Уильям Сароян - Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона
— А «господний»? — спросила Бесс.
Гомер обратился к матери:
— Разве молитва не значит, что хорошие люди чувствуют себя как в раю всякий раз, когда садятся за стол? Ну а «господний» подразумевает все самое лучшее, правда?
— Конечно, — сказала миссис Маколей.
— А разве господь — это не какая-нибудь личность? — сказана Бесс.
— Конечно, — сказан Гомер. — Но и я — тоже личность. И мама, и ты, и все на свете — тоже личности. Допустим, что наш мир — это рай и что всякий, с кем бы мы ни сели за стол, — это личность. Бесс, — добавил Гомер с раздражением. — ты знаешь не хуже меня, что это просто застольная молитва, и сама понимаешь, что она значит. Тебе просто хочется сбить меня с толку. Не старайся. Это совсем не трудно. Наверно, каждый может сбить меня с толку, ну и что из этого? Я все равно во что-то верю. Все мы во что-то верим. Правда, ма?
— Конечно, верим, — сказала миссис Маколей. — Как же можно жить, если ни во что не веришь? Тогда ты уж не попируешь — и не только в раю, а где бы то ни было, — как бы ни ломился твой стол от яств. Только вера и творит чудеса.
— Вот видишь, — сказал Гомер сестре, раз и навсегда решив спор. — Я сегодня буду участвовать в беге на двести метров с препятствиями.
— Да ну? — сказала миссис Маколей. — Зачем?
— Видишь ли, ма, это очень важное состязание. Мистер Спенглер в нем тоже участвовал, когда учился в нашей школе. Тебе приходится и бежать, и прыгать в одно и то же время. А у него есть крутое яйцо. На счастье.
— Носить крутое яйцо на счастье — суеверие, — сказала Бесс.
— Ну и что? — сказал Гомер. — Пусть суеверие. Он послал меня за двумя вчерашними пирогами к Чаттертону: один был с яблоками, а другой — с кокосовым кремом. Два пирога за четвертак. Свежие пироги стоят четвертак за штуку, так что, если у тебя всего-навсего четверть доллара, ты можешь купить только один пирог. Вчерашние пироги стоят четвертак пара, так что за те же деньги ты получаешь целых два пирога. Половина пирога — мне, половина — мистеру Грогену… но он может съесть всего один или два ломтика. Так что на мою долю достается очень много пирога. Мистер Гроген предпочитает пить, а не есть.
Мэри Арена, их молоденькая соседка, вошла в кухню через черный ход. Она принесла маленькую вазу, купленную в магазине стандартных цен, и поставила ее на стол. Гомер поднялся.
— Садись сюда, Мэри, — сказал он. — Позавтракай с нами.
— Я только что позавтракала с папой и проводила его на работу, — сказала Мэри. — Спасибо. Я принесла немного компота из сушеных персиков.
— Спасибо, Мэри. — сказала миссис Маколей. — Как поживает папа?
— Отлично, — сказала Мэри. — Только он меня все время дразнит. Стоит ему утром сесть за стол, как он первым делом спрашивает: «Письма есть? Получила письмо от Маркуса?»
— Скоро получим еще письмо, — сказала Бесс.
Она встала из-за стола.
— Пойдем, Мэри. Пора.
— Пойдем, — сказала Мэри и снова повернулась к миссис Маколей:
— Но, о правде говоря, мне до смерти надоело ходить в колледж. Ничем он от школы не отличается. Я уж большая, нечего мне всю жизнь ходить в школу. Сейчас не такое время. Честное слово, мне хотелось бы поискать работу.
— И мне тоже, — сказала Бесс.
— Глупости, — сказала миссис Маколей. — Вы еще дети, вам только семнадцать лет. Твой отец, Мэри, хорошо зарабатывает, да и твой брат, Бесс, тоже.
— Но это же просто несправедливо, миссис Маколей, — сказала Мэри. — Это же несправедливо — ходить в школу, когда Маркус в армии и все на свете грызутся друг с другом. Мне иногда так хочется быть мужчиной, я бы тогда пошла в армию вместе с Маркусом. Вот нам было бы весело!
— Ничего, Мэри, — сказала миссис Маколей. — Все пройдет. Не успеешь оглянуться, как все будет по-старому.
— Ну, будем надеяться, — сказала Мэри и отправилась в колледж со своей подружкой Бесс Маколей.
Гомер посмотрел им вслед. Минуту спустя он спросил:
— А как же будет с ней, мама?
— Ясное дело, — ответила миссис Маколей, — девочки хотят вырваться на волю и расправить крылышки.
— Дело не в том, что они хотят вырваться на волю и расправить крылышки. Я говорю о Мэри.
— Мэри милая, простая, совсем еще наивная девочка, — сказала миссис Маколей. — Она самая наивная девочка из всех, кого я знаю, и хорошо, что Маркус ее полюбил. Ему не найти другой такой милой девочки.
— Мама, — нетерпеливо сказал Гомер, — да я совсем не о том, неужели ты не понимаешь?
Он помолчал, а потом вдруг понял, что не стоит и пытаться выразить то, что его мучит: почему война причиняет столько горя людям, которые не имеют к ней никакого отношения.
— Ну ладно, увидимся вечером, когда я вернусь. Пока.
Миссис Маколей раздумывала над тем, что же он все-таки хотел ей сказать. Вдруг она увидела краешком глаза что-то совсем крошечное. Это был Улисс в ночной рубашке. Он смотрел на нее снизу вверх, словно зверюшка, которая взирает на всемогущее существо своей же породы с восторгом и упованием. Лицо его выражало глубочайшую серьезность и было полно удивительного обаяния. Улисс сказал:
— Почему он говорит: «Больше не плачь, больше не плачь»?
— Кто? — спросила миссис Маколей.
— Черный человек в поезде.
— Это такая песня, — сказала миссис Маколей.
Она взяла его за руку.
— А теперь пойдем одеваться.
— А черный человек сегодня опять будет в поезде? — спросил мальчик.
Миссис Маколей немного подумала.
— Непременно, — ответила она.
Глава 9
ГДЕ-ТО ТУТ ВОДЯТСЯ КРОЛИКИ
По дороге в школу Гомер Маколей миновал изгородь, окружавшую поросший сорняками пустырь на авеню Сан-Бенито. Изгородь была старая и гнилая, и от нее не было никакой пользы — разве что украшать с претенциозной пышностью небольшой участок невозделанной земли и оберегать заросли сорняка, которые вовсе не нуждались в охране. Школьник днем и телеграфный рассыльный ночью лихо затормозил велосипед, бросил свою машину и побежал к изгороди, словно его там ждала какая-то находка, которая вот-вот от него ускользнет. Изгородь была на полметра выше барьера на беговой дорожке и ускользнуть от него никуда не могла, разве что лет через сто. Гомер тщательно осмотрел изгородь, поле за ней и дорогу перед ней, потом измерил высоту и убедился, что изгородь ему выше пояса. Он сделал несколько пробных прыжков, отошел метров на десять, круто повернулся и, даже ничего себе не скомандовав, понесся к изгороди. Подбежав, он сделал великолепный прыжок, задел изгородь ногами, сбил часть ее, а сам упал в сорняки, но тут же поднялся и вернулся назад, чтобы попытаться снова. Забор был до смешного непрочным, доски ломались с громким треском. Гомер сделал общим счетом семь прыжков, но ни один из них не увенчался успехом. Однако он прекратил свои упражнения лишь тогда, когда изгородь окончательно рухнула.
Какой-то старик с трубкой в зубах вышел, опираясь на пачку, из дома напротив и стал спокойно наблюдать за Гомером. Когда Гомер в последний раз поднялся с земли и стал отряхиваться, старик с ним заговорил.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Прыгаю через барьер.
— Ушибся?
— Не-е-е-т, — сказал Гомер. — Изгородь высоковата, вот и все. Да и трава скользкая.
Старик поглядел на сорняки и сказал:
— Это молочай. Очень полезный корм для кроликов. Кролики его любят. Лет одиннадцать назад у меня клетка полна была кроликов, но кто-то открыл ночью дверцу, и они все удрали.
— А зачем было открывать дверцу?
— Понятия не имею. Я так и не узнал, кто это сделал. Потерял тридцать три кролика, таких красавцев больше не увидишь. Бельгийцы, с розовыми глазами и кошачьими мордами, только два или три были другой породы… Так я ничего и не узнал об их судьбе.
— Вы любите кроликов? — спросил Гомер.
— Ласковые зверьки, — сказал старик. — Домашние кролики — животные очень воспитанные.
Старик оглядел сорняки на пустыре.
— Тридцать три кролика на воле целых одиннадцать лет, — продолжал он. — Интересно, сколько их сегодня здесь бегает, ведь они быстро размножаются… Верно, совсем одичали. Ничуть не удивлюсь, если весь город кишит дикими кроликами.
— Я лично никогда их не видел.
— Может, тебе и не приходилось. Но они-то здесь, будь покоен. Весь город ими, верно, кишмя кишит. Еще год-два — и не будем знать, куда от них деваться.
Как ни обидно, но Гомеру пришлось сесть на велосипед.
— Ну, — сказал он, — мне пора. Надеюсь, увидимся.
— Еще бы, — отозвался старик. — Меня зовут Чарльзом… Зови меня просто Чарли. Приходи, когда хочешь. Милости просим.
— Спасибо, сэр. — сказал Гомер.
Он вернулся к волновавшей его теме.
— Сегодня в школе я участвую в забеге на двести метров с препятствиями.
