Иннокентий Федоров-Омулевский - Проза и публицистика
– Пойду шататься по улицам! – сказал он лениво, оканчивая свой туалет. Вручив половому ключ от своего номера и попросив, чтобы к одиннадцати часам ему приготовили ужин, Аргунов вышел и направился в первый попавшийся ему на глаза переулок. Пройдя этот переулок, он, также машинально, повернул в другой, в третий и, таким образом, вдруг очутился на набережной, встретившись на углу с чьим-то прогуливающимся семейством, которое оглянуло его с ног до головы с тем пронзительным любопытством, с каким обыкновенно смотрят провинциалы на всякое новое, прилично одетое лицо. Прохладный воздух, напитанный запахом травы и повеявший с реки прямо в лицо Андрея Александровича, мгновенно освежил его голову. Он, прищурившись и прикрыв рукой глаза от солнца, с любопытством посмотрел вдаль. По ту сторону реки тянулись в один ряд однообразные деревянные домики деревенской постройки, за ними, несколько в гору, пестрели огороды, а еще выше зеленелся мелкий березовый лес; немного правее, там, где оканчивался ряд домиков, один из признаков реки, (река) круто поворачивала за гору, образуя из себя самостоятельную речку, и потом за этой самой горой пропадала из виду. Андрей Александрович невольно залюбовался на ту сторону: "А что, разве броситься от нечего делать часа на два в объятия прорвы?" – подумал он, улыбаясь и осторожно спускаясь по обрыву к самой реке. Какая-то молодая деревенская женщина с ребенком на руках тут же весело садилась в маленькую лодку, управлять которой собирался молодцеватый парень в красной рубахе. Андрей Александрович от души порадовался беззаботному выражению их чему-то смеющихся лиц, позавидовал даже ясной возможности для них быть через несколько минут за рекой. "За реку так за реку",– решился он в минуту и отправился прямо к лодке по двум скользким бревнам, заменявшим подмостки. Эта импровизация молодого человека (вторая по нашему счету), по-видимому, озадачила на минуту веселую парочку. Аргунов заметил это и в нерешительности остановился на самом конце бревен.
– Ничего, барин, садитесь, садитесь! – сказала приветливо женщина, угадав совершенно по-женски его смущение: – перевезем (по надобности)... Погулять, видно, захотелось? – прибавила она, улыбаясь и очищая место возле себя на лавочке.
– Разве это не перевозная лодка? – спросил Андрей Александрович, садясь все еще немножко смущенный.
– Нет, перевозные-то там повыше будут...– заметил парень, указав пальцем направо.
– Вы, видно, недавно здесь?
– Недавно,– отвечал Андрей Александрович ласково.
– Вы зачем же переезжаете туда? – спросил он, несколько минут помолчав затруднительно.
– Мы ведь там и живем,– сказала женщина.– Это вот мой муж, а вот это... сыночек! – пояснила она, кивнув сперва головой на парня, а потом, поцеловав, на ребенка.
– У вас там свой дом есть, что ли?
– Как же! Дом есть – вон с балкончиком-то, с зелеными-то ставенками... Видите?
– Д-а! Вижу...
– И лодка эта у нас своя,– заметила молодая женщина как-то особенно весело, даже радостно. Ей, по-видимому, очень приятно было рассказывать про свое довольство незнакомому человеку, да еще и барину.
– Вы, стало быть, богато живете? – сказал Андрей Александрович своей соседке, улыбаясь ее (говорливости), от души желая ей доставить невинное удовольствие пококетничать перед ним этим довольством.
– Хоть небогато, да хорошо... тепло, барин,– вот что,– ответила женщина, искоса и с любовью посмотрев на улыбающегося мужа.
– Там кто же больше живет за рекой-то? Крестьяне, что ли?
– Да, всякие есть,– отвечала женщина, заботливо утирая передником нос своему сыночку.
– И крестьяне есть, и мещане... Мы ведь и сами тоже в мещанах числимся,– заключила она с комической важностью.
Счастливые лица и речи этих простых людей подействовали на скуку Андрея Александровича лучше всякого публичного развлечения. Он развеселился, настроился, так сказать, совершенно на их лад, шутил, смеялся поминутно своим спутникам, бороздил пальцами воду, обрызгивая парня в красной рубахе, а потом, будто нечаянно, повторял ту же операцию со своей соседкой, словом, во всю дорогу начал проказить как в былое время в четвертом классе гимназии. Однако ж, подплывая к тому берегу, Андрей Александрович случайно вспомнил, что у него в кармане не оказалось ни гроша медных денег, чтобы заплатить за радушную услугу, и вдруг присмирел. Он торопливо вынул бумажник, украдкой заглянул в него, делая вид, что собирается закурить папироску и отыскивает спички: между тощею пачкой ассигнаций одна нечаянно оказалась рублевого достоинства. Аргунов незаметно прибрал ее в кулак, а оттуда вместе с кулаком перетянул в боковой карман своего пальто. И от этой находки повеселел еще больше. Лодка между тем причалила. Андрей Александрович выпрыгнул из нее чуть только что не в воду, засмеялся и, воспользовавшись минутой, пока парень в красной рубахе засуетился с веслами, краснея, сунул в руку его жены свой измятый целковый, сказал: "Большое вам спасибо",– и бойко взбежал по крутой тропинке на самый верх берега. Но его громко окликнули сзади. Он невольно остановился и как-то забавно испуганно оглянулся.
– Ишь ты, какой бойкий,– говорил парень, догнав его и стараясь вручить ему рубль обратно.
– Это ты пошто забыл-то-о?
– Да я не забыл,– отвечал Андрей Александрович сконфуженно,– я это вот ей отдал...
– Нет уж, барин, видим мы, добрый вы человек, точно, а только возьмите, возьмите – нам не надо! – настаивала в свою очередь женщина, поднимаясь вслед за мужем.
– Вы это за перевоз, может? Не маловато ли, барин, будет! У нас к этому не приучено. Мы ведь не перевозчики, по спопутности только тебя перевезли – даром, значит...– толковал парень, грациозно потряхивая кудрями.
– Да я это не за перевоз совсем, не тебе,– оправдывался Аргунов.– Это вот ее мальчику на игрушку я подарил...
– А вы, барин, барин... выдумали: на игрушку! – сказала женщина, ласково покачав головой.– Бранить-то вас, знать, некому – хозяйки нет... Возьмем уж либо, Ваня, вишь, аж сам же и обижается, добрая этакая душа,– обратилась она с улыбкой к мужу.
– Что с тобой станешь делать! – заметил тот Аргунову, еще раз молодцевато тряхнув кудрями.– Возьмем уж, может, когда заслужим.
– Ты ужо заходи-ко к нам, как назад-то пойдешь, яичек всмятку покушать. Ну, благодарим тебя покорно! Заходи, слышь...– заключил он, слегка приподняв шапку.
– Ладно, спасибо, зайду...
– Беспременно-таки заходите,– прибавила от себя женщина, лукаво улыбаясь какой-то нечаянной мысли, мелькнувшей у ной в голове и осветившей все ее алое личико.– Не пожалеете.
– Мы (не разб.) числимся,– пояснил парень свой (не разб.).
– Хорошо, хорошо...
И Андрей Александрович, тоже почему-то раскрасневшийся, поспешил распроститься со своими импровизированными знакомыми, приветливо пожав им руки обоим.
Перебирая в уме маленькие подробности своей веселой переправы, он так задумался, что даже не заметил, как прошел домики и вдруг очутился в полном смысле слова, по его же собственному выражению, "в объятиях природы". Нежно раздражительный запах цветов, трав и деревьев, разом обдав его обоняние, пробежал легкой живительной дрожью но членам, так что он остановился и осмотрелся. Местность была великолепная. Налево, возле самой тропинки, по которой он шел, ярко зеленела, тянулась гора, направо – небольшая речка кокетливо пробивалась между тальников и подергивалась время от времени мелкой рябью, чуть слышно шумела, словно шептала свои проказливые речи заходившему солнцу, которое в свой черед вместо (не разб.) на сон грядущий нябросило на нее нежный и прозрачно-пурпурный оттенок.
– Отчего это вдруг так запахло цветами? – подумал Аргунов, ложась на траву. Но в ту самую минуту ветер порывисто дунул ему прямо в лицо, снова и еще с большей силой, обдав его тем же нежно-раздражительным запахом,– так что недоумение Андрея Александровича разрешилось само собою. Он внимательно оглядел небо. С востока, нахмурившись, тянулась синеватая туча, обещавшая еще поутру, по крайней мере, дождь к ночи.
– Ничего! Еще поспею до дождя! – подумал Аргунов и до самых сумерек неподвижно просидел на одном месте, крепко над чем-то задумавшись. Мало-помалу эта задумчивость перешла у него сначала в легкую дремоту, потом он на склоне дня крепко заснул, вероятно, потому, что дурно провел прошедшую ночь. Несколько крупных холодных капель, упавших ему на лицо, разбудили его. Спросонья он, однако ж, не вдруг припомнил, где он; да и нелегко было сразу припомнить: ночь наступила такая темная, хоть, как говорится, глаз выколи. "Надо поторопиться!" – сообразил, наконец, Андрей Александрович, быстро соскакивая с травы и почти ощупью отыскивая тропинку. Да, действительно, поторопиться не мешало. Дождь начинал уже накрапывать и мог разыграться уже не на шутку. Добравшись с грехом пополам до первой избы, Андрей Александрович, к величайшему своему ужасу и изумлению, был встречен здесь непрерывным лаем собак, которые только что не цапали его за брюки, хотя но всему заметно и имели этот злой умысел. Он едва-едва отбился от них какой-то палкой, как нельзя вовремя попавшейся ему под ноги. Через две избы эта неприятная история повторилась с приличными вариациями, и потом, дальше, повторялась еще раз, так что мы положительно можем сказать, что Андрей Александрович, добравшись до перевоза, если и не перекрестился обеими руками, то, во всяком случае, с полнейшим наслаждением перевел дух.
