Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс
…Майса отлично знала, что это такое — помощь хозяйских дочек! Вечно всем им нужно поскорее…
— Кроме того, Майса, будьте добры, не забудьте собрать все мелкие обрезки для Лисси на отделку.
— А разве мне она не успеет сшить, мама? — закричала Лисси, подняв глаза от книжки, которую она читала, лежа животом на подушке и подперев голову руками.
— Дай бог за это время с пальто для фрекен Овидии управиться, — сказала Майса.
— А мне? Если тебе мама прикажет, ты должна успеть, иначе ты вообще не будешь здесь больше шить.
В дверях, торжествующе подняв испачканную соусом вилку, появилась Фина.
— Вилка! — ахнули все хором.
— И знаете, где я ее нашла? Она лежала в телячьем фрикасе, которое я собралась прокипятить на завтра.
— Подумайте, как забавно… Лежала себе в соусе, а мы с ног сбились, обыскивая весь дом…
— Я и не сомневалась, что рано или поздно она объявится, — сказала фру убежденно.
— Да, наверно, Фина сама ее там забыла, когда выуживала себе кусочек! Ведь за столом мы раскладывали фрикасе ложкой! — крикнула Лисси со своей подушки.
Майсе все это тоже показалось потешным. Уж действительно, здесь можно позаимствовать и материи, и шерсти, и шелка — все прямо само в руки просится… Зимой, когда она шила здесь, однажды тоже поднялся переполох из-за мотка шелка: Овидия твердила, что оставила его на столе у Майсы, а потом сама нашла моток в кармане платья, которое сняла и повесила в шкаф.
…В воскресенье Майса нежилась в постели, пока не пришла разносчица из пекарни. Тогда мадам Дёрум послала свою глухонемую дочку наверх, отнести Майсе хлебцы. Майса поставила кофе в печку, и, пока умывалась, одевалась, причесывалась сама и причесывала глухонемую, кофе сварился.
Дортеа радовалась случаю побыть у нее в воскресенье утром, она старалась помочь чем могла — чистила платья и туфли, подметала, когда Майса бралась за уборку, а то просто с интересом наблюдала, как она шьет и ставит заплаты — такой работы у Майсы по воскресеньям всегда хватало.
…Что-то Марта Му неважно стала стирать…
Майса рассматривала белье.
Если бы не их давнее знакомство — она знала ее с тех пор, как они жили в Хаммерсборге, — она отдавала бы в стирку матушке Енсен, что живет по соседству…
…И вообще она, наверно, могла вчера спокойно идти прямо домой — все равно никого бы не встретила…
Хотелось бы узнать, ждал он ее или нет…
Господи, вот было бы весело, если бы сегодня она могла пойти в театр!
Она выйдет попозже посмотреть афишу. Интересно, что там сегодня; Хьельсберг, наверно, отправится туда вечером…
Если идти сегодня в театр, то ей есть во что одеться, а дождевик в помещении можно сразу снять. И как он ей надоел, этот дождевик, — в нем она всегда чувствует себя старомодной и неуклюжей. Да и к тому же такие накидки носят все, кто не успел сшить себе что-нибудь новое к весне!
Интересно, а не выйдет ли из него пальто…
Она выворачивала и рассматривала свой изрядно поношенный дождевик. Чистая шерсть; вот уж верно, всегда имеет смысл покупать хорошие вещи.
Если взяться за него в следующее воскресенье, пожалуй, она успеет его перешить…
Впрочем, лучше посидеть над ним два-три вечера. Можно подкрепляться кофе, тогда она успеет сшить к воскресенью; кто знает, вдруг пальто понадобится…
Да, так она и сделает, надо завтра же захватить с собой выкройку Овидии, тогда она мигом сможет распороть и сметать его, только бы удалось прикрыть выцветшие и обтрепавшиеся места…
Ей так нравятся эти пальто, которые теперь носят: рукава расширяются книзу, а на карманах большие клапаны…
И он, наверно, заметит, что она в новом, когда встретит ее… А на случай дождя у нее есть зонт…
Но вот перчатки совсем никуда не годятся, хотя она не надевает их, пока не выйдет на Бругатен. Почти каждый вечер перед уходом домой ей приходится зашивать их. Ведь на перчатки первым делом смотрят, а сейчас так светло! Самый красивый костюм можно испортить, если перчатки рваные…
Никуда не денешься, нужно к воскресенью покупать новые для нового пальто, хоть они и дорогие… Уж лучше задолжать Марте Му за стирку.
Можно было бы подкопить немного денег, если по воскресеньям не обедать у Дёрумов. В конце концов нетрудно обойтись одним кофе с бутербродами, — ведь в будние дни она ест досыта. Но мадам Дёрум будет не очень довольна, потеряв этот доход.
Что-то Хьельсберг говорил в последний раз, будто у нее волосы с рыжеватым отливом… Чтобы избавиться от этого оттенка, Теодора Брандт причесывается свинцовым гребнем, надо бы и ей купить себе такой…
Сегодня с утра он, верно, в больнице и вернется не раньше трех, после того как пообедает в городе.
А вдруг он вчера все-таки ждал ее!..
Уж сегодня после обеда она непременно выйдет погулять…
…Когда она обедала с Дёрумами, пришел Эллинг — у него появились кое-какие наметки насчет мастерской, и вот он сидел, разглагольствовал и советовался со стариком Дёрумом, но Майса отлично понимала, что он нарочно заводит при ней эти разговоры. Похоже, Дёрум, мадам Дёрум и Эллинг уже что-то решили на ее счет. Будто она когда-нибудь давала Эллингу повод. Правда, он парень хороший, дельный и собой неплох, только на уме у него одна кожа. А когда он пытается шутить с ней, тоже выходит неуклюже.
— Не хотите ли после обеда пройтись в порт, посмотреть на лед — он как раз начал вскрываться?
Нет уж, спасибо, она вчера досыта насмотрелась на этот лед из квартиры Калнесов.
Эллинг сидел и не сводил с нее добрых черных глаз, так что в конце концов ей стало невмоготу. Она отделывалась короткими ответами, а потом поднялась и отошла к окну… Пора бы уж Хьельсбергу возвратиться домой…
— Хорошую кожу на подметки сейчас нигде не сыскать, всюду только привозная, а за нее, сами знаете, сколько надо платить… — донеслось до нее.
— Еще бы, откуда в Норвегии такая кожа!
— Конечно, здесь, на углу, место для мастерской самое что ни на есть подходящее, и две хорошие комнаты…
Майса почувствовала, что эти слова рассчитаны на нее, заерзала на стуле и отвернулась к окну…
А вот и он… Ну да, сразу видно, что из больницы, вон и книги под мышкой, а из бокового кармана торчат бумаги и газеты. Наверно, будет писать после обеда, пока не пойдет в театр…
Ишь как торопится! Теперь он тоже все доски во дворе наперечет знает… А как взлетел вверх по лестнице: видно, думает о чем-то своем…
В дверь просунулась блестящая лысина маляра…
— Заходи, заходи, перекинемся в картишки, — позвал его Дёрум, не вставая из-за стола и попыхивая трубкой.
— Заходите, Йёрстад, плита еще горячая, — сказала мадам Дёрум, — сейчас согрею кофе.
Дёрум приподнялся и вынул из шкафа колоду карт. Он медленно отсчитывал их толстым большим пальцем и клал на стол. Да, все правильно, пятьдесят две.
— Ну, как поживает моя крестница, господин маляр? — спросила Майса. Посидев у окна, она заметно повеселела.
— Сейчас-то ей хорошо, мы выдвигаем люльку днем на солнышко.
— Теперь уж скоро всюду просохнет, — заметил Дёрум, — и на дворе и на улице… Наконец-то и у нас настоящая весна…
Над красным крашеным столом замелькали карты. Дортеа подошла поближе; она внимательно следила за игрой.
— Сто одно! — объявил Дёрум.
— Сто одно! — козырнул маляр в следующий раз и положил на стол трубку.
— А у вас, Эллинг, только сто одно несчастье, — пошутила Майса, — она была в отличнейшем настроении. — Но не падайте духом!
У Эллинга загорелись глаза — он не из тех, кто кинется на первую же приманку…
Большим пальцем Дёрум с трудом отделял одну засаленную карту от другой.
— Надо с ними что-то сделать! — Он встал, взял из печки щепотку золы и пересыпал колоду. — Ну, теперь дело пойдет!
Кулаки громыхали по столу:
— Козырь!
— Валет пик! Еще валет! Сто одно!
Они играли осторожно, но с азартом.
— Два мастера против одного подмастерья, — поддразнивала Майса Эллинга.
— Ему и до мастера недалеко, — ответила мадам Дёрум, внося кофейник…
Часов в пять Майса поднялась и поблагодарила хозяев; она пойдет подышит немного воздухом. Теперь она уже не опасалась Эллинга — он с головой ушел в игру.
…Да, сегодня солнце потрудилось на славу — большая часть тротуара и булыжник на мостовой совсем просохли…
Вон на стене каменного дома висит афиша, но Майса прошла мимо — очень ей нужно рассматривать ее на глазах у булочника Берга и служащих из лавки Суннбю. К тому же из ворот в любую минуту может появиться Хьельсберг.
Придется ей поступить так же, как делал он, — незаметно прокрасться вдоль окон лавки Суннбю, а не то йомфру Тёнсет, живущая у них, непременно увяжется за ней.
На мосту толпился народ — видно, не знали, куда себя девать в этот воскресный день, и от нечего делать смотрели, как плывет лед вниз по реке. Вокруг угольных барж вода совсем очистилась ото льда, и только маленькие льдинки плавали в ней, словно намокшие куски сахара…
