Оноре Бальзак - Жизнь холостяка
Агата слушала эти утешительные слова и смотрела на свою крестную счастливыми глазами, полными слез.
Филипп разыгрывал честного малого перед своей матерью, так как нуждался в ней. Этот тонкий политик намеревался прибегнуть к помощи Цезарины только в крайнем случае — если будет ненавистен мадемуазель Бразье. Поняв, что Флора представляет собой превосходное орудие, выделанное Максом, и увидев, как привязан к ней дядя, Филипп предпочитал прибегнуть за помощью к ней, а не к какой-нибудь парижанке, способной женить на себе старика. Так же, как Фуше советовал Людовику XVIII «спать в постели» Наполеона, вместо того чтобы издавать Хартию, Филипп не прочь был спать в постели Жиле; но вместе с тем ему не хотелось наносить урон репутации, которую он только что составил себе в Берри; заступить место Макса по отношению к Баламутке — значило бы вызвать ненависть и к себе и к ней. Он мог без ущерба для своей чести по-родственному проживать в доме у своего дяди и на его счет, но, чтобы заполучить Флору, он должен был сначала восстановить ее доброе имя. Среди таких затруднений, побуждаемый надеждой завладеть наследством, он составил чудесный план — сделать так, чтобы Баламутка стала его тетушкой. Руководясь тайным замыслом, он попросил свою мать навестить ее и показать ей свое расположение, обращаясь с ней, как со своей невесткой.
— Я согласен, маменька, — сказал он, прикидываясь скромником и поглядывая на чету Ошонов, которые пришли посидеть с дорогой Агатой, — что образ жизни моего дядюшки не особенно приличен, но ему было бы достаточно узаконить его, чтобы добиться для мадемуазель Бразье уважения города. Не лучше ли было бы для нее стать госпожой Руже, чем содержанкой старого холостяка? Разве ей не было бы проще получить известные права по брачному контракту, чем угрожать семейству лишением наследства? Если бы вы, или господин Ошон, или какой-нибудь хороший священник пожелали поговорить с ней в таком духе, то прекратили бы это неприличие, вызывающее негодование у порядочных людей. Кроме того, мадемуазель Бразье была бы счастлива, увидев, что вы ее признали как невестку, а я — как тетушку.
На следующий день у постели Флоры сошлись Агата и г-жа Ошон, рассказавшие больной о благородных чувствах Филиппа. Во всем Иссудене о подполковнике говорили как о превосходном человеке с прекрасным характером, особенно ссылаясь на его отношение к Флоре. В продолжение месяца Баламутка выслушивала Годде-отца, своего врача, — а ведь врачи пользуются таким влиянием на настроение больных, — почтенную г-жу Ошон, движимую религиозным рвением, Агату, столь кроткую и благочестивую, — и все они рисовали ей преимущества брака с Руже. Когда же, соблазненная мыслью стать г-жой Руже, почтенной и достойной буржуазкой, она горячо пожелала выздороветь, чтобы отпраздновать эту свадьбу, то нетрудно было внушить ей, что она не может войти в старинную семью Руже, выставив Филиппа за дверь.
— Кроме того, — сказал ей однажды Годде-отец, — разве не ему вы обязаны этим редким счастьем? Макс никогда бы не позволил вам выйти замуж за папашу Руже. К тому же, — шепнул он ей на ухо, — если у вас будут дети, то разве вы не отомстите за Макса? Ведь в таком случае Бридо не получат наследства.
Через два месяца после рокового события, в феврале 1823 года, больная по совету всех окружающих и по просьбе Руже приняла Филиппа, и хотя при виде рубца на его голове она заплакала, но его обращение с нею, необычайно мягкое и почти сердечное, успокоило ее. По желанию Филиппа, его оставили одного с будущей теткой.
— Милочка, — сказал солдат, — я с самого начала советовал дяде жениться на вас, и если вы согласны, то так и будет, лишь только вы поправитесь...
— Со мной уже говорили об этом, — ответила она.
— Естественно, что если обстоятельства вынудили меня причинить вам зло, то теперь я хотел бы сделать вам возможно больше добра. Состояние, общее уважение и семья стоят дороже того, что вы потеряли. Умри мой дядя, вы недолго пробыли бы замужем за этим малым, так как я знаю от его друзей, что он готовил вам несладкую долю. Давайте же, моя милая, будем заодно и все заживем счастливо. Вы будете моей тетушкой и только моей тетушкой. Вы постараетесь, чтобы дядя не забыл меня в своем завещании; а я, со своей стороны, как вы убедитесь, постараюсь для вас при составлении вашего брачного контракта. Успокойтесь, обдумайте все, мы еще с вами поговорим. Вы сами видите, наиболее здравомыслящие люди, весь город советует вам прекратить незаконное сожительство, и никто не возражает против того, чтобы вы меня принимали. Все понимают, что в жизни на первом месте расчет, а потом уже чувства. В день вашей свадьбы вы будете прекрасны, как никогда. Благодаря вашему нездоровью вы побледнели и выиграли от этого. Если бы мой дядя не любил вас до безумия, — сказал он, вставая и целуя ей руку, — то, клянусь честью, вы были бы женой подполковника Бридо.
Филипп вышел из комнаты, заронив в душу Флоры эти последние слова, чтобы пробудить у нее смутную мысль о мщении, приятную для этой девушки, — она была почти счастлива, что видит столь страшного человека у своих ног. Филипп в небольшом масштабе воспроизвел сцену, которую разыгрывает Ричард III с королевой[68], только что овдовевшей из-за него. Смысл этой сцены свидетельствует, что расчет успешнее, чем подлинное чувство, помогает глубоко проникнуть в сердце и рассеять там самую реальную скорбь утраты. Вот как в частной жизни природа достигает того, что в произведениях гения является верхом искусства; ее средство — корысть, а корысть — гений денег.
В начале апреля 1823 года никто уже не удивлялся, что гостиная Жан-Жака Руже являла картину парадного обеда, ознаменовавшего подписание брачного контракта мадемуазель Флоры Бразье со старым холостяком. Приглашены были: г-н Эрон, четыре свидетеля — господа Миньоне, Карпантье, Ошон, Годде-отец; мэр и священник; затем Агата Бридо и, наконец, г-жа Ошон со своей подругой г-жой Борниш, то есть две старые женщины, пользовавшиеся наибольшим авторитетом в Иссудене. Невеста была весьма чувствительна к такой уступке, которой Филипп добился от этих дам, смотревших на это как на поддержку, необходимую для раскаявшейся грешницы. Флора была ослепительно прекрасна. Священник, наставлявший две недели невежественную Баламутку, назавтра должен был привести ее к первому причастию. Этот брак был темой следующей благочестивой заметки, напечатанной в газетах «Журналь дю Шер» — в Бурже и «Журналь де л'Эндр» — в Шатору.
«Иссуден. Религиозное движение делает успехи в Берри. Все друзья церкви и добропорядочные граждане города Иссудена были вчера свидетелями торжества, которым один из крупнейших собственников нашей области положил конец неблаговидному положению, восходящему к той эпохе, когда религия была бессильна в наших краях. Это — следствие просвещенного усердия духовенства нашего города, которое, надеемся, будет иметь подражателей и прекратит злоупотребление не освященными церковью браками, заключенными в самые разрушительные периоды революционного правления.
В событии, о котором мы говорим, особенно примечательно то, что оно было вызвано настояниями одного подполковника, принадлежащего к старой армии и высланного в наш город постановлением верховного суда, причем этот брак может для него повлечь за собой потерю наследства со стороны его дяди. Такое бескорыстие — редкое явление в наши дни и заслуживает быть отмеченным в печати».
По брачному контракту Руже определял за Флорой сто тысяч франков приданого и обеспечивал ей вдовий пожизненный доход в тридцать тысяч франков. После торжественной свадьбы Агата вернулась в Париж, чувствуя себя счастливейшей матерью, и сообщила Жозефу и Дерошу иссуденские новости, или, как она их называла, добрые вести.
— Ваш сын — человек слишком хитроумный, чтобы не наложить руку на это наследство, — заметил стряпчий, выслушав г-жу Бридо. — Поэтому вы и бедный Жозеф никогда не получите ни гроша из наследства вашего дяди.
— Неужели вы, как и Жозеф, вечно будете несправедливы к несчастному мальчику? — воскликнула мать. — Его поведение в верховном суде — это поведение политика, ему удалось спасти много народа. Заблуждения Филиппа объясняются бездействием, на которое были обречены его огромные способности. Но он понял, насколько дурное поведение вредит человеку, желающему пробиться; а он честолюбив, я уверена в этом; поэтому не я одна предвижу для него хорошее будущее. Господин Ошон убежден, что Филиппу предстоит блестящая судьба.
— О, если он захочет применить свой извращенный ум, чтобы составить себе состояние, то преуспеет, так как способен на все, а люди такого сорта двигаются быстро, — сказал Дерош.
— Почему же он не может преуспеть честными способами? — спросила г-жа Бридо.
— Увидите сами! — ответил Дерош. — Счастливый или несчастный, Филипп всегда останется тем, кем он был на улице Мазарини, — убийцей госпожи Декуэн, домашним вором; но будьте спокойны, все будут его считать весьма порядочным человеком.
