Луиза Мэй Олкотт - Хорошие жены
— Очень любезно с вашей стороны; я охотно расскажу вам. Мои друзья нашли мне место в университете, где я буду преподавать, как делал это в Германии, и зарабатывать достаточно, чтобы вывести в люди Франца и Эмиля. Я должен быть благодарен за это, не так ли?
— Конечно. Как это будет замечательно, что вы будете заниматься любимым делом, а мы сможем часто вас видеть, и ваших мальчиков! — воскликнула Джо, цепляясь за мальчиков, как за предлог для радости, которую не могла скрыть.
— Да, но боюсь, мы не сможем видеться часто: мне предлагают это место на Западе.
— Так далеко! — И Джо бросила свои юбки на произвол судьбы, словно теперь уже не имело значения, что будет с ее подолом и с ней самой.
Мистер Баэр умел читать на нескольких языках, но он еще не научился читать сердца женщин. Он льстил себя надеждой, что знает Джо довольно хорошо, и потому был весьма удивлен быстрыми и противоречивыми переменами в ее голосе, лице, манерах, которые она продемонстрировала ему в тот день, поскольку ее настроение за эти полчаса изменилось раз пять. Когда она встретила его, то, казалось, была удивлена, хотя было невозможно не заподозрить, что она пришла в город исключительно с этой целью. Когда он предложил ей взять его под руку, она сделал это со взглядом, который привел его в восторг; но, когда он спросил, скучала ли она о нем, она дала такой холодный, формальный ответ, что его охватило отчаяние. Узнав о его удаче, она чуть не захлопала в ладоши; неужели она обрадовалась за мальчиков? Затем, услышав, куда ему предстоит ехать, она сказала: «Так далеко!» — с таким отчаянием в голосе, что вознесла его на вершину надежды; но в следующую минуту она свергла его оттуда, заметив с очень сосредоточенным видом:
— Мне сюда. Вы зайдете со мной? Это недолго.
Джо в известной мере гордилась своим умением делать покупки и особенно желала поразить своего спутника аккуратностью и быстротой в этом деле. Но по причине возбуждения, в котором она находилась, все пошло плохо: она опрокинула поднос с иглами, вспомнила, что «силезия» должна быть «диагоналевой», только после того, как ткань была отрезана, неправильно дала мелочь и покрыла себя позором, спросив бледно-лиловую ленту в отделе ситцев. Мистер Баэр стоял поблизости, наблюдая, как она краснеет и натыкается на прилавки, и, пока он смотрел, его собственное смущение стало проходить, так как он начинал понимать, что в некоторых случаях поведение женщин, как сны, нужно толковать наоборот.
Когда они вышли, он сунул сверток под мышку с более веселым выражением и шлепал по лужам так, будто ему все это в целом, пожалуй, нравится.
— Не купить ли нам что-нибудь для малышей и не устроить ли прощальный пир, раз я иду в последний раз в ваш такой приятный дом? — спросил он, останавливаясь перед витриной, заполненной фруктами и цветами.
— Что же мы купим? — сказала Джо, не обращая внимания на вторую часть его фразы и с притворным восхищением принюхиваясь к разнообразным запахам, встретившим их, когда они вошли в магазин.
— Можно им апельсины и инжир? — спросил мистер Баэр с отеческим видом.
— Они едят их, когда им дают.
— Вы любите орехи?
— Как белка.
— Гамбургский виноград; это будет как если бы мы выпили за Vaterland[91].
Джо неодобрительно взглянула на такую расточительность и спросила, почему бы ему не купить корзину фиников, бочонок изюма и мешок миндаля — и покончить с этим делом. Тогда мистер Баэр извлек из кармана собственный кошелек, и они завершили свое пребывание в магазине, купив несколько фунтов винограда, горшочек с розовыми маргаритками и изрядную, если рассматривать ее с точки зрения какого-нибудь демиджона, баночку меда. Затем, растянув свои карманы этими неудобной формы свертками и дав Джо нести цветы, он раскрыл старый зонт, и они продолжили свое путешествие.
— Мисс Марч, я хочу попросить вас о большом одолжении, — начал профессор, после того как они проследовали по мокрой дороге примерно с полквартала.
— Да, сэр. — И сердце Джо забилось так сильно, что она испугалась, как бы он не услышал.
— Я осмеливаюсь просить об этом, несмотря на дождь, потому что у меня остается мало времени до отъезда.
— Да, сэр. — И Джо так судорожно сжала горшочек с цветами, что чуть не раздавила его.
— Я хотел бы купить платьице для Тины, но я слишком бестолков для этого. Не будете ли вы добры помочь мне советом?
— Да, сэр. — И Джо почувствовала себя такой спокойной и холодной, как если бы вступила в холодильный ящик.
— Может быть, еще и шаль для матери Тины, она такая бедная и больная, и с мужем у нее столько забот. Да, да, толстая, теплая шаль будет хорошим подарком маленькой маме и понравится ей.
— Я с удовольствием помогу вам, мистер Баэр… — «Я слишком спешу, а он становится все милее с каждой минутой», — добавила Джо про себя; затем, мысленно себя встряхнув, она приступила к делу с энергией, которую было приятно видеть.
Мистер Баэр предоставил все ей, и она выбрала красивое платье для Тины, а затем попросила показать шали. Продавец, сам женатый человек, соизволил проявить интерес к этой паре, очевидно делавшей покупки для себя и своих детей.
— Ваша супруга, вероятно, предпочтет вот эту: превосходное качество, самый подходящий цвет, довольно скромная и элегантная, — сказал он, встряхнув и развернув серую шерстяную шаль и набрасывая ее на плечи Джо.
— Вас такая устраивает, мистер Баэр? — спросила она, поворачиваясь к нему спиной, радуясь возможности спрятать лицо.
— Отлично, мы ее возьмем, — ответил профессор, улыбаясь про себя, пока платил за шаль, в то время как Джо продолжала обследовать прилавки с видом завсегдатая распродаж.
— Теперь мы пойдем домой? — спросил он так, как будто ему было очень приятно произносить эти слова.
— Да, уже поздно, и я так устала. — Голос Джо звучал жалобнее, чем она могла предположить. Теперь казалось, что солнце исчезло так же неожиданно, как появилось, мир снова становился грязным и печальным, и в первый раз она заметила, что ноги у нее замерзли, голова раскалывается, а ее сердце холоднее первых и боль в нем тяжелее, чем в последней. Мистер Баэр уезжал, она была для него только другом, все это оказалось ошибкой, и чем скорее все кончится, тем лучше. С такими мыслями она так неосторожно замахала приближающемуся омнибусу, что маргаритки вылетели из горшочка и изрядно помялись.
— Это не наш омнибус, — сказал профессор, помахав вознице, чтобы ехал дальше, и останавливаясь, чтобы поднять пострадавшие цветочки.
— Прошу прощения; я не разглядела название. Ничего, я могу и пешком. Я привыкла топать по грязи, — ответила Джо, с трудом моргая, так как она скорее умерла бы, чем открыто вытерла глаза.
Мистер Баэр заметил капли на ее щеках, хотя она отвернула голову; это зрелище, кажется, очень тронуло его, потому что, неожиданно наклонившись, он спросил тоном, который означал многое:
— Душа моя, почему вы плачете?
Не будь Джо столь неопытной в такого рода делах, она сказала бы, что не плачет, что у нее насморк, или придумала еще какую-нибудь женскую отговорку, приличествующую случаю; вместо этого сия недостойная особа ответила с неудержимым всхлипыванием:
— Потому что вы уезжаете.
— Ах, mein Gott, как это хорошо! — воскликнул мистер Баэр, пытаясь хлопнуть в ладоши, невзирая на зонтик в одной руке и свертки в другой. — Джо, у меня нет ничего, кроме большой любви, чтобы предложить вам; я приехал, чтобы узнать, нужна ли она вам, и я хотел убедиться, что я для вас больше, чем друг. Это так? Найдется в вашем сердце место для старого Фрица? — сказал он, все на одном дыхании.
— О да! — сказала Джо; и он был вполне удовлетворен, так как она обхватила обеими руками его руку и смотрела на него с выражением, которое ясно говорило о том, как счастлива будет она пройти по жизни рядом с ним, пусть даже у нее не будет лучшего убежища, чем этот старый зонт, лишь бы он нес его.
Это было несомненно сватовство в трудных условиях, поскольку даже если бы мистер Баэр хотел встать на колени, он не мог сделать этого по причине грязи; так же не мог он предложить Джо руку кроме как фигурально, так как обе были заняты; еще менее мог он позволить себе проявление нежных чувств прямо на улице, хотя был близок к этому; так что единственный способ, каким он мог выразить свой восторг, было смотреть на нее с выражением, которое делало его лицо до такой степени сияющим, что, казалось, маленькие радуги появились в каплях, блестевших в его бороде. Если бы он не любил Джо так сильно, не думаю, что он мог бы влюбиться в нее в этот момент, так как она выглядела далеко не привлекательно — юбки в плачевном состоянии, ботинки забрызганы по щиколотку, а шляпка окончательно испорчена. К счастью, мистер Баэр считал ее самой красивой женщиной на свете, а она нашла его еще больше похожим на Юпитера в тот момент, хотя поля его шляпы совершенно повисли и с них ему на плечи стекали струйки воды (так как он старался держать зонтик над Джо), а каждый палец на его перчатках нуждался в починке.
