Эрве Базен - Супружеская жизнь
Цель, которой не удалось достигнуть, проблема, которую не удалось разрешить, надежда, от которой пришлось отказаться! Давай перечисляй! Упражняйся в красноречии. Но ты не одинок. Знаешь ли ты, что значит быть одиноким? Некогда говаривали: брак — это как осажденная крепость; те, кто внутри, хотели бы из нее выбраться; те, кто снаружи, хотели бы ворваться в нее. Разве непонятно, почему редко встречаются люди, желающие навсегда остаться холостяками? Ну конечно, бывают браки более удачные, чем твой. Но есть и куда менее удачные, где каждая сторона только и ждет возможности уложить в гроб своего партнера, и тогда тот, кто выжил, стремится поскорее прибрать к рукам наследство. Вы, конечно, никогда не молили о том, чтоб умереть в один день, как Филемон и Бавкида. Но как и они, как и все живущие, вы обратитесь в деревья. В генеалогическое древо. Итак, вы будете вместе — спать рядом стоя, как спят деревья, и так до скончания века. Как хотите, но это не пустяк.
Но вот чьи-то туфли без задников постукивают по лестничным ступеням. Дверь распахивается. А я ведь сто раз говорил, что надо сперва постучаться.
— Все уже в постели, — говорит Мариэтт. — Пришлось закрыть ставни — слишком светло. Если летом не закрывать, то они лягут не раньше десяти вечера. Прими свое лекарство — ортогастрин. Нет уж, — пожалуйста, не возражай.
И без всякого перехода (она ведь за тем и пришла) спрашивает:
— Ну, как тебе показалось, все прошло удачно, правда? Мама сказала мне: для вас-то я не могла устроить такой тарарам. Ну и пусть. Я вспоминала себя.
Я молчу, и вдруг она, обретя частицу прежнего милого задора, бросает мне:
— Да ты и сам такой. Лицо каменное, а за камнем — пламя!
Боязнь показаться размазней часто мешает мне проявить нежность. Мужчина всегда готов лишить поэтичности лирические воспоминания, если женщина хочет их приукрасить. Наша свадьба, помнится, была такой же, как и у Арлетт, но разрядом ниже. Я прижал к себе жену, в таких случаях каждая пуговица как кнопка электропроводки: нажмешь — и ток побежит по проводам, электромагнит заработает. Но мы выключим его.
— Ладно, дай мне таблетку.
Она выходит. Уткнув нос в свои бумаги, я снова продолжаю философствовать. Как свойственно сорокалетним, расплывчато и туманно. Думаю о том, что семья была бы другой, если б не надо было двадцать лет потратить на то, чтобы Никола стал человеком. Думаю о том, что наука о браке, создающем наилучшую среду для такого длительного труда, находится еще в зачаточном состоянии, что браку, как и хлебу, уготована печальная участь: они для всех необходимы, все к ним тянутся, но и тот и другой быстро теряют свежесть, черствеют и начинают отдавать затхлостью. Еще думаю о том, что в браке быстро исчезают те чувства, которые привели к нему супругов, а если это сохраняется, то тонет во многом другом. И слабость и сила этого странного состояния в том, что стимулы его беспрестанно меняются, что мы должны волей-неволей переходить от новизны к привычке, от желания к нежности, от риска к бремени, от выбора к долгу, от случайности к неизбежности. Я размышляю: та, что сейчас спустилась вниз, только ночью покорна мне, а днем — наоборот. В этом нет сомнений, я жил и остаюсь жить в бабьем царстве. И почти все мужчины в таком положении. «Роль могучих силачей из грота Кро-Маньон[33] в эпоху цивилизованного общества потускнела», — говорит дядя Тио, тыкая пальцем в Эрика, которым помыкает Габриэль. Мариэтт мной не помыкает, ей достаточно только заикнуться… Опять постукивают ее домашние туфли. У нее в руках стакан, в нем плещется вода, и Мариэтт говорит:
— Держи, пей.
Король пьет. Его корона с золочеными лилиями, но она из картона. Может, он ее и наденет на святках, если найдет боб, запеченный в сдобную булку. Все остальное время король живет покорным подданным, по указке меняет рубашку, глотает безотказно таблетки, которые жена ему протягивает, и все же он весьма почтителен с королевой. Абель, что ты сделал с Каином, который мог бы научить тебя насильственным действиям? Я смеюсь. Мариэтт тоже улыбается, даже не зная, в чем дело. И слава богу: хоть раз в жизни она откликается, как эхо. С ее губ слетают три словечка, нежные и собственнические:
— Ежик ты мой…
Ну ладно, пусть я буду ежик, у которого много иголок, но этот ежик глубоко предан своей хозяйке, а страшных зверей здесь нет. Я не бог весть что, это правда. Я посредственность, да. Я крикун, но покоряюсь, ну что ж, все это так. По крайней мере, я сам все это сознаю. А сознавать — это уже много. Если человек ощущает свою посредственность, он ее преодолевает и в некотором смысле ликвидирует. Подлинная посредственность всегда полна самодовольства. А я ведь собой не доволен. Видишь, пытаюсь себя ободрить. Раньше говорил себе: так жить унизительно. У нас с тобой одна-единственная проблема в этих четырех стенах, и она в наших с тобой четырех руках: мы должны в какой-то мере, хотя бы в небольшой, облагородить эту повседневность, эту обыденность, столь уродливую по самой своей природе, тошнотворную, как мусор, как машинная смазка, как судебная процедура. Я смеюсь. Мариэтт перестала улыбаться: оказывается, что-то ее встревожило. На глазах слезы.
Моя дорогая! Я снова вопрошаю себя, где же та, на которой я женился? Вот она, здесь; а где же тот, за которого ты вышла замуж? И он тоже тут. Такие, какими мы стали теперь. Многое для нас обоих уже кончилось. Я хотел сказать: кончились помышления о том, что все могло бы кончиться иначе. Ну, а каким станет для нас будущее? Бог мой, да это зависит от доброй воли каждого из нас. Достаточно допустить, что нет полного счастья на свете (покажите-ка мне такое счастье), и тогда исчезнет ощущение катастрофы, оттого что супружество не удалось, вы посчитаете это сугубо относительным и перестанете умиляться своим горестям.
Нам часто будет скучно. Мы будем ссориться. Но будут у нас и мгновения — не назовем их возвышенными (не надо употреблять выспренних слов), — но все же значительные. Я хочу сказать — полные глубокого значения, такие вот, как сейчас. Будет у нас и близость, будет и отчуждение и снова близость (нет ничего навеки постоянного).
Посмотри. Еще не наступил вечер. Все еще длятся прозрачные сумерки, в пору летнего солнцестояния долго бывает светло настолько, что в решетчатый ставень проникает закатный луч и видно, как в нем пляшут пылинки. Нам знакомы эти пылинки. Они серым налетом ложатся на мебель, я их вдыхаю и выдыхаю, они и в тебе и во мне. Нет ни одного дома, ни одной семьи, где бы их не существовало. Но мы знаем: в нас есть нечто, что, вспыхнув, способно озарить их порой, и они засветятся.
Примечания
1
Свидание наедине (фр.).
2
Буквально — схватка врукопашную (фр.).
3
Девиз английского ордена Подвязки.
4
Постепенная капитуляция (лат.).
5
Фоскао — сухое молоко с какао.
6
Персонаж французского фарса XV века.
7
Лоскутная накидка (англ.).
8
Романтичная любовь (англ.).
9
Beta — по-французски, кроме названия греческой буквы бета, означает также: дурак, болван.
10
Французский юрист XIX века, автор трудов по вопросам судебного права.
11
Будь благословенна в женах (лат.).
12
Омой меня до снежной белизны (лат.).
13
Се спаситель мира (лат.).
14
По-французски «иметь» — avoir; «существовать, быть» — etre.
15
слава мира
16
Так проходит note 15 (лат.).
17
Строка из стихотворения Ш. Бодлера «Красота». Перевод Вяч. Иванова.
18
Образовано по аналогии с «No man's land» (ничья земля), по-английски «man» — мужчина, «woman» — женщина.
19
Так или иначе (лат.).
20
Отцу — отцово, матери — материнское (лат.).
21
Тише (англ.).
22
Пусть бдят консулы! (лат.).
23
1 Здесь нотами передано название «Домисильадоре», что по-французски означает «Обожаемый домик». «Ти Гимарш» — по-бретонски «Дом Гимаршей».
24
«Ночь в океане» (лат.). Название известного стихотворения Виктора Гюго.
25
Зрелища (лат.).
