Лао Шэ - Сказители
Самой большой его болью была Сюлянь. Брат любил и опекал ее, как родной отец. Если бы он дожил до сегодняшнего дня, разве попала бы она в такую переделку и натерпелась бы столько позора! Могила брата находилась на склоне горы, сплошь поросшей зеленой травой. Баоцин встал перед могилой на колени, чувствуя, что нужно попросить у брата прощения за то, что не углядел за дочерью. Выговорив все, что было у него на душе, он попросил Тюфяка простить его, попросил его охранять в семье мир и покой. Он сжег бумажные жертвоприношения и возвратился в Чунцин.
Поделившись с братом всеми обидами, Баоцин как бы сбросил с себя огромную тяжесть. Словно помолодев, он стал энергично укладываться. Тетушка всегда норовила к чему-нибудь прицепиться. Она хотела прихватить с собой все, начиная от чайных чашек и кончая столами, стульями
й скамейками. Баоцин же считал, что эти вещи нужно подарить на память тем, кто во время представлений был у него на подхвате.
Сюлянь и Дафэн собрали вещи, которые могли понадобиться ребятишкам в дороге. Такой длинный путь – взрослым-то что, а вот о детях надо позаботиться особо. Дел хватало по горло.
Сложив вещи, Сюлянь взяла дочь на руки и отправилась на улицу, желая на прощание еще разок глянуть на Чунцин. Столько лет прожито в этом городе, и перед отъездом было как-то жалко с ним расставаться. Она вышла из ворот, ребенок, держась за ее руку, вышагивал рядом. Сюлянь знала судьбу каждого дома. Она видела собственными глазами, как прежние красивые высокие здания после налетов противника превращались в груду кирпичей, в развалины, на которых потом появлялись временные навесы. С болью в сердце думала она о том, как война изменила город, как изменилась, и она сама.
В горах виднелись черные пасти бомбоубежищ, похожие на капли туши, случайно упавшие на картину с пейзажем. Сколько же дней и ночей провела она в этих пещерах! Сюлянь вновь почувствовала ужасный запах гари, от которого все задыхались, услышала свист осколков от рвущихся бомб. В какие страшные места загнала людей война!
Сюлянь с трудом сдерживала слезы. Многие здесь заразились горячкой и другими болезнями. Здесь был убит дорогой дядюшка, а она осталась жива. Живет и она, и ее девчушка, у которой нет даже имени. Чем так жить, может, лучше было умереть?
Ей уже больше не хотелось смотреть на эти места, но она была к ним привязана и не могла так сразу уйти. Почему этот город притягивал ее с такой силой? Сюлянь разом все вспомнила и заплакала. Именно здесь она потеряла невинность и стала женщиной. И опять стало совестно, что не пошла вместе с отцом в Наньвэньцюань на могилу дядюшки.
Она взяла дочь на руки и продолжила свой путь. Десятки тысяч люден хотели вернуться в родные края. Улицы пестрели лотками, на которых продавали все, что нельзя было увезти с собой. Вещи почти ничего не стоили. Понаехало народу из окрестных деревень приобрести кое-что по дешевке. Горожане также наперебой скупали вещи. Глядишь, отъезжающие могли выручить несколько юаней.
Увидев, как люди торгуются, она невольно сравнила себя с тем старьем, которое лежит на лотках. Она теперь
стала такой же подержанной, рваной, ничего не стоящей вещью, как какая-нибудь сломанная кровать или дырявая туфля.
Вдруг Сюлянь захотелось взглянуть на то место, где возникла ее семья, на ту маленькую комнатку, в которой она жила вместе с Чжан Вэнем. Она ускорила шаг и вскоре дошла до хорошо знакомого ей поворота. От нахлынувших воспоминаний учащенно забилось сердце. Дальше она не могла сделать ни шагу. Ребенок на руках стал тяжелым, она опустила его на землю. В той маленькой комнатке угасла ее любовь, оставив после себя боль издевательств и горечь одиночества. Здесь она изведала, что такое настоящий ад. Другое можно забыть, но эту маленькую комнатку забыть невозможно. Каждую мелочь, каждый предмет в этой каморке, расшитое по-сычуаньски одеяло, дыры в потолке, жестокое обращение и те мучения, которые она испытала в этой клетке, Сюлянь не забудет до самой своей смерти.
Все это глубоко сидело у нее в душе.
Сюлянь взяла дочь на руки и заставила себя идти дальше. Дойдя до переулка, она совершенно изнемогла. Он был узким и грязным. Опустив дочь на землю, она наклонилась и поцеловала ее в горячую головку.
Войти и посмотреть эту каморку! Живет ли там кто? А большущая крысиная нора, интересно, еще осталась? Она вошла в ворота и увидела знакомую дверь. Есть там кто-нибудь? Дверь медленно отворилась, и из комнатки вышла молодая женщина в красном халате, с густыми румянами на лице. Сюлянь повернулась, крепко прижала к себе дочь и, спотыкаясь, вышла. Да, еще одна молоденькая женщина живет здесь, не исключено, что проститутка. Конечно, может быть, это женщина, которая недавно вышла замуж. Какая разница, кто она. Все женщины одинаковы – слабы и никчемны.
Она приложила огромные усилия, чтобы уйти. Дом будто приковал ее к себе невидимой цепью. Перед глазами всплыл облик Чжан Вэня. Сюлянь ненавидела его. Вдруг он появится и потребует, чтобы она ушла вместе с ним, как тогда быть? Она заторопилась, дочь беспокойно вертелась у нее на руках. Скорее отсюда, нельзя, чтобы он увидел ее здесь! Она остановилась передохнуть лишь тогда, когда уже не было сил бежать. Сюлянь обернулась, чтобы посмотреть, не гонится ли он за ней. Вокруг лежал разрушенный город. Его можно отстроить заново, но чистоту и непорочность прежние дней уже не воскресишь.
При подходе к дому ее сознание вновь прояснилось. Что за дурацкие мысли! Если она сама не будет себя
унижать, то никто не сможет ее унизить. Возможно, она слишком слаба, молода и Малограмотна. Однако у нее есть еще силы и смелость. Она не боится стоять лицом к жизни. СюлЯнь вдруг подняла голову и посмотрела на небо. Счастье все же наступит. Ее наполнила решимость бороться за него и сделать все, чтобы иметь право называться счастливым человеком.
Она поцеловала дочь.
– Мама красивая? – спросила она.
Дочка заулыбалась и пробормотала:
– Мама, мама.
– Мама смелая?
– Мама!
– Мы с тобой сможем жить хорошо?
Та засмеялась:
– Мама!
– Мы с тобой вместе отправимся посмотреть мир, поедем в Нанкин, в Шанхай. Мама будет петь сказы и зарабатывать тебе деньги. Мама ничего не боится.
Вернувшись домой, она совсем успокоилась, и вся сияла от радости. Баоцин некоторое время внимательно следил за ней. Наверняка что-то увидела или снова влюбилась в кого-нибудь. Скорее на пароход, и чем быстрее, тем лучше.
И вот они снова в пути. На маленький пароходик набилась масса народу. Все было точь-в-точь как семь лет назад. На палубе груда вещей. Люди толкаются и поносят вся и всех, потому что не могут найти места, куда бы приткнуться. Никто не может добраться до ресторана, поэтому официанты вынуждены подносить еду туда, где стоят люди. Вся палуба измазана копотью. Дети плачут, старики проклинают все на свете.
Единственное, что было теперь по-иному, так это отсутствие страха у пассажиров. Война уже кончилась, и это было самое важное. Даже три ущелья на реке перестали казаться такими страшными. Каждый, кто был на пароходе, мечтал скорее добраться до трех ущелий, потому что оттуда было рукой подать до Ичана, а там уж и до дома недалеко.
Все находились в приподнятом настроении. Северяне думали о том, что скоро увидят огромную равнину вдоль реки Хуанхэ, почувствуют запах нагретого солнцем леса. Это их родина, их край. В местах, куда стремились попасть южане, уже все цвело, зеленели бамбуковые рощи. Люди пели песни, пили вино, веселились.
Однако Баоцин все же изменился и стал другим. Он уже не был таким ловким в движениях и живым, как семь лет назад. Время оставило на нем свою печать. На висках появилась седина, лицо похудело, глаза стали казаться еще больше, щеки ввалились. Но он по-прежнему старался как можно больше двигаться, разговаривал с пассажирами и даже рассказывал иногда пару-другую анекдотов. Он часто сидел на палубе и смотрел на Сюлянь с дочкой. Семь лет, а как будто прошла целая жизнь, сколько они принесли ему невзгод!
Ночью плыть через ущелья слишком опасно. Пароход причалил к самому подножию горы. На ее вершине расположился город Байдичэн. Все семейство Баоцина могло видеть его с парохода.
