Арчибальд Кронин - Вычеркнутый из жизни
Обзор книги Арчибальд Кронин - Вычеркнутый из жизни
Арчибальд Кронин
Вычеркнутый из жизни
Часть первая
Глава I
Вечером по средам мать Пола, окончив работу в муниципалитете, садилась на трамвай и отправлялась к мессе в церковь Меррион. Пол, прослушав лекцию по философии, которая начиналась в пять часов, заходил за нею по дороге из университета. Но в эту среду Пола задержал профессор Слейд, и когда освободившись, он взглянул на часы, то решил идти прямо домой.
Был июнь, и чудесный тихий вечер придавал своеобразную прелесть даже прокопченным домам Белфаста. На фоне янтарного неба крыши и трубы этого города в Северной Ирландии вдруг утратили свою прозаичность и стали таинственно-прекрасными, как сказочный замок. Пол свернул на Ларн-роуд, тихую боковую улочку с плотно примыкающими друг к другу кирпичными домами, — в одном из них, под номером двадцать девять, он с матерью занимал трехкомнатную квартиру на первом этаже, — и вдруг почувствовал, как волна радости захлестнула его.
Пол постоял с минуту на крыльце — ничем не примечательный молодой человек, без шляпы, в поношенном шерстяном костюме, — глубоко вдыхая ласковый, тихий воздух. Затем круто повернулся и вставил ключ в замок.
На кухне пела канарейка. Подсвистывая птице, Пол снял пиджак, повесил его в прихожей, затем поставил на огонь чайник и принялся накрывать на стол к ужину. Через несколько минут никелированный будильник на каминной доске прозвонил семь часов, и он услышал шаги матери у двери. Пол весело поздоровался с нею, когда она вошла, — сухопарая, утомленная женщина, в строгом черном платье, слегка согнувшаяся под тяжестью неизменной хозяйственной сумки.
— Извини, что я не зашел за тобой, мама, — с улыбкой начал Пол. — Дело в том, что Слейд взял меня на работу. Или, вернее, почти что взял.
Миссис Бэрджес пристально посмотрела на сына. Прядь тусклых, с сильной проседью волос, выбившаяся из-под видавшей виды шляпы, изборожденный морщинами лоб и прищуренные близорукие глаза усугубляли общее впечатление усталости. Но это напряженное выражение постепенно исчезло под открытым и веселым взглядом сына. Благодарение Богу, у него хорошее лицо, подумала она, не слишком красивое (и снова она возблагодарила Всевышнего за то, что он уберег ее сына от опасностей, которыми чревата излишняя красота), но прямое и открытое; быть может, чересчур худощавое (от усиленных занятий) — скулы так и выпирают, однако кожа чистая, здоровая, глаза серые, очень светлые, и высокий лоб обрамлен коротко остриженными каштановыми волосами. Да и сложен он хорошо — отличная фигура, только вот слегка загребает правой ногой при ходьбе, после давнишней футбольной травмы.
— Я рада, что все устроилось, сынок. И знаю: только серьезное дело могло помешать тебе зайти за мной… Элла и мистер Флеминг спрашивали о тебе.
Она скатала в клубок свои нитяные перчатки и, окинув хозяйским глазом стол, вынула из сумки ветчину, завернутую в пергаментную бумагу, и пакетик с маленькими пшеничными кексами, которые любил Пол. Мать и сын сели за стол и, после того как миссис Бэрджес прочитала молитву, принялись за скромный ужин. Пол видел, что мать довольна, хоть и старается это скрыть.
— Мне так повезло, мама: три гинеи в неделю. И занят я буду все девять недель — до самого конца каникул.
— И потом, все же какая-то перемена после того, как ты столько сидел, не разгибаясь, перед экзаменами.
— Конечно, — кивнул он. — Преподавать в летней школе — тот же отдых.
— Бог милостив к тебе, Пол.
Он подавил улыбку.
— Я должен сегодня вечером отнести профессору Слейду свидетельство о рождении, — заметил он.
Наступило молчание. Низко пригнувшись к чашке, мать взяла ложечку и сняла плававшую на поверхности чаинку.
— А зачем им понадобилось свидетельство о рождении? — каким-то глухим голосом спросила она.
— О, чистая формальность, — небрежным тоном пояснил Пол. — Они не хотят брать на работу студентов, которым нет двадцати одного года. Я еле убедил Слейда, что мне уже в прошлом месяце стукнуло двадцать один.
— Он, что же, не верит тебе?
Пол вскинул голову и в изумлении посмотрел на сидевшую напротив мать.
— Вот уж никак не ожидал от тебя такого предположения, мама! Он просто выполняет обычные формальности. Школьному совету требуется мое заявление вместе со свидетельством о рождении.
Миссис Бэрджес ничего не сказала. И Пол после краткого молчания принялся в несколько юмористических тонах описывать свой разговор с профессором, одновременно выполнявшим обязанности директора летней школы в Портрее. Допив третью чашку чаю, он встал из-за стола. И это словно вывело из оцепенения мать.
— Пол, — вдруг остановила она его. — Я… я не вполне уверена… Что-то не нравится мне эта идея насчет преподавания в Портрее.
— Что?! — воскликнул он. — Но ведь мы уже сколько времени только об этом и говорим, мы оба так надеялись, что я смогу туда поехать.
— Это значит, что нам придется расстаться. — Она помолчала и снова опустила глаза. — Потом, тебе будет недоставать Флемингов по субботам и воскресеньям. И Элла будет очень огорчена. Лучше отказаться от этого намерения.
— Какая ерунда, мама. Ты волнуешься по пустякам.
Он с легким сердцем опроверг все ее доводы и, прежде чем она успела что-либо возразить, вышел в коридор, чтобы у себя в комнате написать заявление.
Это была маленькая комната, окнами на улицу, служившая одновременно спальней и кабинетом. По стенам, оклеенным светлыми обоями, висели в рамках фотографии футбольных и хоккейных команд. На каминной доске красовалось несколько кубков и прочих трофеев, которые Пол время от времени получал на университетских спортивных состязаниях. Под окном помещался книжный шкафчик, где наряду с популярными романами стояли и более серьезные книги — по преимуществу классики, — свидетельствовавшие о развитом и хорошем вкусе. В нише напротив, за зеленой ситцевой занавеской, виднелась узкая кровать, на которой он спал; у стены — простой стол, где рядом с расписанием занятий аккуратной стопочкой лежали записи лекций. Все здесь без слов характеризовало Пола, указывало, что у него здоровое тело и живой, восприимчивый ум. Если бы вам вздумалось отыскать в этой комнате какой-то недостаток, то за таковой могла бы сойти разве что педантичная аккуратность, говорившая об известной сухости ее обитателя, о его чрезмерном стремлении к безупречности, вероятно, под влиянием матери, склонной вечно учить и «наставлять».
Пол присел к столу, отвинтил колпачок вечного пера и, распрямив плечи, прижав локти к бокам, по всем правилам заполнил бланк заявления. Потом внимательно его перечитал, желая удостовериться, что ничего не напутал, удовлетворенно кивнул и вышел в гостиную.
— Будь добра, мама, дай мне свидетельство. Мне хотелось бы скорее отослать все документы, чтобы они успели уйти с девятичасовой почтой.
Мать подняла голову. Она сидела за неубранным столом все в той же позе, в какой он ее оставил.
— Я что-то не припомню, где оно, — неестественно звонким голосом, слегка покраснев, сказала она. — Так сразу мне его не найти.
— Ну что ты, мама! — Пол взглянул на комод с закругленными краями, где она хранила все свои бумаги, две-три фамильные драгоценности, Библию, очки и прочие мелочи. — Наверно, лежит у тебя в верхнем ящике.
Мать смотрела на него, слегка приоткрыв рот, так, что видны были плохо пригнанные искусственные зубы. Краска исчезла с ее лица. Она поднялась, вынула из сумочки ключ и отперла верхний ящик комода. Стоя спиной к Полу, она минут пять старательно там рылась, затем задвинула ящик и повернулась к сыну.
— Нет, — вяло проронила она. — Я не могу его найти. Его здесь нет.
Пол в досаде прикусил губу. Он был покорный и любящий сын, с детства воспитанный в строгости и послушании, но сейчас поведение матери казалось ему совершенно непонятным.
— Право, мама, это все-таки важный документ, — стараясь говорить спокойно, сказал он. — И мне он нужен.
— А откуда мне было знать, что он тебе понадобится? — Голос ее вдруг задрожал от обиды. — Бумаги вечно куда-то пропадают. А ты знаешь, что мне пришлось вынести: столько лет прожить без мужа, вырастить сына, одной нести бремя забот — это не всякой женщине по плечу. Сколько трудов стоило сохранить крышу у нас над головой, дать тебе хорошее образование! Уж поверь, мне было не до того, чтоб сберегать какие-то бумажки, которые к тому же и положить-то порой некуда.
Эта вспышка, совершенно несвойственная ее сдержанной натуре, немало озадачила Пола: он просто не находил объяснения. Но у матери было такое суровое лицо — предостерегающий знак, который он давно научился распознавать, — что лучше было не вступать с ней в препирательства. И он спокойно сказал:
