Арчибальд Кронин - Цитадель
Она была женой хирурга Чарльза Айвори. На вопрос Эндрью об ее муже она засмеялась, так как считала, что Чарльза знают все. Рассказала, что они живут на Нью-Кэвендиш-стрит, за углом, в собственном доме, что она очень любит бывать у Фредди и его жены. Чарльз, Фредди и Поль Дидмен так дружны, и все они — члены Сэквильского клуба. Она удивилась, когда Эндрью признался, что он не член этого клуба. Она полагала, что все непременно должны быть членами Сэквильского клуба.
Обескураженный Эндрью занялся миссис Дидмен, его соседкой справа, и нашел, что она приветливее, мягче и у нее красивый, почти восточный тон кожи. Он и ее навел на разговор о муже. Он думал: «Мне надо побольше узнать об этих людях, они так дьявольски богаты и так шикарны».
Миссис Дидмен рассказала, что Поль — врач по внутренним болезням и что, хотя у них квартира на Портленд-плейс, Поль снимает еще комнаты на Харлей-стрит. У него прекрасная практика (миссис Дидмен говорила о муже с любовью, исключавшей всякое хвастовство), главным образом в «Плаза-отеле», — он, конечно, знает этот большой новый отель, окна которого выходят в парк. В час ленча ресторан там битком набит знаменитостями. Поль официально считается врачом отеля. Там останавливается такое множество богатых американцев и звезд экрана и... — миссис Дидмен вдруг замолчала, улыбаясь — ...да, все туда приезжают, и для Поля это очень выгодно.
Эндрью понравилась миссис Дидмен. Он слушал ее, пока миссис Хемсон не поднялась, а тогда галантно вскочил, чтобы отодвинуть ее стул.
— Сигару, Мэнсон? — предложил Фредди с миной знатока, когда дамы ушли. — Вот эти тебе понравятся. И советую тебе обратить внимание на брэнди. Тысяча восемьсот девяносто четвертого года! Тут уж никаких примесей!
С сигарой в зубах и пузатым стаканом брэнди в руках, Эндрью придвинул свой стул поближе к остальным. Этого ему только и хотелось все время-живого и тесного общения с врачами, перехода к чисто профессиональным темам, и больше ничего. Он надеялся, что Хемсон и его приятели заведут такой разговор. И надежда его оправдалась.
— Кстати, — начал Фредди, — я сегодня заказал себе у Гликкарта одну из этих новых ламп «Ирадиум». Они порядком дороги: что-то около восьмидесяти гиней. Но такая лампа стоит этих денег.
— Гм... — глубокомысленно протянул Дидмен, худощавый, темноглазый, с умным еврейским лицом. — Она должна еще окупить уход и ремонт.
Эндрью, готовясь вступить в спор, затянулся сигарой.
— А я, знаете ли, не особенно высокого мнения об этих лампах. Читали вы в «Журнале» статью Эбби о гелиотерапии? Эти лампы «Ирадиум» совершенно не излучают инфракрасных лучей.
Фредди уставился на него и захохотал,
— Зато они приносят черт знает сколько гонораров по три гинеи. Кроме того, от них очень хорошо загорает тело.
— Нет, извини, Фредди, — вмешался Дидмен. — Я не одобряю этих дорогостоящих аппаратов. Раньше чем они начнут давать доход, они должны еще окупить свою стоимость. Кроме того, они скоро выходят из моды, теряют свою популярность. Нет, если правду говорить, ничего нет лучше доброго старого средства — подкожных впрыскиваний.
— И вы, конечно, их применяете, — сказал Хемсон.
В разговор вмешался и Айвори. Он был старше остальных, громоздкий, с бледным, гладко выбритым лицом и непринужденными манерами столичного человека.
— Кстати, и я сегодня назначил одному пациенту курс впрыскиваний. Двенадцать марганцевых. И знаете, что я сделал? Я сказал этому субъекту: «Слушайте, вы же деловой человек. Курс лечения стоит пятьдесят гиней, но если вы мне уплатите сразу вперед, то я возьму с вас только сорок пять». Он мне выписал чек — и все.
— Ах, вы, старый контрабандист! Я думал, вы — хирург, а вы у нас хлеб отбиваете! — воскликнул Фредли.
— Я хирург, — подтвердил Айвори. — И завтра делаю операцию в лечебнице Иды Шеррингтон.
— «Бесплодные усилия любви» — с отсутствующим видом пробормотал Дидмен своей сигаре, затем, возвращаясь к первоначальной теме, сказал вслух:
— Да, без них никак не обойдешься. Ведь вот что любопытно: в высшем обществе лечение микстурами решительно вышло из моды. Если вы пропишете какие-нибудь порошки в отеле «Плаза», это не внушит пациенту ни малейшего доверия к вам. Но если то же самое лекарство вы впрыскиваете, предварительно обмыв кожу, прокипятив иглу и проделав всю прочую комедию, то ваш пациент считает, что вы на высоте науки.
Хемсон энергично возразил:
— И очень хорошо для нас, врачей, что лечение микстурами сошло со сцены в Вест-Энде. Возьмите хотя бы тот случай, о котором сейчас говорил Чарли. Допустим, что он прописал бы этому субъекту марганец или марганец с железом, доброе старое лекарство, которое, вероятно, принесло бы больному столько же пользы, сколько впрыскивания, — он бы получил за это дело не больше трех гиней. А он распределил лекарство в дюжину ампул и получил пятьдесят... Нет, извини, Чарли, — я хотел сказать сорок пять гиней.
— Минус двенадцать шиллингов, — поправил тихонько Дидмен. — Стоимость ампул.
У Эндрью голова шла кругом. Этот аргумент в пользу упразднения лекарств потряс его своей новизной. Чтобы успокоиться, он опять выпил брэнди.
— Все дело в том, — философствовал Дидмен, — что они не знают, как дешевы эти вещи. Когда пациентка увидит на вашем столе ряд ампулок, у нее является инстинктивная мысль: «Боже, значит, лечение будет стоить больших денег!»
— Заметь, — Хемсон подмигнул Эндрью, — заметь, наш Дидмен, говоря о пациентах, всегда представляет себе особ женского пола... Да, между прочим, Поль, мне уже говорили вчера насчет охоты. Даммет согласен организовать все, если ты, Чарльз и я примем участие.
Они минут десять говорили об охоте, о гольфе, в который они играли в окрестностях Лондона на площадках, куда вход стоит очень дорого, об автомобилях. А Эндрью слушал, курил свою сигару и прихлебывал брэнди. Все выпили много брэнди. Эндрью, чуточку опьянев, решил про себя, что все они удивительно славные ребята. Они не только не отстраняли его от участия в разговоре, но все время то каким-нибудь словом, то взглядом давали ему почувствовать, что он свой человек. Они как-то сумели заставить его забыть, что он завтракал одной лишь маринованной селедкой. И когда все поднялись, Айвори ударил его по плечу.
— Надо будет послать вам свою карточку, Мэнсон. Буду очень рад, если вы как-нибудь пригласите меня на консилиум к своему пациенту.
Когда мужчины воротились в гостиную, атмосфера там, в силу контраста, показалась Эндрью холодно-официальной, но Фредди, который был в чудесном настроении и сиял еще больше, чем всегда, засунув руки в карманы, выпятив ослепительную крахмальную грудь сорочки, объявил, что еще рано и вечер надо окончить всем вместе в «Эмбесси».
— К сожалению, — Кристин бросила неопределенный взгляд на Эндрью, — нам необходимо идти домой.
— Глупости, дорогая, — Эндрью блаженно улыбнулся. — И думать нельзя о том, чтобы так рано кончить этот вечер.
В «Эмбесси» Фредди, видимо, был известен. Его и его спутников с поклонами и улыбками усадили за стол у стены. Опять пили шампанское. Танцевали. «Эти люди умеют жить, — размышлял Эндрью, восторженно и туманно. — Отличная музыка... Инт...тересно, хотела бы Крис потанцевать или нет?»
В такси, когда они, наконец, возвращались на Чесборо-террас, он объявил, захлебываясь от удовольствия:
— Замечательно симпатичные ребята! Вообще вечер мы провели чудесно, правда, Крис?
Она отозвалась слабым, ровным голосом:
— Отвратительный вечер!
— Ч...что?
— Из твоих знакомых врачей, Эндрью, мне нравятся только Денни и Гоуп, но не эти... эти, пустые и чванные...
Эндрью не дал ей кончить:
— Но, послушай, Крис... что тебе не понравилось?
— Неужели же ты не почувствовал этого, — ответила она с холодным бешенством. — Да все! Еда, мебель, их манера разговаривать — только и слышишь все время: деньги, деньги. Ты не заметил, верно, как она, эта миссис Хемсон, смотрела на мое платье. У нее на лице так и читалось, что она тратит в один вечер на косметику больше, чем я за целый год на туалеты. Было почти забавно наблюдать ее в гостиной после того, как она узнала, какой я ничтожный маленький человек. Она ведь дочь Виттона — короля виски! Ты представить себе не можешь, какого сорта разговор велся в гостиной до вашего прихода. Светские сплетни насчет того, кто с кем проводит свободные дни, что ей сказал парикмахер, подробности последнего скандала в обществе, — ни единого слова о чем-нибудь настоящем. Да что! Она ясно намекнула, что она, по ее выражению, «увлечена» дирижером оркестра в «Плаза-отеле».
Тон Кристин был дьявольски саркастичен. Вообразив что это зависть, Эндрью пьяно пролепетал:
— Я заработаю для тебя много денег, Крис. Накуплю тебе кучу дорогих туалетов.
