Арнольд Беннет - Отголоски войны
— Капитана Поликсфена, — сказалъ м-ръ Варко тихимъ, спокойнымъ голосомъ.
Онъ, казалось, ждалъ, что слова его произведутъ сильный эффектъ. Но никакого эффекта они не произвели.
— А кто этотъ капитанъ Поликсфенъ? — лѣниво спросилъ сэръ Антони, вынимая папироску изъ портъ-сигара.
— Просто какой-то капитанъ торговаго судна. Больше ничего о немъ не извѣстно.
— Гдѣ его убили? И кто?
— Ему проломили черепъ.
— Гдѣ?
— Это еще не установлено.
— Но трупъ-то его нашли? — спросилъ баронетъ, закуривая папиросу.
— Да, — отвѣтилъ м-ръ Варко, продолжая говорить очень тихо. — Трупъ его нашли зарытымъ надъ водосточной трубой на Кингсуэ.
У Филиппа дрогнуло сердце, и зола отъ его папироски упала на столъ.
— Странное кладбище! — замѣтилъ сэръ Антони, раньше чѣмъ Филиппъ смогъ вставить слово въ разговоръ. — Знаете вы уже что-нибудь относительно убійцы?
— На одинъ слѣдъ, кажется, напали. Сдѣлана была попытка удалить ночного сторожа, и его замѣстилъ одинъ молодой человѣкъ, — сказалъ Варко, глядя въ глаза Филиппу. — Убійство произошло именно въ то время, когда на посту стоялъ этотъ молодой человѣкъ. Онъ очень странно велъ себя съ полисменомъ, который явился туда. Потомъ онъ пошелъ нанимать комнату въ домѣ, который находится какъ разъ насупротивъ мѣста, гдѣ зарытъ былъ трупъ. Комнаты онъ тамъ не получилъ, но хозяинъ оставилъ его у себя въ бюро. Сегодня на зарѣ, когда отрядъ рабочихъ пришелъ прокладывать трубы, этотъ молодой человѣкъ подошелъ къ нимъ и даже сказалъ одному изъ рабочихъ, что, по его мнѣнію, тутъ разрывали ночью эемлю.
— Обычная исторія: убійцу тянетъ къ трупу его жертвы, — сказалъ баронетъ.
— Можетъ быть, — согласился м-ръ Варко.
Филиппъ приподнялся со стула, потомъ опять сѣлъ.
— Вы сыщикъ, м-ръ Варко, — выпалилъ онъ.
— Да, — спокойно отвѣтилъ м-ръ Варко
— Сыщикъ! — съ негодованіемъ воскликнулъ сэръ Антони.
— И я слѣдилъ за вами обоими сегодня съ десяти часовъ утра, — прибавилъ м-ръ Варко.
Настроеніе сидѣвшихъ за столомъ было очень возбужденное.
— Вы хотите увести меня съ собой? — спросилъ Филиппъ, дѣлая Тонни знакъ, чтобы онъ молчалъ. — Вы меня подозрѣваете? Видимость противъ меня, не правда ли?
— Видимость была бы противъ васъ, — отвѣтилъ м-ръ Варко, — если бы вы обнаружили малѣйшее волненіе, когда я назвалъ сначала просто капитана, а потомъ имя Поликсфена. Но вы были совершенно спокойны. Это подтверждаетъ то, что я думалъ съ первой минуты. Такъ что видимость теперь не противъ васъ. Но кое-что и противъ васъ. Я не собираюсь «увести васъ съ собой», но попрошу сообщить мнѣ вашъ адресъ. Во всякомъ случаѣ ваше свидѣтельское показаніе можетъ быть очень цѣннымъ. Я бы хотѣлъ знать, что вы видѣли.
— Хотите, чтобы я сейчасъ же разсказалъ вамъ?
— Это было бы лучше всего, — сказалъ м-ръ Варко, прихлебывая кофе. — Если сэръ Антони ничего противъ этого не имѣетъ, то…
— Пойдемъ лучше наверхъ ко мнѣ,- предложилъ сэръ Антони. Онъ былъ потрясенъ всѣми этими разоблаченіями, такъ какъ Филиппъ не разсказалъ ему о ночномъ происшествіи.
Въ кабинетѣ или «логовищѣ» Тонни Филиппъ разсказалъ все, что зналъ, и за этимъ послѣдовалъ странный разговоръ.
— Были какіе-нибудь родные у Поликсфена? — спросилъ Тонни.
М-ръ Варко пристально взглянулъ на сэра Антони, какъ бы стараясь проникнуть ему въ душу.
— Знаете, — сказалъ онъ, — я ожидалъ, что вы это спросите.
— Почему?
— Только потому, что вы сэръ Антони Дидрингъ — больше ни почему. — Да, у капитана Поликсфена были родные — братъ и дочь. И самое удивительное, что и братъ, и дочь исчезли.
— Со времени убійства?
— Нѣтъ, за нѣсколько дней до того.
V
Въ большой бѣлой комнатѣ неправильной формы, со стеклянными окошечками, выходившими куда-то внутрь, собралась кучка людей человѣкъ въ двадцать мужчинъ и нѣсколькихъ женщинъ; они ходили отъ одного окошечка къ другому, заглядывали въ нихъ, шептались между собой, плакали. И всѣ они инстинктивно старались ступать какъ можно тише по жесткому полу. Въ одно окошечко виденъ былъ трупъ ребенка, во второе — тоже трупъ ребенка, въ третье — трупъ монахини среднихъ лѣтъ, повѣсившейся у себя въ кельѣ на шнурѣ отъ оконной шторы. А въ четвертое окошечко виденъ былъ трупъ стараго капитана, о которомъ только и было извѣстно, что имя его Поликсфенъ, и что его убили и зарыли, положивъ на водосточную трубу, на Кингсуэ. Это была покойницкая одного изъ Центральныхъ лондонскихъ полицейскихъ участковъ, и всѣ пришедшіе сюда были вызванные судебной властью свидѣтели, у которыхъ совѣсть была болѣе или менѣе чиста — а также присяжные, созванные на слѣдствіе — мелкіе лавочники и служащіе, оторванные отъ дѣла. Они всѣ были недовольны тѣмъ, что теряютъ время, не въ то же время гордились важностью своей роли.
Открылась дверь и вошли монахиня и изящно одѣтый господинъ въ сопровожденіи полицейскаго. Публика стала съ любопытствомъ оглядывать ихъ. Монахиня была настоятельницей монастыря, а господинъ, вошедшій одновременно съ нею, былъ Филиппъ Мастерсъ. Монахиня только на минутку заглянула въ окошечко, плотно сжала свои тонкія губы, прижала къ груди большой крестъ, который носила поверхъ платья, и вышла. Полицейскій направилъ Мастерса къ окошечку, за которымъ лежалъ трупъ Поликсфена, и Филиппъ увидѣлъ типичное лицо моряка, старое, морщинистое, съ сѣдовато-русой круглой бородой, которая торчала изъ-подъ подбородка, съ вытянутой впередъ верхней губой. Волосы были растрепаны, руки жилистыя и блѣдныя. Трудно было повѣрить, что старикъ дѣйствительно мертвъ. Онъ точно закрылъ глаза и заснулъ. Казалось невозможнымъ, что эти спокойные глава недавно еще видѣли страшную угрозу убійства въ глазахъ другого человѣка, и что этотъ старикъ для того уцѣлѣлъ отъ опасностей на морѣ, плавая въ теченіе пятидесяти лѣтъ своей капитанской службы, чтобы погибнуть въ водопроводной трубѣ — на радость газетнымъ репортерамъ. Это было неправдоподобно я страшно. Филиппъ задрожалъ, вспомнивъ о томъ, что онъ спалъ въ сторожевой будкѣ, въ то время какъ въ нѣсколькихъ ярдахъ отъ него чьи-то быстрыя злодѣйскія руки зарывали трупъ моряка среди улицы.
Полицейскій тронулъ его за плечо. Покойницкая опустѣла. Осмотръ труповъ кончился — должно было начаться засѣданіе слѣдственнаго суда. Была уже половина третьяго. Въ сопровожденіи полицейскаго Филиппъ перешелъ черезъ улицу и прошелъ въ помѣщеніе слѣдственнаго суда — комнату неопредѣленнаго типа, которая могла быть яслями, столовой для бѣдныхъ, мастерской, школой — только не храмомъ правосудія. Онъ показалъ при входѣ повѣстку, которой его вызвали, и ему указали мѣсто на скамьѣ. Онъ увидѣлъ рядомъ съ собой стараго негра. Комната была почти полна. Приставъ записывалъ имена присяжныхъ, сидѣвшихъ со смущеннымъ, но полнымъ сознанія своей важности видомъ въ два ряда на скамьяхъ противъ мѣста для свидѣтелей. Въ глубинѣ комнаты сидѣла кучка людей, которые, за неимѣніемъ работы, изображали собой просвѣщенную англійскую публику. Два полисмена стояли на виду у всѣхъ, придавая торжественность залѣ засѣданія.
Вдругъ публика заволновалась. Всѣ поднялись и вошелъ слѣдственный судья, знаменитый Акрфэръ, имя котораго было хорошо извѣстно по газетнымъ отчетамъ. Это былъ худой человѣкъ лѣтъ сорока-пяти, очень живой. Онъ быстро снялъ пальто, положилъ на стулъ свой черный сакъ, который держалъ въ рукахъ, и сѣлъ у стола. Началось слѣдствіе о дѣтяхъ, трупы которыхъ были найдены.
М-ръ Акрфэръ велъ только слѣдствіе по уголовнымъ дѣламъ. Онъ проводилъ весь день въ атмосферѣ внезапныхъ насильственныхъ смертей. Онъ былъ невозмутимъ, разочарованъ во всемъ и велъ слѣдствіе страшно быстро, такъ какъ у него было всегда на рукахъ больше дѣлъ, чѣмъ времени на разслѣдованіе каждаго изъ нихъ. Въ часъ съ четвертью онъ покончилъ съ двумя дѣтьми и монахиней, — причемъ у него вышло легкое препирательство съ настоятельницей, — тонко вышутилъ одного священника, допросилъ семнадцать свидѣтелей, сдѣлалъ три заключенія для присяжныхъ и произнесъ три рѣшенія. Быстрота его, съ которой онъ все продѣлывалъ, умѣнье вызывать у свидѣтелей все, что нужно и въ самое короткое время, его твердая рѣшимость дознаться до полной истины, его пониманіе психологіи свидѣтелей, его авторитетность — всѣ эти качества изумляли Филиппа и приводили его въ восторгъ. Онъ подумалъ, что было бы пріятно побесѣдовать съ этимъ человѣкомъ вечеромъ гдѣ-нибудь въ спокойномъ уголку въ клубѣ, и внимать, куря сигару, его жизненной философіи.
Быстро подписавъ какія-то бумаги, м-ръ Акрфэръ взглянулъ на присяжныхъ и сказалъ внушительнымъ тономъ:
— Слѣдующее дѣло, господа, нѣсколько необычное и потребуетъ особаго вниманія съ вашей стороны.
Онъ, повидимому, уже изучилъ его заранѣе.
