Харпер Ли - Убить пересмешника
Мистер Тейт усиленно старался провертеть каблуком дырку в полу. Подергал себя за нос.
– Может, мне и не велика цена, мистер Финч, но я пока что шериф округа Мейкомб, и Боб Юэл упал и напоролся на свой нож. Доброй ночи, сэр!
Мистер Тейт протопал по веранде и зашагал со двора. Хлопнула дверца автомобиля, и он уехал.
Аттикус ещё долго сидел и смотрел себе под ноги. Наконец он поднял голову.
– Глазастик, - сказал он, - мистер Юэл упал на свой нож. Ты это понимаешь?
У Аттикуса было такое лицо - надо было его подбодрить. Я подбежала к нему и обняла и поцеловала изо всей силы.
– Ну, конечно, понимаю, - успокоила я его. - Мистер Тейт всё правильно говорил.
Аттикус высвободился и посмотрел на меня.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну это было бы вроде как убить пересмешника, ведь правда?
Аттикус потерся щекой о мою голову. Потом встал и пошёл через всю веранду в тень, и походка у него опять стала молодая и лёгкая. Он хотел уже войти в дом, но остановился перед Страшилой Рэдли.
– Спасибо вам за моих детей, Артур, - сказал он.
31
Страшила Рэдли зашаркал ногами и медленно поднялся, свет из гостиной заблестел у него на лбу. Он двигался так неуверенно, будто боялся, что не попадёт рукой или ногой туда, куда надо. Он опять страшно, хрипло закашлялся - ему даже пришлось сесть. Нащупал карман и вытащил носовой платок. Кашлянул в платок, потом утер лоб.
Я так привыкла, что его нигде нет, а тут он всё время сидел рядом - даже не верится! И ни разу не шелохнулся.
И вот он опять поднялся на ноги. Повернулся ко мне и кивнул на дверь.
– Вы хотите попрощаться с Джимом, да, мистер Артур? Пойдёмте.
Я повела его через прихожую. У постели Джима сидела тетя Александра.
– Войдите, Артур, - сказала она. - Он ещё спит. Доктор Рейнолдс дал ему очень сильное снотворное. Отец в гостиной, Джин Луиза?
– Да, мэм, наверно.
– Пойду скажу ему два слова. Доктор Рейнолдс оставил кое-какие… - её голос затих в коридоре.
Страшила побрел в угол, остановился там, вытянул шею и издали старался разглядеть Джима. Я взяла его за руку, странно - такая белая рука, а совсем тёплая. Я тихонько потянула его, он не стал упираться, и я подвела его к кровати.
Доктор Рейнолдс устроил над рукой Джима что-то вроде навеса, наверно, чтобы её не касалось одеяло; Страшила наклонился и заглянул поверх навеса. Лицо у него было такое испуганное и любопытное, как будто он сроду не видал живого мальчишки. Он даже рот приоткрыл и разглядывал Джима с головы до ног. Поднял руку и сразу опустил.
– Вы можете его погладить, мистер Артур, он спит. Вот если бы не спал, ни за что бы не дался, - сама не зная почему, объяснила я Страшиле. - Да вы не бойтесь!
Его рука нерешительно замерла над головой Джима.
– Ничего, сэр, не бойтесь, он спит.
Страшила тихонько погладил Джима по голове.
Я уже начинала понимать его без всяких слов. Другой рукой он крепче сжал мою руку и кивнул - значит, хочет уйти. Я вывела его на веранду, он ступал неуверенно, а тут и вовсе остановился. Он всё ещё не выпускал моей руки.
– Ты отведёшь меня домой?
Он говорил тихо, почти шептал, совсем как малыш, который боится темноты.
Я начала было спускаться с крыльца, но на первой же ступеньке остановилась. По нашему дому я сколько угодно могла водить его за руку, но по улице - нет уж!
– Мистер Артур, согните-ка руку, вот так. Вот хорошо, сэр.
Я взяла его под руку.
Ему пришлось немного наклониться, чтобы мне было удобнее, но если мисс Стивени Кроуфорд смотрит из окна, пускай видит - Артур Рэдли ведёт меня по дорожке, как полагается джентльмену.
Мы дошли до уличного фонаря на углу. Сколько раз Дилл стоял тут в обнимку с фонарным столбом, и сторожил, и ждал, и надеялся. Сколько раз мы с Джимом ходили этой дорогой, но во двор к Рэдли я попала с улицы второй раз в своей жизни. Мы со Страшилой поднялись по ступеням веранды. Он нащупал ручку двери. Тихо отпустил мою руку, открыл дверь, вошёл в дом и затворил за собой дверь. Больше я его никогда не видела.
Если у вас кто-нибудь умер, соседи приносят вам поесть, если кто-нибудь болен - приносят цветы, и так просто иной раз что-нибудь подарят. Страшила был наш сосед. Он подарил нам две куколки из мыла, сломанные часы с цепочкой, два пенни на счастье - и ещё он подарил нам жизнь. Но соседям отвечаешь на подарок подарком. А мы только брали из дупла и ни разу ничего туда не положили, мы ничего не подарили ему, и это очень грустно.
Я повернулась и хотела идти домой. Наша улица тянулась далеко к центру города, и вдоль неё мерцали фонари. В первый раз я увидела наш квартал с этой стороны. Вот дом мисс Моди, вот - мисс Стивени, а вот и наш, вот и качели на нашей веранде, а за ними хорошо видно дом мисс Рейчел. Я даже разглядела его.
Я оглянулась. Слева от двери было окно с закрытыми ставнями. Я подошла, стала перед ним и огляделась. Днём из него, наверно, виден угол почты.
Днём… Мне представилось - кругом светло. День на дворе, и все соседи заняты своими делами. Мисс Стивени спешит через дорогу поделиться с мисс Рейчел самой последней новостью. Мисс Моди наклонилась над своими азалиями. Лето, и двое детей вприскочку бегут по тротуару, а вдалеке им навстречу идёт человек. Он машет рукой, и дети наперегонки мчатся к нему.
Всё ещё лето, и двое детей подходят ближе. Мальчик понуро плетётся по тротуару и волочит за собой удилище. А отец подбоченился и ждёт. Лето, и дети играют с приятелем в палисаднике, сами сочиняют и представляют какую-то непонятную пьеску.
Осень, и двое детей дерутся на тротуаре перед домом миссис Дюбоз. Мальчик помогает сестре подняться, и они идут домой. Осень, и двое детей торопятся в школу, скрываются за углом, потом возвращаются домой, и по их лицам видно, радостный у них был день или печальный. Они останавливаются перед виргинским дубом, и на лицах - восторг, изумление, испуг.
Зима, и его дети дрожат от холода у калитки - чёрные тени на фоне пылающего дома. Зима, и человек выходит на улицу, роняет очки и стреляет в собаку.
Лето, и он видит - у его детей разрывается сердце. Снова осень, и детям Страшилы нужна его помощь.
Аттикус прав. Однажды он сказал - человека по-настоящему узнаёшь только тогда, когда влезешь в его шкуру и походишь в ней. Я только постояла под окном у Рэдли, но и это не так уж мало.
Мелкий-мелкий дождик, огни уличных фонарей расплылись и затуманились. Я иду домой и чувствую, что я очень старая, а потом я скашиваю глаза и гляжу на кончик своего носа - на нём сидят мелкие капельки дождя, а потом у меня начинает кружиться голова, и я поскорей перестаю косить. Я иду домой и думаю: есть что рассказать Джиму. Ох, и разозлится же он, что всё прозевал, наверно, целую неделю и разговаривать со мной не будет. Я иду домой и думаю: мы с Джимом будем ещё расти, но нам мало чему осталось учиться, разве что алгебре.
Я взбежала на крыльцо и вошла в дом. Тетя Александра уже легла, и у Аттикуса тоже темно. Может быть, Джим уже приходит в себя? У постели Джима сидел Аттикус. Он читал какую-то книгу.
– А Джим ещё не проснулся?
– Спит крепким сном. Он не проснётся до утра.
– А-а. И ты будешь сидеть возле него?
– Посижу часок. Иди ложись, Глазастик. У тебя был трудный день.
– Я немножко посижу с тобой.
– Сделай одолжение, - сказал Аттикус.
Было, наверно, уже за полночь, удивительно, как это он легко согласился. Впрочем, он был догадливей меня: как только я села на пол, у меня начали слипаться глаза.
– Ты что читаешь? - спросила я.
Аттикус заглянул на обложку.
– Это книга Джима. «Серое привидение».
Сон мигом соскочил с меня.
– А почему ты её взял?
– Сам не знаю, дружок. Просто подвернулась под руку. Мне как-то не приходилось ничего такого читать, - обстоятельно ответил Аттикус.
– Почитай, пожалуйста, вслух. Она очень страшная.
– Незачем, - сказал Аттикус. - Пока что хватит с тебя страхов. Это слишком…
– Аттикус, так ведь я не испугалась.
Он поднял брови.
– Ну да, я испугалась, только когда стала про всё рассказывать мистеру Тейту. И Джим не испугался. Спроси его, он сам тебе скажет. И потом, настоящее страшное бывает только в книгах.
Аттикус хотел что-то сказать, открыл рот и опять закрыл. Вернулся к первой странице. Я придвинулась поближе и положила голову ему на колени.
– Э-гм, - сказал Аттикус. - Секейтери Хоукинс. «Серое привидение». Глава первая…
Я не велела себе спать, но дождь за окном шептал так мирно, а в комнате было так тепло, а голос Аттикуса гудел так тихо, и коленка у него была такая удобная, и я уснула.
Кажется, прошла одна минута, не больше, и он носком башмака легонько подтолкнул меня в бок. Поднял меня, поставил на ноги и повёл в мою комнату.
– Я всё-всё слышала, - пробормотала я. - И совсем не спала… Это про корабль, и про Трёхпалого Фреда, и про этого мальчишку Стоунера…
Аттикус отстегнул лямки моего комбинезона, прислонил меня к себе и стащил с меня комбинезон. Одной рукой он придерживал меня, другой потянулся за моей пижамой.
