Эрнест Хемингуэй - Фиеста
Она отпила из своего стакана.
— Кажется, он сказал «сеть». Что-то в этом роде. Сплетает их — рассказал мне про них кое-что. Страшно интересно. Но он свой. Совсем свой. Никаких сомнений. Это сразу видно.
Она отпила еще глоток.
— А в общем, какое мне дело до него? Ты хоть не сердишься? Он, знаешь, очень помогает Зизи.
— А Зизи что, настоящий герцог?
— Очень может быть. Греческий, понимаешь? Художник он никудышный. Граф мне понравился.
— Где ты была с ним?
— О, повсюду. А сейчас он привез меня сюда. Предлагал мне десять тысяч долларов, если я поеду с ним в Биарриц. Сколько это на фунты?
— Около двух тысяч.
— Куча денег. Я сказала ему, что не могу. Он принял это очень мило. Сказала, что у меня слишком много знакомых в Биаррице.
Брет засмеялась.
— Лениво ты меня догоняешь, — сказала она, я до сих пор только пригубил свой коньяк с содовой. Я отпил большой глоток.
— Вот это уже лучше, — сказала Брет. — Очень смешно. Он хотел, чтобы я поехала с ним в Канн. Говорю, у меня слишком много знакомых в Канне. Монте-Карло. Говорю, у меня слишком много знакомых в Монте-Карло. И вообще повсюду. Это правда, между прочим. Так вот, я попросила привезти меня сюда.
Она смотрела на меня, поставив локоть на стол, подняв стакан.
— Что ты на меня так смотришь? Я сказала ему, что влюблена в тебя. И это тоже правда. Что ты на меня так смотришь? Он принял это очень мило. Хочет завтра повезти нас ужинать. Поедешь?
— Почему же нет?
— Ну, мне пора идти.
— Зачем?
— Я только хотела повидать тебя. Ужасно глупая затея. Может быть, ты оденешься и сойдешь со мной вниз? Он ждет с машиной в двух шагах отсюда.
— Граф?
— Ну да. И шофер в ливрее. Хочет покатать меня. А потом позавтракать в Булонском лесу. Вино корзинами. Брал у Зелли. Дюжина бутылок Мумма. Не соблазнишься?
— Мне утром нужно работать, — сказал я. — И я слишком отстал от вас, вам будет скучно со мной.
— Не будь идиотом.
— Не могу.
— Как хочешь. Передать ему привет?
— Непременно. Самый нежный.
— Спокойной ночи, милый.
— Как трогательно.
— А ну тебя.
Мы поцеловались на прощание, и Брет вздрогнула.
— Я пойду, — сказала она. — Спокойной ночи, милый.
— Зачем ты уходишь?
— Так лучше.
На лестнице мы еще раз поцеловались, и, когда я крикнул консьержке, чтобы она потянула шнур, она что-то проворчала за дверью. Я поднялся к себе и смотрел в открытое окно, как Брет подходит к большому лимузину, дожидавшемуся у края тротуара под дуговым фонарем. Она вошла, и машина тронулась. Я отвернулся от окна. На столе стоял пустой стакан и стакан, наполовину наполненный коньяком с содовой. Я вынес их оба на кухню и вылил коньяк в раковину. Я погасил газ в столовой, сбросил туфли, сидя на постели, и лег. Вот какая она, Брет, — и о ней-то я плакал. Потом я вспомнил, как она только что шла по улице и как села в машину, и, конечно, спустя две минуты мне уже опять стало скверно. Ужасно легко быть бесчувственным днем, а вот ночью — это совсем другое дело.
5
Утром я спустился по бульвару Сен-Мишель до улицы Суфло и выпил кофе с бриошами. Утро выдалось чудесное. Конские каштаны Люксембургского сада были в цвету. Чувствовалась приятная утренняя свежесть перед жарким днем. Я прочел газеты за кофе и выкурил сигарету. Цветочницы приходили с рынка и раскладывали свой дневной запас товара. Студенты шли мимо, кто в юридический институт, кто в Сорбонну. По бульвару сновали трамваи и люди, спешащие на работу. Я сел в автобус и доехал до церкви Мадлен, стоя на задней площадке. От церкви Мадлен я прошел по бульвару Капуцинов до Оперы, а оттуда в свою редакцию. Я прошел мимо продавца прыгающих лягушек и продавца игрушечных боксеров. Я шагнул в сторону, чтобы не наступить на нитки, посредством которых его помощница приводила боксеров в движение. Она стояла отвернувшись, держа нитки в сложенных руках. Продавец уговаривал двух туристов купить игрушку. Еще три туриста остановились и смотрели. Я шел следом за человеком, который толкал перед собою каток, печатая влажными буквами слово CINZANO на тротуаре. По всей улице люди спешили на работу. Приятно было идти на работу. Я пересек авеню Оперы и свернул к своей редакции.
Поднявшись к себе, я прочел французские утренние газеты, покурил, а потом сел за машинку и усердно проработал все утро. В одиннадцать часов я взял такси и поехал на Кэ-д'Орсей, вошел в министерство и просидел там с полчаса вместе с десятком корреспондентов, слушая, как представитель министерства иностранных дел, молодой дипломат в роговых очках, говорит и отвечает на вопросы. Председатель кабинета министров уехал в Лион, где он должен был выступить с речью, или, вернее, он уже находится на обратном пути. Несколько человек задавали вопросы, чтобы послушать самих себя, а кое-кто из представителей телеграфных агентств задавал вопросы, чтобы услышать ответы. Новостей не было. Из министерства я поехал в одном такси с Уолси и Крамом.
— Что вы делаете по вечерам, Джейк? — спросил Крам. — Вас нигде не видно.
— Я бываю в Латинском квартале.
— Как-нибудь соберусь туда. В кафе «Динго». Ведь там самое веселье?
— Да. Или в новом, в «Селекте».
— Я сколько раз собирался, — сказал Крам. — Но ведь вы знаете, когда у тебя жена и дети…
— В теннис играете? — спросил Уолси.
— Нет, — сказал Крам. — Можно сказать, что в этом году совсем не играл. Мне хотелось как-нибудь вырваться, но по воскресеньям всегда дождь, да и корты страшно переполнены.
— Англичане не работают по субботам, — сказал Уолси.
— Везет им, подлецам, — сказал Крам. — Ну погодите. Не вечно же я буду журналистом. Будет и у меня время ездить за город.
— Вот что лучше всего — жить за городом и иметь свою машину.
— Я подумываю купить себе машину в будущем году.
Я постучал в стекло. Шофер затормозил.
— Я уже дома, — сказал я. — Зайдите, выпьем по стаканчику.
— Спасибо, — сказал Крам.
Уолси покачал головой.
— Мне нужно обработать, что он там наговорил сегодня.
Я сунул два франка в руку Крама.
— Вы с ума сошли, Джейк, — сказал он. — Я заплачу.
— Так это же за счет редакции.
— Бросьте. Платить буду я.
Я помахал им на прощание. Крам высунул голову.
— В среду увидимся, за завтраком.
— Непременно.
Я в лифте поднялся в редакцию. Роберт Кон ждал меня.
— Хэлло, Джейк, — сказал он, — завтракать пойдем?
— Пойдем. Я только посмотрю, нет ли чего срочного.
— Где будем завтракать?
— Все равно. — Я осматривал свой письменный стол. — А вы где хотите завтракать?
— Может быть, к Ветцелю? Там хорошие закуски.
В ресторане мы заказали закуски и пиво. Официант принес пиво в высоких глиняных кружках — пиво было очень холодное, и на стенках выступили бусинки. Подали с десяток разных закусок.
— Весело вам было вчера? — спросил я.
— Нет. Не очень.
— Как пишется?
— Плохо. Не двигается у меня вторая книга.
— У всех так бывает.
— Я знаю. Но все-таки это меня мучает.
— А Южная Америка? Не забыли еще?
— Нет, не забыл.
— За чем же дело стало?
— Фрэнсис.
— Так возьмите ее с собой, — сказал я.
— Она не захочет. Это не для нее. Ей нужно большое общество.
— Тогда пошлите ее к черту.
— Не могу. У меня все-таки есть обязательства по отношению к ней.
Он отодвинул тарелку с нарезанными огурцами и взял маринованной селедки.
— Скажите, Джейк, что вы знаете о леди Брет Эшли?
— Леди Эшли — ее фамилия. Брет — имя. Она очень милая женщина, — сказал я. — Разводится с мужем и собирается выйти за Майкла Кэмпбелла. Он сейчас в Шотландии. А что?
— Она необыкновенно интересная женщина.
— Не правда ли?
— В ней есть что-то такое, какая-то особая утонченность. Мне кажется, она очень чуткий и прямой человек.
— Она очень милая.
— Я не знаю, как вам объяснить, — сказал Кон. — Вероятно, это порода.
— Я вижу, она вам очень нравится.
— Очень. Мне даже кажется, что я влюблен в нее.
— Она пьяница, — сказал я. — Она влюблена в Майкла Кэмпбелла и собирается за него замуж. У него со временем будет куча денег.
— Не верю, что она за него выйдет.
— Почему?
— Не знаю. Просто так, не верю. Вы давно ее знаете?
— Да, — сказал я. — Она была сестрой в госпитале, в котором я лежал во время войны.
— Она же совсем девочкой была, наверно?
— Ей сейчас тридцать четыре года.
— Когда она вышла за Эшли?
— Во время войны. Ее возлюбленный как раз окочурился от дизентерии.
— Почему вы таким тоном говорите?
— Виноват. Я нечаянно. Я просто хотел изложить вам факты.
— Не верю, чтобы она вышла за кого-нибудь не по любви.
— Однако она это сделала дважды, — сказал я.
— Не верю.
— Так зачем же вы задаете мне дурацкие вопросы, — сказал я, — если вам не нравятся ответы?
— Я вас об этом не спрашивал.
