Бут Таркингтон - Великолепные Эмберсоны
Он бормотал себе под нос, и ночной санитар, дежуривший в палате, подошел и склонился над ним:
— Вам чего-то хочется?
— Что проку начинать семейное дело, — доверительно прошептал ему Джордж. — Даже Джордж Вашингтон только буковки в книге.
Юджин прочитал об аварии в утренней газете. Он был в поезде, только что отъехавшем в Нью-Йорк, и будь у него меньше свободного времени, он наверняка пропустил бы неприметную статью под заголовком "Сломанные ноги":
Вчера Д.Э.Минафер, сотрудник "Химической компании Экерса", попал под автомобиль на углу Теннесси и Мэн. В результате происшествия он получил перелом обеих ног. По словам патрульного Ф.А.Кэкса, видевшего аварию, Минафер сам виноват в случившемся. За рулем небольшого автомобиля был Герберт Коттлмэн, проживающий на Ноубл-авеню, который утверждает, что двигался со скоростью меньшей, чем четыре мили в час. Пострадавший принадлежит к когда-то известному в городе семейству. Он был отправлен в городскую больницу, врачи которой позже заявили, что, помимо перелома ног, у Минафера многочисленные внутренние повреждения, но надежда на выздоровление есть.
Юджин прочитал заметку дважды и отшвырнул газету на сидение напротив, потом долго смотрел в окно. Его отношение к Минаферу не изменилось ни на йоту даже после того, как он начал чисто по-человечески сострадать боли и повреждениям Джорджи. Он подумал о его высокой, изящной фигуре и задрожал, но горечь никуда не делась. Он никогда не винил Изабель за слабость, стоившую им нескольких лет счастья жить вместе, но он винил ее сына и не мог перестать делать это.
Он с мукой подумал об Изабель — он редко мог "видеть" ее столь отчетливо, как видел сейчас, в окне купе, после прочтения заметки об аварии. Она будто стояла по ту сторону стекла, глядя на него, и ему представилось, что это просто тень женщины, видимая и невидимая одновременно, плывущая по воздуху вслед поезду, над зелеными весенними полями, через леса, только-только начавшие одеваться листвой. Он закрыл глаза и увидел Изабель такой, какой она была раньше. Увидел кареглазую и русоволосую смеющуюся девочку, гордую и нежную, какой увидел ее, когда впервые приехал в городок после окончания колледжа. Он вспомнил, как и десятки тысяч раз до этого, каким взглядом она посмотрела на него, когда брат Джордж познакомил их на пикнике, это был "свет каштановой звезды", именно так написал он позже в посланном ей стихотворении. Он вспомнил, как впервые пришел в Эмберсон-Хаус, какой великолепной дамой выглядела она в этом роскошном доме — великолепной, но веселой и дружелюбной. Он вспомнил, как впервые танцевал с ней, и мелодия старого вальса зазвучала в его ушах и в сердце. Они смеялись и подпевали, кружась под нее:
Ах, любовь на год, неделю, на день,
Жаль, что не навсегда…
Он вдруг увидел, как она танцует, и со стоном прошептал: "Какая грация… ах, какая грация…"
Весь путь до Нью-Йорка ему казалось, что Изабель рядом, и вечером из гостиницы он написал Люси:
Я видел статью про то, что случилось с Джорджем Минафером. Жаль его, хотя газета и утверждает, что он виноват сам. Полагаю, что из-за того, что прочитал в газете, я всю дорогу сюда постоянно думал о его маме. Даже показалось, что никогда до этого я не вспоминал о ней так настойчиво и так ясно, но знаешь, мысли об Изабель не смогли заставить меня хоть чуть-чуть полюбить Джорджа! Конечно, я желаю ему скорейшего выздоровления.
Он отправил письмо, а с утренней почтой получил письмо от Люси, написанное через несколько часов после его отъезда. Она вложила заметку, прочитанную им еще в поезде.
Думаю, что ты этого не видел.
Я встречалась с мисс Фанни, она добилась его перевода в отдельную палату. Ох, бедный "Втаптывающий в прах"! Я постоянно думаю о его маме, и, кажется, я никогда до этого не видела ее столь ясно. Какая она была красивая — и как любила его!
Если бы Люси не написала этого письма, Юджин вряд ли поступил бы так странно, как поступил в тот день. Ведь было довольно естественно, что они с Люси оба подумали об Изабель, после того как прочитали заметку о несчастье, постигшем Джорджа, но то, что письмо Люси заставило Юджина думать, что феномен телепатии не пустые выдумки, стало чистой случайностью. Мысли об Изабель в обоих письмах совпадали почти полностью: как оказалось, они оба признались, что "постоянно" думали о ней и видели ее очень "ясно". Он точно помнил, что написал в своем письме именно так.
Воспоминание об этих обстоятельствах нажало на странную кнопку в мозгу Юджина, ибо у него таковая имелась. Он был искателем приключений, и живи он веке в шестнадцатом, наверняка, бороздил бы неизведанные моря, но так как ему выпало родиться в девятнадцатом веке, когда с географией всё стало более или менее понятно, Юджин избрал стезю исследователя в механике. Но был он не только искателем приключений, но и расчетливым дельцом, что, впрочем, не помешало существованию странной кнопки в его голове, потому что расчетливые дельцы не менее подвержены странностям, чем искатели приключений. Некоторые из них по-настоящему впадают в уныние, если им не светят новые горизонты; некоторые не могут избавиться от необычных предубеждений, например, против геологии; а некоторые верят в сверхъестественное. "Конечно, ничего особенного не произошло, но было в этом что-то таинственное!" — говорят они.
Через два дня после смерти Изабель Юджин поехал в Нью-Йорк по неотложному делу, но нужный пароход не прибыл вовремя, в результате чего ему целый день было нечем заняться. Пребывание в гостинице казалось невыносимым, на улице было тошно, всё кругом действовало на нервы. Ему было необходимо опять увидеть Изабель, еще раз услышать ее голос, он ощущал, что сойдет с ума, если не найдет способа связаться с ней. Под влиянием этого настроения он, всё еще полный скептицизма, направился к ясновидящей, о которой узнал из диких рассказов жены делового партнера. Он с отчаянием подумал, что пойти туда будет легче, чем "вообще ничего не делать". Он вспомнил имя этой женщины, нашел ее номер в телефонном справочнике и договорился о встрече.
Опыт превзошел все ожидания, и Юджин покинул ясновидицу с ободряющим посланием от своего отца, который, хотя и не смог удовлетворительно доказать, что он это он, заявил, что в теперешнем его существовании всё происходит на "более высоком уровне" и жизнь "не прекратилась, а идет вперед". Миссис Хорнер именовала себя "экстрасенсом", но во всем остальном была до странности непритязательной и обычной, и Юджин не сомневался в ее искренности. Он был уверен, что она не идет на сознательный обман, и хотя его неудовлетворенность никуда не исчезла, он пришел к выводу, что если и есть какие-то поводы не доверять деятельности миссис Хорнер, то причина не в ней.
Однако совпадения в письмах имелись, это надавило на странную кнопку, и после совета директоров Юджин вновь направился к миссис Хорнер. Договариваясь о встрече с ней, он воспользовался телефоном прямо в зале совещаний, тихонько посмеявшись над собой, и даже подумал, как бы расценили его звонок деловые люди, сидящие в этой обитой красным деревом комнате, узнай они его суть. Миссис Хорнер переехала, но он выяснил ее новый адрес. Трубку сняла девушка, представившаяся ее племянницей, и они назначили "сеанс" на пять вечера. Он явился минута в минуту, и племянница, унылая толстуха с журналом под мышкой, впустила его в пропахший камфарой салон миссис Хорнер — комнату с серыми крашеными стенами, голым полом, одиноким столом и двумя стульями: первый был мягким и обитым кожей, а второй оказался грубо сколоченной поделкой с деревянным сидением. Штора на единственным окне была опущена до подоконника, но солнце снаружи светило так ярко, что в комнате не было темно.
На пороге показалась миссис Хорнер, болезненного вида женщина во всем коричневом с почти распрямившейся завивкой на жиденьких волосах, разделенных пробором посередине, так что все видели синюшный лоб. Маленькие глазки близоруко прищурились, но она узнала того, кто к ней пришел.
— Ах, вы уже были у меня, — высоким, но приятным голосом произнесла она. — Я вас припоминаю. Давненько это было, ага?
— Да, довольно давно.
— Я вас запомнила, потому что вы ушли разочарованным. Да, даже вроде как разозлились. — Она слабо рассмеялась.
— Простите, если вам так показалось, — сказал Юджин. — Но вы же выяснили мое имя?
Она с удивлением и упреком посмотрела на него:
— Зачем же, нет. Я никогда не пытаюсь узнать имена посетителей. К чему мне это? Мне не надо доказывать свои способности, я просто знаю, что у меня они есть, и знаете, не такой уж это благословенный дар, скажу я вам!
Юджин не стал расспрашивать о подробностях, а просто согласился:
