Ирвин Шоу - Ночной портье
– Но ты же сказала… – ее неожиданные возражения вызвали с моей стороны и вовсе неразумную настойчивость, – что приехала ради…
– Все помню, ничего не забыла. Но это, как говорят в Вашингтоне, уже не актуально. Сейчас там очень модно это словечко.
– А почему не актуально?
– Потому что я изменилась. Ты был для меня чужим, просто нужным для замужества человеком. А теперь ты больше не чужой.
– А кто же?
– Скажу в другой раз, – улыбнулась она. Потом встала, потянулась и сказала: – Пойдем выпьем. Нам обоим не помешает.
– Ты помнишь, что рассказывал мне в первый вечер в Вашингтоне? – спросила Эвелин.
Мы шли по виа Кондотти, праздно поглядывая по сторонам. Со времени нашего последнего объяснения мы больше не упоминали о женитьбе, словно и речи об этом не было. Или, вернее, как если бы между нами ничто не изменилось. Мы стали более ласковы, даже нежны друг с другом, но в нашей близости проскальзывала грусть.
– Так о чем я говорил тогда? – переспросил я.
– О том, что ты простой провинциальный парень из очень богатой семьи.
– И ты поверила?
– Нет.
– Что ж, возможно, ты была права.
– Не забывай, – улыбнулась она, – что я вышколенный юрист. Кстати, чем же ты все-таки занимаешься? Как твоей будущей жене мне положено знать об этом, не правда ли?
– Не волнуйся, сейчас у меня достаточно средств, чтобы содержать тебя. – Продолжая изображать из себя этакого богача, я понимал, что это глупо и неубедительно, но ничего иного пока придумать не мог.
– Я не забочусь о том, чтобы кто-нибудь кормил меня. У меня есть и свои деньги, и я всегда заработаю себе на жизнь. Адвокаты в Америке не голодают.
– Почему в Америке? Чем плохо жить в Европе? Эвелин отрицательно покачала головой.
– Европа не для меня. Люблю приехать сюда на отдых, но жить постоянно – нет уж, уволь. – Она зорко взглянула на меня. – Есть причины, по которым не можешь вернуться обратно?
– Вовсе нет.
Она замедлила шаг и остановилась.
– Ты лжешь, – отрубила она.
– Быть может, – пожал я плечами. Человек, вышедший из магазина кожгалантереи, задел меня и пробормотал: «Scusi» 21.
– Это надо считать хорошим началом семейной жизни?
– Я не задаю тебе никаких вопросов.
– Можешь спрашивать.
– Нет особой охоты.
– У меня прекрасный домик у залива в Сэг-Харборе, – сказала она. – Родители оставили мне его. И я люблю там жить. Будет там и адвокатская практика, и приличный заработок. А разве твои дела вынуждают тебя жить здесь?
– Возможно.
– Если бы я заявила, что после свадьбы мы будем жить только у меня, ты бы согласился?
– Ты этого требуешь?
– Да, – сказала она тем безапелляционным тоном, которым обычно разговаривала в Вашингтоне. Очевидно, она не собиралась быть послушной женой.
Я промолчал, и мы пошли дальше.
– Ты ничего не ответишь мне? – спросила она, когда мы прошли несколько шагов.
– Не сейчас.
– А когда же?
– Может, сегодня вечером. А может, через неделю, через месяц…
Она принуждала меня к возвращению в Америку, и потому я обозлился на нее. Картины Анжело Квина растравили мне сердце. С того дня, как я впервые увидел на его полотнах суровые и меланхоличные уголки моей страны, я понял, что уже и прежде подсознательно боролся с той мыслью, что в какой-то день вернусь обратно на родину. Некоторые люди, как я обнаружил, становились отщепенцами, находя в этом удовлетворение. Но я не принадлежал к их числу. Черт побери, подумал я, ведь я же никогда не усвою другого языка, никогда не буду думать на нем. Нет для меня другого языка, кроме родного.
Возможно, то была случайность, что я попал на выставку картин, которые произвели на меня такое сильное впечатление, но и без этого, а также независимо от желания Эвелин я теперь окончательно осознал, что должен в конце концов вернуться на родину. Фабиан, конечно, не одобрит меня. Я заранее представлял себе его возражения: «Боже мой, да вы же быстро получите пулю в лоб!» Однако я не собирался жить по указке Фабиана.
– Я вовсе не отказываюсь вернуться в Америку, – после долгой паузы сказал я. – И даже поселиться в твоем доме в Сэг-Харборе, если тебе так хочется. Но условия должны быть равными. Если по некоторым причинам я не хочу объяснить, почему пока предпочитаю находиться за границей, и никогда, может, этого не объясню, согласишься ты выйти за меня замуж?
– Не люблю на веру принимать людей, – ответила она. – Даже и тебя. И вообще не отличаюсь большой доверчивостью.
– Повторяю свой вопрос.
– Сейчас на него не отвечу, – вызывающе рассмеялась она.
– А когда?
– Может, сегодня вечером. А может, через неделю, через месяц…
Дальше мы шли молча. При переходе улицы нас едва не задавил «мерседес», который пытался проскочить на красный свет. И вдруг я почувствовал, что сыт Римом по горло.
– Кстати, – спросила Эвелин, – кто такая Пэт?
– Откуда тебе известно про Пэт?
– Я знаю, что у тебя есть знакомая девушка по имени «Пэт.
– А почему ты думаешь, что Пэт – это девушка? Это мужское имя. – Застигнутый врасплох, я пытался выиграть время, чтобы выкрутиться. Я никогда не упоминал Пэт в разговорах с Эвелин.
– В твоих устах оно так не звучало, – не отставала Эвелин.
– А когда я называл его?
– Дважды. Сегодня ночью, во сне. Ты обращался явно не к мужчине.
– А-аа, – протянул я.
– Вот именно. Так кто она?
– Одна девушка, с которой я знаком. Был знаком, – поправился я.
– Похоже, вы были знакомы очень близко.
– В самом деле?
– Еще как.
– Ну и что?
– Ты был влюблен в нее?
– Пожалуй, да. Какое-то время.
– Когда вы виделись в последний раз?
– Три года назад.
– Тем не менее ты по-прежнему зовешь ее во сне.
– Извини, – просто сказал я.
– Ты ее до сих пор любишь? Я задумался. Потом ответил:
– Не знаю.
– Может, тебе надо встретиться с ней и разобраться в своих чувствах?
– Да, – сказал я.
23
На обратном пути в Порто-Эрколе мы почти все время молчали, занятые своими мыслями. Эвелин, откинувшись в угол машины, сидела с серьезным, сосредоточенным лицом, руки ее неподвижно лежали на коленях.
Пэт, в удаленном от нас на тысячи миль, занесенном снегом Вермонте, незримо пролегла между нами темной тенью, омрачавшей ясное, по-итальянски солнечное утро. Я сказал Эвелин, что должен повидаться с Пэт.
– Чем быстрее, тем лучше, – ответила Эвелин.
Я решил, что позвоню Фабиану и скажу, что лечу в Нью-Йорк.
По приезде мне сказали, что со вчерашнего вечера нас разыскивает Квадрочелли, я попросил соединить меня с ним.
Первое, о чем он с ходу спросил, насладился ли я Римом.
– Более или менее, – протянул я.
– О, вы быстро становитесь пресыщенным, – рассмеялся он, как обычно, веселый и оживленный, ничем не походивший на владельца предприятия, пострадавшего от забастовки и саботажа. – Прекрасное утро, – продолжал он. – Хорошо бы покататься по морю. Сегодня оно тихое и нежное. Съездим на остров Джаннутри. Ну как?
Я спросил стоявшую рядом со мной Эвелин и, получив ее согласие, крикнул в трубку:
– Охотно поедем.
– Вот и прекрасно. Жена приготовит нам еду с собой. Она-то не поедет с нами. Презирает яхты – ей подавай корабли. И, к сожалению, дочки подражают ей. Потому мне всегда приходится искать попутчиков. Вы знаете, где яхт-клуб?
– Да, знаю.
– Сможете быть там через час?
– Как вам угодно.
– Значит, договорились. Захватите с собой свитеры. На море прохладно.
– Кстати, ущерб на вашем предприятии большой?
– Для Италии обычный, – опять рассмеялся он. Прогулка по морю к видневшемуся вдали острову привлекала меня. Не так сама поездка, как то, что мы с Эвелин не будем сидеть с глазу на глаз. Я решил пригласить Квадрочелли с женой пообедать с нами, чтобы уж заполнить весь день.
Эвелин пошла переодеться, а я заказал Нью-Йорк. В ожидании вызова просматривал утреннюю римскую газету «Дейли Америкой» и в разделе новостей прочитал, что Дэвид Лоример переводится в Вашингтон и в его честь устраивается прощальный банкет. Газету я тут же отбросил в сторону, чтобы Эвелин не увидела ее.
– Боже мой, приятель, да вы что? – послышался в трубке голос Фабиана в ответ на мое приветствие. – Да вы знаете, который сейчас час?
– Около двенадцати дня.
– Это в Италии, а здесь шесть утра, – жалобно произнес Фабиан. – Какой воспитанный человек станет будить в такую рань своего друга?
– Простите, но мне хотелось поскорей сообщить вам хорошие новости.
– Какие такие новости? – подозрительно спросил Фабиан.
– Я возвращаюсь в Штаты.
– Что же в этом хорошего?
– Расскажу при встрече. Сугубо личное дело. Скажите, а где мне оставить нашу машину?
– Что за спешка? Почему не подождать моего приезда, чтобы мы спокойно все обсудили?
– Не могу ждать. Все уже взвешено и решено.
– Не может ждать, – вздохнул Фабиан на другом конце провода. – Ладно, Бог с вами. Сможете заехать в Париж? Тогда попросите консьержа отеля на площади Атене, чтобы он сделал мне одолжение и поставил машину к себе в гараж. У меня будут дела в Париже, и я загляну к ним.
