мальчик взялся за дверь.
— А сколько следует? — крикнула Груня.
— В расчете-с, — сказал мальчик и улыбнулся лукаво и весело Груне в лицо.
— Пирожочков, пирожочков! — Груня схватила пару пирожк��в, перебрасывала их из руки в руку и кричала: — Ну скорей! Фартухом, фартухом бери: обожжешься. Как не требуется? Бери! Ой, брошу!
Мальчик, смеясь, подхватил пирожки в передник и бойко выбежал за порог, застукал по ступенькам и с лестницы крикнул:
— Очень вами благодарны!
— На морозе не ешь, простудишься, — крикнула Груня в двери и поспешила к свертку. Не терпели пальцы, срывали бумагу.
Чем богаты
— НИКОГО еще нет? — шепотом спросил Виктор в сенях и обдал горячую Груню свежим воздухом от шинели.
— Никого еще. Подсучи рукав, — Груня держала на отлете масленые руки и подставляла Виктору локоть — красный, довольный, веселый локоть. — Там наставлено! — Груня мотнула головой на дверь и пустилась по коридорчику в кухню.
В столовой на блестящей скатерти хором сияли стаканы, рюмочки, новые ножички. Расчесанная селедка и аккуратной цепочкой кружочки луку. Маринованные грибки, как полированные, крепко глядели из хрустальной мисочки.
Виктор залюбовался. Потушил электричество, зажмурился и снова зажег, чтобы сразу и заново глянуть. Обошел стол, подровнял ножички, вилочки, поправил один грибок, чтоб головкой вверх. Он шатал головой, чтоб блеск бегал, переливался по стеклу, по блюдечкам. Догадался, качнул над столом лампу: он смотрел, а блеск перебегал волной, играл приливом-отливом.
Придвинутые стулья ждали гостей.
Позвонили. Виктор торопливой рукой остановил лампу, побежал встречать.
В дверях стоял молодой человек с красным лицом в форменной почтовой фуражке. Фроська, распахнув дверь, держалась за ручку мокрым мизинцем.
— Можно? — и молодой человек лукаво смеялся.
— Пошла, — шепнул Виктор Фроське. — Прошу, — крикнул Виктор и пригласил рукой.
— Проходи, Жуйкин! — крикнул голос сзади, и Жуйкин, споткнувшись о порог, влетел в сени. Другой чиновник, постарше, с поднятым воротником, тщательно закрывал дверь на французский замок. Он запотелыми очками глядел на Вавича.
— Здоровиссимо! Ничего не бачу, хучь дивлюся кризь окуляры! — поднял брови на рябом лице.
— И чего хохлит? — смеялся Жуйкин. — Фамилия Попов, а после кружки пива начинает заламывать.
— Зачем же по дороге-то заходить, господа! — Вавич качал головой. — Ей-богу, обидно, — и стаскивал с гостей пальто. — Пожалуйте, — Виктор едва сдерживал улыбку ожидания.
Попов протирал синим носовым платком очки и щурился на стол:
— Нет, побачь, каких Лукуллов понаставил! Виктору улыбка рвала губы.
— Чем богаты.
Жуйкин потирал руки и кланялся спиной: столу, стенам. Рыжие волосы редким бобриком блестели от помады, блестел тугой воротничок и пуговки на форменной тужурке.
— А где же изволит хозяюшка? — и Жуйкин опять поклонился и шаркнул слегка.
— Аграфена Петровна просит прощенья, сию минуту, — и Виктор тоже кивнул спиной, как Жуйкин.
Попов теперь уж через очки разглядывал стол, потом пощупал печку, вертел головой, осматривал стены.
— Ты что же, как кредитор, углы обшариваешь? — и Жуйкин фыркнул, как будто вспомнил анекдот.
— Бачу, часов не было, — и Попов тыкал в воздухе пальцем на новые часы. — Ось! ось! — тыкал Попов и слегка приседал в коленях с каждым тыком.
— Простите, момент! — Виктор шаркнул и выскочил в двери. Слышно было из коридора, как он говорил громким шепотом: — Грунюшка, Груня! Пришли ведь. Водку-то хоть сюда подай.
Виктор вернулся с запотевшим графинчиком. Лимонные корочки желтыми мушками плавали поверху.
— Пожалуйста, господа! — и Виктор отодвинул стулья.
— Нет, уж как же без хозяйки, — сказал Жуйкин. В это время за дверью по коридору легко, торопливо пробежали Грунины шаги. И гости, и Виктор улыбнулись в одну улыбку.
— Пока нет дам, — вдруг оживился Попов, — господа, пока без дам, вот один случай; ей-богу, не анекдот. Все сдвинулись в кучку.
— Понимаете, приходит к доктору один еврей… Виктор оглянулся на дверь. Попов понизил голос.
— Приходити, понимаете, говорит: гашпадин доктор! У моей зыны…
Жуйкин хихикнул.
— У моей зыны, — совсем шепотом сказал Попов, — гашпадин доктор, у моей зыны такое…
В это время затопали Грунины каблучки.
— Ну, потом, — замахал рукой Попов, и все расскочились в стороны, глядели на дверь, запрятав плутовство. Груня прошла мимо.
— Так он говорит, — зашептал со своего места Попов, — у моей говорит, зыны такое, знаете, бывает… — и потряс кулаком, — такое бывает…
И снова Грунины шаги, и распахнулись двери, и красная, запыхавшаяся, в розовом платье с алым бантом, вошла Груня.
Наоборот
ЖУЙКИН сделал пол-оборота на каблуках, шагнул, откинувшись назад, шаркнул в сторону, оттер Попова.
— Сердечной хозяйке душевный привет, — и склонил талию. Груня весело улыбалась на рыжий бобрик. Жуйкин медленно нес Грунину руку к губам. Попов топтался в очереди.
— Здоровеньки булы! — тряс головой.
Виктор с торжеством и завистью глядел, как прикладывался к ручке Жуйкин.
Потом Попов встряхивал Грунину руку, будто старому товарищу. Не удержался и неловко чмокнул в большой палец.
— Аграфена Петровна, ведь и мы не здоровались. Виктор шаркнул и поцеловал Груню в ладонь.
— Ну садитесь, садитесь, чего же вы? — и Груня зашуршала платьем к своему месту.
— А як же… — начал Попов, — це вже… закон, одним словом.
— Вы что? — засмеялась Груня. — Тарас Бульба какой! Жуйкин фыркнул, захлопал в ладоши:
— Расскажу, расскажу! Всем на службе расскажу. Бульба! Садись, Тарас!
