НИКОЛАЙ ФЕВР - СОЛНЦЕ ВОСХОДИТ НА ЗАПАДЕ
Обзор книги НИКОЛАЙ ФЕВР - СОЛНЦЕ ВОСХОДИТ НА ЗАПАДЕ
НИКОЛАЙ ФЕВР
СОЛНЦЕ ВОСХОДИТ НА ЗАПАДЕ
Издание газеты «Новое Слово» Буэнос-Айрес
Afio del Libertador General San Martin 1950
Queda hecho el deposito que marca la ley 11.723.
Reservados todos los derechos роr Autor.
Все права сохранены за автором.
Copyright by the Author.
Обложка работы художника H. Тищенко.
Impreso en la Argentina.
Printed in Argentina.
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Второй мировой войне будет посвящено много книг. Первые из них уже начали появляться в разных странах и на разных языках. Книги эти не всегда равноценны по своему содержанию и не всегда представляют одинаковый интерес для русского читателя.
Книга Николая Февра «Солнце восходит на западе», предлагаемая нами Вашему вниманию, интересна прежде всего тем, что она является живым человеческим документом, рассчитанным в первую очередь на русского читателя.
Николай Февр является представителем тех многочисленных русских людей, которые в начале германо-советского столкновения искренне поверили в объявленный официально Германией «крестовый поход против большевизма» и пожелали, в том или ином виде, принять участие в этой борьбе. Позднее, разочаровавшись в своих надеждах, эти люди отошли от участия в событиях, с тем чтобы снова принять в них участие в трагические дни власовской эпопеи. Люди эти сохранили твердое убеждение в том, что большевизм это – «враг номер первый российских народов» и, что против него необходимо и дальше бороться, используя для этой борьбы каждую возможность, которая не находится в противоречии с национальным достоинством русского человека.
Книга Николая Февра представляет интерес не только как исторический материал, вышедший из под пера единственного русского журналиста – эмигранта, побывавшего на родной земле после двадцатилетнего отсутствия. Несмотря на то, что события описанные в ней относятся к уже отгремевшим дням второй мировой войны, книга эта в полной мере сохранила свою злободневность Больше того – многие ее страницы приобрели особое значение именно теперь, в сопоставлении с событиями сегодняшнего дня и, быть может, станут еще более значительными в свете событий дня завтрашнего.
Издательство
I. ВСТУПЛЕНИЕ.
…Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Утро. Город Белград. Я сижу в своей комнате. Из окна я вижу часть главной улицы югославской столицы и солдат германской оккупационной армии, гуляющих по ней. Радио, поставленное на берлинскую волну, гремит бравурными маршами. В промежутках между ними, голос диктора и граммофонные диски, с записанными на них речами вождей национал-социалистической Германии, еще и еще раз, возвещают миру ошеломляющую весть: – война Германии против Советского Союза… Война!..
***
…Девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Вечер. Маленькая деревушка в Верхней Австрии. Я сижу на балкончике крестьянского домика. Внизу, по дымящейся пылью ленте дороги, ползут металлические гусеницы передовых частей американской оккупационной армии. Радио, поставленное на московскую волну, глухо рокочет от орудийных салютов, которыми Москва отмечает сегодняшний день. Голос диктора, читающего приказы по красной армии, возвещает миру, никого уже не удивляющую весть о безоговорочной капитуляции Германии… Капитуляция…
***
Между этими двумя событиями лежит три года, десять месяцев и две недели. Лежит тысяча четыреста семнадцать дней. Тысяча четыреста семнадцать дней, до того наполненных кровью и слезами, надеждами и разочарованиями, героизмом и подлостью, насилием и подвигом, что в другое время всего этого хватило бы на сто лет.
В моей жизни – жизни журналиста, эти тысяча четыреста семнадцать дней, оказались наполненными таким количеством покрытых километров, неизгладимых впечатлений и незабываемых встреч, что в иных условиях, этого хватило бы на десяток доброкачественных журналистов мирного времени.
Этому страшному отрезку, в истории наших дней, будет впоследствии посвящено много печатных томов. Военные специалисты подробно разберут ход гигантских военных операций, невиданных еще в истории ратного дела. Политики, по примеру прошлой войны, в своих мемуарах познакомят читателей с закулисной стороной ныне отгремевших дней. Писатели, на кровавой канве этих сумрачных лет, создадут увлекательные и захватывающие романы.
А потом, значительно позже, историки, как пчелы, перелетающие с одного цветка на другой, будут с головой уходить в эти печатные труды, для того чтобы выбрать из них самое ценное и перенести его на кончике своего пера в драгоценные соты истории. Не той истории, которая писалась в Германии национал-социалистами и не той, которая пишется теперь в Советском Союзе большевиками, а той далекой беспристрастной истории, которая будет написана тогда, когда и само представление о большевизме и национал-социализме начнет стираться в недоуменном мозгу более счастливых поколений.
Если хоть одна тысячная доля, из предлагаемых мною вниманию читателей записей, осветит хоть на секунду удовлетворенной улыбкой лицо одного из историков будущего, то это будет достаточным удовлетворением для автора. А это может случиться только в том случае, если раскрывши пожелтевшие страницы этих записей историк почувствует в них то, что всегда было и будет самым ценным в подобного рода литературных документах. А именно: – правду.
К ней я и буду стремиться от первой и до последней страницы моих записей, кстати, сделанных не потом, а целиком набросанных еще в ходе событий, о которых идет речь на этих страницах.
С этой задачей мне больше всего поможет справиться то обстоятельство, что в начале гигантского столкновения на востоке Европы у меня не было нарочито предвзятого отношения, ни к большевизму, ни к национал – социализму, ибо оба они были тогда чужды и далеки для меня, выросшего и вне России, и вне Германии, под сенью демократического дерева, раскинувшего свои ветви над версальской Европой. А в ходе этого столкновения, когда я вблизи познакомился и с одним, и с другим, я одинаково искренне пожелал, чтобы в вихре наступивших событий нашли свою могилу и большевизм, и национал-социализм, обе политические системы не достойные, ни истории цивилизованного человечества, ни имени Человека вообще.
Теперь, когда отзвучали первые громы, далеко еще не закончившейся мировой грозы, национал-социализма больше нет. Но его старший единокровный брат – большевизм продолжает существовать. Продолжает существовать и угрожать существованию и тех немногих идеалов, которыми еще дышит человечество и которые оно с таким трудом, на протяжении тысячелетий, отвоевывало от царства невежества и мрака.
Если на страницах моих записей большевизму будет уделено значительно больше места, чем национал-социализму, то, с одной стороны, это явится следствием именно того, что национал-социализм уже мертв и желающих вбить лишний гвоздь в гроб покойника найдется, вероятно, значительно больше, чем тех, кто попытается еще раз поднять свой голос против благополучно здравствующего большевизма, собирающегося прикрыть гробовой крышкой весь цивилизованный мир.
С другой же стороны вполне понятно, что большевизм для меня, как русского, является темой гораздо более животрепещущей, нежели германский национал-социализм. Это же относится и к тому русскому читателю, для которого я в первую очередь и пишу свои записи.
Я делаю это не только, как единственный русский журналист из Европы, которому удалось во время войны объехать значительную часть Европейской России и наблюдения, которого могут, таким образом, представлять несомненный интерес, но и как убежденный, до последнего моего дня, враг большевистской системы, которым я сделался не в будничной скуке эмигрантских дней, а в долгих странствованиях по просторам обезображенной большевизмом, родной земли.
Пока будет существовать большевизм, будут существовать и его враги. И чем дольше будет существовать он, тем больше настоящих и упорных врагов будет выковано в борьбе с ним.
Памяти борцов против большевизма, отдавших в этой борьбе свою жизнь, участникам нынешней и будущей борьбы с этим безжалостным врагом Правды, Добра и Красоты, пусть будут посвящены страницы моих записей.
II. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О СЕБЕ. МОЛОДОЕ ПОКОЛЕНИЕ ЭМИГРАЦИИ. ПРОЩАЙ БЕЛГРАД.
Резкий толчок поезда отрывает меня не только от вокзального перрона, но и от годами налаженной и устоявшейся жизни. Медленно проплывают мимо обгоревшие скелеты белградского вокзала. Поезд со скрипом вползает на только что починенный, после подрыва, мост через реку Саву и осторожно добирается до другого берега. Из окна вагона я вижу так хорошо знакомую мне серо-желтую полосу реки, которая сегодня легла резкой гранью не только между мной и городом, оставшимся по ту сторону ее, но и между двумя совершенно различными этапами моей жизни.
