Лев Толстой - Анна Каренина
косить или нет? Ему совестно было оставлять брата одного по целым дням, и он
боялся, чтобы брат не посмеялся над ним за это. Но, пройдясь по лугу,
вспомнив впечатления косьбы, он уже почти решил, что будет косить. После же
раздражительного разговора с братом он опять вспомнил это намерение.
"Нужно физическое движенье, а то мой характер решительно портится", -
подумал он и решился косить, как ни неловко это будет ему перед братом и
народом.
С вечера Константин Левин пошел в контору, сделал распоряжение о
работах и послал по деревням вызвать на завтра косцов, с тем чтобы косить
Калиновый луг,самый большой и лучший.
- Да мою косу пошлите, пожалуйста, к Титу, чтоб он отбил и вынес
завтра; я, может быть, буду сам косить тоже, - сказал он, стараясь не конфу-
зиться.
Приказчик улыбнулся и сказал:
- Слушаю-с.
Вечером за чаем Левин сказал и брату.
- Кажется, погода установилась, - сказал он. - Завтра я начинаю косить.
- Я очень люблю эту работу, - сказал Сергей Иванович.
- Я ужасно люблю. Я сам косил иногда с мужиками и завтра хочу целый
день косить.
Сергей Иванович поднял голову и с любопытством посмотрел на брата.
- То есть как? Наравне с мужиками, целый день?
- Да, это очень приятно, - сказал Левин.
- Это прекрасно, как физическое упражнение, только едва ли ты можешь
это выдержать, - без всякой насмешки сказал Сергей Иванович.
- Я пробовал. Сначала тяжело, потом втягиваешься. Я думаю, что не
отстану...
- Вот как! Но скажи, как мужики смотрят на это? Должно быть,
посмеиваются, что чудит барин.
- Нет,не думаю; но это такая вместе и веселая и трудная работа, что
некогда думать.
- Но как же ты обедать с ними будешь? Туда лафиту тебе прислать и
индюшку жареную уж неловко.
- Нет, я только в одно время с их отдыхом приеду домой.
На другое утро Константин Левин встал раньше обыкновенного, но
хозяйственные распоряжения задержали его, и когда он приехал на покос, косцы
шли уже по второму ряду.
Еще с горы открылась ему под горою тенистая, уже скошенная часть луга,
с сереющими рядами и черными кучками кафтанов, снятых косцами на том месте,
откуда они зашли первый ряд.
По мере того как он подъезжал, ему открывались шедшие друг за другом
растянутою вереницей и различно махавшие косами мужики, кто в кафтанах, кто
в одних рубахах. Он насчитал их сорок два человека.
Они медленно двигались по неровному низу луга, где была старая запруда.
Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень длинной белой
рубахе, согнувшись махавший косой; тут был молодой малый Васька, бывший у
Левина в кучерах, с размаха бравший каждый ряд. Тут был и Тит, по косьбе
дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь, шел передом,
как бы играя косой, срезывая свой широкий ряд.
Левин слез с лошади и, привязав ее у дороги, сошелся с Титом, который,
достав из куста вторую косу, подал ее.
- Готова, барин; бреет, сама косит, - сказал Тит, с улыбкой снимая
шапку и подавая ему косу.
Левин взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и
веселые косцы выходили один за другим на дорогу и, посмеиваясь, здоровались
с барином. Они все глядели на него, но никто ничего не говорил до тех пор,
пока вышедший на дорогу высокий старик со сморщенным и безбородым лицом, в
овчинной куртке, не обратился к нему.
- Смотри, барин, взялся за гуж, не отставать! - сказал он, и Левин
услыхал сдержанный смех между косцами.
- Постараюсь не отстать, - сказал он, становясь за Титом и выжидая
времени начинать.
- Мотри, - повторил старик.
Тит освободил место, и Левин пошел за ним. Трава была низкая,
придорожная, и Левин, давно не косивший и смущенный обращенными на себя
взглядами, в первые минуты косил дурно, хотя и махал сильно. Сзади его
послышались голоса:
- Насажена неладно, рукоятка высока, вишь, ему сгибаться как, - сказал
один.
- Пяткой больше налягай, - сказал другой.
- Ничего, ладно, настрыкается, - продолжал старик. - Вишь, пошел...
Широк ряд берешь, умаешься.., Хозяин, нельзя, для себя старается! А вишь,
подрядье-то! За это нашего брата по горбу, бывало.
Трава пошла мягче, и Левин, слушая, но не отвечая и стараясь косить как
можно лучше, шел за Титом. Они прошли шагов сто. Тит все шел, не
останавливаясь, не выказывая ни малейшей усталости; но Левину уже страшно
становилось, что он не выдержит: так он устал.
Он чувствовал, что махает из последних сил, и решился просить Тита
остановиться. Но в это самое время Тит сам остановился и, нагнувшись, взял
травы, отер косу и стал точить. Левин расправился и, вздохнув, оглянулся.
Сзади его шел мужик и, очевидно, также устал, потому что сейчас же, не
доходя Левина, остановился и принялся точить. Тит намочил свою косу и косу
Левина, и они пошли дальше.
На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и
не уставая. Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему становилось все
труднее и труднее: наступала минута, когда, он чувствовал, у него не
остается более сил, но в это самое время Тит останавливался и точил.
Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно труден
Левину; но зато, когда ряд был дойден и Тит, вскинув на плечо косу,
медленными шагами пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по
прокосу, и Левин точно так же пошел по своему прокосу, - несмотря на то, что
пот катил градом по его лицу и капал с носа и вся спина его была мокра, как
вымученная в воде, ему было очень хорошо. В особенности радовало его то, что
он знал теперь, что выдержит.
Его удовольствие отравилось только тем, что ряд его был нехорош. "Буду
меньше махать рукой, больше всем туловищем", - думал он, сравнивая как по
нитке обрезанный ряд Тита со своим раскиданным и неровно лежащим рядом.
Первый ряд, как заметил Левин, Тит шел особенно быстро, вероятно желая
попытать барина, и ряд попался длинен. Следующие ряды были уже легче, но
Левин все-таки должен был напрягать все свои силы, чтобы не отставать от
мужиков.
Он ничего не думал, ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от
мужиков и как можно лучше сработать. Он слышал только лязг кос и видел пред
собой удалявшуюся прямую фигуру Тита, выгнутый полукруг прокоса, медленно и
волнисто склоняющиеся травы и головки цветов около лезвия своей косы и
впереди себя конец ряда, у которого наступит отдых.
Не понимая, что это и откуда, в середине работы он вдруг испытал
приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо во
время натачиванья косы. Набежала низкая, тяжелая туча, и шел крупный дождь.
Одни мужски пошли к кафтанам и надели их; другие, точно так же как Левин,
только радостно пожимали плечами под приятным освежением.
Прошли еще и еще ряд. Проходили длинные, короткие, с хорошею, с дурною
травой ряды. Левин потерял всякое сознание времени и решительно не знал,
поздно или рано теперь. В его работе стала происходить теперь перемена,
доставлявшая ему огромное наслаждение. В середине его работы на него
находили минуты, во время которых он забывал то, что делал, ему становилось
легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош,
как и у Тита. Но только что он вспоминал о том, что он делает, и начинал
стараться сделать лучше, тотчас же он испытывал всю тяжесть труда, и ряд
выходил дурен.
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и,
подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. "О
чем это они говорят и отчего он не заходит ряд?" - подумал Левин, не
догадываясь, что мужики, не переставая косили уже не менее четырех часов и
им пора завтракать.
- Завтракать, барин, - сказал старик.
- Разве пора? Ну, завтракать.
Левин отдал косу Титу и с мужиками, пошедшими к кафтанам за хлебом,
чрез слегка побрызганные дождем ряды длинного скошенного пространства пошел
к лошади. Тут только он понял,что не угадал погоду и дождь мочил его сено.
- Испортит сено, - сказал он.
- Ничего, барин, в дождь коси, в погоду греби!- сказал старик.
Левин отвязал лошадь и поехал домой пить кофе.
Сергей Иванович только что встал. Напившись кофею, Левин уехал опять на
покос, прежде чем Сергей Иванович успел одеться и выйти в столовую.
V
После завтрака Левин попал в ряд уже не на прежнее место, а между
шутником-стариком, который пригласил его в соседи, и молодым мужиком, с
