Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники
— Вы, конечно, сражались бы за женщину куда охотней, чем дали бы ей самой сражаться за себя, — сказала Клара.
— Несомненно. Когда она сама за себя сражается, она точно собака перед зеркалом — ее приводит в ярость собственная тень.
— А зеркало — это вы? — презрительно усмехнулась Клара.
— Или тень, — ответил он.
— Боюсь, вы чересчур умны, — сказала она.
— Что ж, а вам я предоставлю быть добродетельной, — со смехом возразил он. — Будьте добродетельной кроткой девой, а уж мне позвольте быть умным.
Но Клара устала от его легкомыслия. Глядя на нее, Пол вдруг заметил, что, когда она вскидывает голову, лицо у нее становится не презрительное, а несчастное. Сердце его исполнилось нежности ко всем. Он повернулся и мягко заговорил с Мириам, на которую до тех пор не обращал внимания.
На краю леса они повстречали Лимба; худощавый, загорелый сорокалетний человек этот арендовал стреллейскую мельницу и превратил ее в животноводческую ферму. Он небрежно, словно бы устало держал недоуздок могучего жеребца. Все трое остановились, давая ему перейти по камням первый ручей. Пол с восхищением смотрел, как пружинисто ступает громадный конь, олицетворение неисчерпаемой мощи. Лимб остановился перед ними.
— Скажите отцу, мисс Ливерс, три дня назад его телята сломали нижний забор и разбежались, — сказал он странным тонким голосом.
— Который забор? — робко спросила Мириам.
Огромный конь тяжело дышал, рыжие бока ходили ходуном, голова опущена, из-под холки подозрительно смотрят великолепные глазищи.
— Пройдемте немного, — ответил Лимб, — и я вам покажу.
Фермер со своим жеребцом пошли впереди. Жеребец отскакивал вбок, так что тряслись белые «щетки» над копытами, и вид у него был испуганный, как когда переходил ручей.
— Брось дурачиться, — любовно сказал коню хозяин.
Небольшими прыжками жеребец поднялся на берег, потом, разбрызгивая воду, картинно перешел второй ручей. Клара шла с какой-то мрачной беззаботностью и глядела на него то ли завороженно, то ли презрительно. Лимб остановился и показал на забор под ивами.
— Вон видите, где они прорвались, — сказал он. — Мой работник три раза загонял их назад.
— Вижу, — покраснев, ответила Мириам, словно это она виновата.
— Заглянете к нам? — спросил фермер.
— Нет, спасибо, мы лучше пройдем к запруде.
— Ну, как хотите, — сказал Лимб.
Конь негромко заржал, радуясь, что дом уже так близко.
— Он рад, что вернулся, — сказала Клара, с интересом наблюдая за ним.
Они вошли в калитку и увидели: навстречу от большого дома идет невысокая темноволосая взволнованная женщина лет тридцати пяти. Волосы ее тронуты сединой, темные глаза горят. Она шла, заложив руки за спину. Брат прошел вперед. Увидев ее, громадный гнедой жеребец опять заржал. Она порывисто подошла к нему.
— Вернулся, мой мальчик! — с нежностью сказала она коню, а не брату. Конь подался к ней, наклонил голову. Она осторожно сунула ему в пасть сморщенное желтое яблочко, которое до той минуты прятала за спиной, потом поцеловала его подле глаз. Конь ответил глубоким, довольным вздохом. Она обняла огромную голову, прижала к груди.
— До чего хорош! — сказала ей Мириам.
Мисс Лимб подняла темные глаза. Взгляд ее устремился на Пола.
— А, мисс Ливерс, добрый вечер, — сказала она. — Вы нас тысячу лет не навещали.
Мириам представила своих друзей.
— Ваш конь славный малый! — сказала Клара.
— Еще бы! — она опять его поцеловала. — Преданный не хуже человека!
— Наверно, преданней большинства мужчин, — сказала Клара.
— Он славный! — воскликнула мисс Лимб, снова обняв коня.
Очарованная гнедым великаном, Клара принялась гладить его по шее.
— Он такой добрый, — сказала мисс Лимб. — Большие — они всегда такие, правда?
— Он красавец! — ответила Клара.
Ей хотелось посмотреть коню в глаза. Хотелось, чтоб он посмотрел на нее.
— Жаль, он не умеет говорить, — сказала она.
— Но он умеет… почти, — возразила мисс Лимб.
И ее брат пошел с лошадью дальше.
— Зайдете к нам? Пожалуйста, зайдите, мистер… Я не уловила вашего имени.
— Морел, — сказала Мириам. — Нет, мы не зайдем, но мы хотели бы пройти к пруду.
— Ну, да… да, конечно. Вы рыболов, мистер Морел?
— Нет, — ответил Пол.
— Потому что если вы это любите, приходите в любое время, — сказала мисс Лимб. — От субботы до субботы мы почти никого не видим. Я была бы только благодарна.
— А какая рыба тут у вас водится? — спросил Пол.
Они прошли через сад, потом по перемычке и поднялись на крутой берег пруда, укрытого тенью вместе с двумя поросшими лесом островками. Пол шел с мисс Лимб.
— Я бы не прочь тут поплавать, — сказал он.
— Пожалуйста, — сказала она. — Приходите, когда вам угодно. Брат будет очень рад с вами побеседовать. Он такой молчаливый, ведь здесь совсем не с кем поговорить. Пожалуйста, приходите и плавайте.
Подошла Клара.
— Тут глубоко, — сказала она, — и вода такая чистая.
— Да, — сказала мисс Лимб.
— Вы плаваете? — спросил Пол. — Мисс Лимб только что сказала, мы могли бы приходить, когда захотим.
— Но здесь, конечно, есть работники, — сказала мисс Лимб.
Они поговорили еще немного, потом стали подниматься на невозделанный холм, оставив одинокую, с измученными глазами женщину на берегу.
Склон холма был сплошь залит солнцем. Невозделанный, кочковатый, он был отдан во владение кроликам. Все трое шли молча.
Потом Пол сказал:
— При ней как-то не по себе становится.
— Ты это о мисс Лимб? — спросила Мириам. — Мне тоже.
— Что с ней такое? Она что, помешалась на одиночестве?
— Да, — сказала Мириам. — Такая жизнь не для нее. По-моему, жестоко похоронить ее здесь. Конечно, мне надо бы заходить к ней чаще. Но с ней неуютно.
— Мне жаль ее… да, конечно, но притом она наводит на меня тоску, — сказал Пол.
— По-моему, ей нужен мужчина, — вдруг выпалила Клара.
Мириам и Пол помолчали. Потом он сказал:
— Но это она из-за одиночества помешалась.
Клара не ответила, большими шагами она поднималась в гору. Шла, опустив голову, легко расталкивая ногами мертвые стебли чертополоха, ступала по заросшим травой кочкам, свесив руки. Пол глядел на это красивое тело, и ему казалось, она не гуляет, но пробивается вверх по холму вслепую. Горячая волна захлестнула его. Его одолевало любопытство. Быть может, жизнь обошлась с Кларой жестоко… Он забыл про Мириам, которая шла рядом с ним и что-то ему говорила. Он не ответил, и она взглянула на него. Глаза его были устремлены вперед, на Клару.
— Ты все еще находишь, что она неприятная? — спросила Мириам.
Вопрос прозвучал неожиданно. Он совпадал с его мыслями.
— Что-то в ней неладно, — сказал он.
— Да, — согласилась Мириам.
На вершине холма оказалось невозделанное поле, с двух сторон укрытое лесом, а с двух других живой изгородью, высокой, но неплотной, из боярышника и кустов бузины. Между разросшимися кустами зияли просветы, через которые вполне мог бы пройти скот, будь он здесь. Трава была ровная, как бархат, вся истоптанная кроликами и разрыхленная у кроличьих норок. Поле было кочковатое, заросло высоким, крупным первоцветом, который никогда не косили. Скопления крепких цветов высились повсюду над грубыми пучками старой, высохшей травы. Это походило на рейд, где теснились высокие сказочные корабли.
Мириам восторженно ахнула и глянула на Пола, темные глаза ее стали огромными.
Пол улыбнулся. Они вместе радовались, глядя на поле цветов. Клара поодаль безутешно смотрела на первоцветы. Пол и Мириам стояли рядом, разговаривали вполголоса. Он опустился на одно колено, быстро рвал самые лучшие цветы, беспокойно передвигаясь от одной группы к другой, и все время тихонько разговаривал. Мириам срывала цветы любовно, неспешно наклоняясь над каждым. Ей всегда казалось, что Пол все делает слишком быстро, будто не для удовольствия, а для изучения. Однако в его букетах было больше естественной прелести, чем в тех, что собирала она. Он любил цветы, но так, словно он им хозяин и имеет на них право. Она же относилась к ним с большим почтением — было в них что-то, чем сама она не обладала.
Цветы были необыкновенно свежие и нежные. Ему хотелось ими упиться. Срывая их, он съедал желтые трубочки. Клара все безутешно бродила по полю. Подойдя к ней, Пол сказал:
— Почему вам не нарвать цветов?
— Это не по мне. Они милее, когда растут.
— Но вам хотелось бы немного цветов?
— Они не хотят, чтоб их трогали.
— Не думаю.
— Не нужны мне трупы цветов, — сказала она.
— Это нелепая, искусственная точка зрения, — сказал он. — В воде они умирают ничуть не быстрее, чем на корню. И к тому же, в вазе они так славно выглядят, так весело. А трупом называют то, что выглядит как труп.
