Карл Гьеллеруп - Мельница
— Помнишь, Якоб, — прорвалось наконец сквозь смех, — помнишь вечер, когда у нас были ты и Заячья вдова? Как раз тогда и зашла речь о том, чтобы ты пошла служить на мельницу, девочка моя… Тогда, черт возьми, ты хотел нанять ее — он, черт возьми, хотел нанять тебя… но боялся Лизу, я готов душу прозакладывать, что он боялся ее.
И в невинности своего заплывшего жиром сердца он снова захохотал, обращаясь ко всей компании, не замечая впечатления, которое его слова произвели на остальных, и не подозревая, до какой степени он был прав, утверждая, что Якоб боялся Лизу. Об этом догадывалась только мадам Андерсен, которая в немом отчаянии от светских талантов своего сына так ломала руки под столом, что пальцы хрустели. Но и остальным от упоминания о Лизе стало не по себе. Ханс, сидевший на коленях у своего новоявленного дяди-лесничего, хотя в сущности мальчику это было уже не по возрасту, расплакался; и Дракон напрасно пытался утешить его, предлагая хлебнуть своей особой смеси.
Дракониха, стараясь направить настроение собравшихся в более подходящее русло, шутливо заметила, что она велела принести еще кувшин с горячей водой для пунша и вообще сыграла роль хозяйки — это ведь был последний раз, когда она имела такую возможность. Ханна в ответ выразила надежду, что мадам Андерсен всегда будет чувствовать себя как дома в прежнем жилище Кристины. Теперь сама она ограничит роль хозяйки только приготовлением пунша для Якоба, что она и сделала с величайшей тщательностью и к большому раздражению Дракона. Что? И этакой бурдой она собирается накачать Якоба? Да ведь это все равно что отравить мужа! Он схватил бутылку рома, чтобы долить в смесь, но Ханна с улыбкой отстранила ее. Правда, лесничий, несмотря на принадлежность к «внутренней миссии» часто выказывающий гуманность, сказал, что можно бы и чуточку добавить; но мельник заявил, что вполне доволен и что Ханна в точности потрафила его вкусу. Видя, как она храбро колдует над стаканом, с помощью бутылки и кувшина, ложки и сахара, в приятном пару, поднимающемся к лампе, он снова пришел в доброе расположение духа, забыв о неудачной шутке Дракона. Он обнял Ханну за талию и с величайшим удовольствием выпил пару глотков ее варева — хотя на самом деле оно, похоже, было приготовлено по известному рецепту: высунуть язык из окна в теплую и сырую погоду.
И тут дверь в сад захлопнулась, слегка зазвенев стеклами, из сада донесся звук, как будто там отряхивается большой зверь. Из сеней вошла Ане.
— Прошу прощения, хозяин, — сказала она, — но правильно ли это, что мельница еще работает…?
— Что?
— Да, все паруса натянуты, а ведь дует сильнее и сильнее.
Мельник со стуком отставил стакан.
— Надо было… Что, Кристиан совсем рехнулся?
Необычно яркая молния полыхнула в саду; Ханна и Дракониха непроизвольно вскрикнули. Ане поспешила запереть дверь в сад на ключ. Мельник быстро вышел в сени и раздраженно рванул заднюю дверь.
Мельница совершенно спокойно вращала своими сплошь одетыми в парусину крыльями. Повернутая на юго-запад, где вечернее небо было еще довольно чистым, она, казалось, совершено не замечала огромных мрачных туч, которые громоздились друг на друга и скрывали остальное небо. Хотя как раз сейчас гром загрохотал достаточно громко, никто не вышел на галерею посмотреть, в чем там дело, более того — там не было даже света наверху, который свидетельствовал бы, что мельница в здравом рассудке.
Ее владелец выругался сквозь зубы и открыл дверь в гостиную.
— Извините, я ненадолго отлучусь, — крикнул он, — мне надо сходить на мельницу.
IV
В подклети была открыта дверь в людскую, где горел свет. Кристиан сидел на краю кровати, подперев голову руками.
Когда вошел мельник, он встрепенулся и посмотрел на него необычным испуганным взглядом. Его рыжие волосы, похожие на языки пламени, стояли дыбом, словно буря уже растрепала их.
— Какого черта ты здесь рассиживаешься и не останавливаешь мельницу? — спросил мельник свирепо. — Ты что, не слышишь грома?
— Еще бы не слышать, — ответил Кристиан более сердито и неторопливо, чем когда-либо.
— Так какого черта!.. А ну, пошевеливайся.
Кристиан запустил пальцы себе в волосы, но не двинулся с места.
У мельника внутри все закипело. В бешенстве он подошел вплотную к Кристиану и уже собирался привести его в чувство доброй оплеухой, но пересилил себя и ограничился тем, что встряхнул его за плечи.
— Ты что, не в своем уме, Кристиан?
— А тут у нас и рехнуться недолго, — пробормотал работник.
Выходка Кристиана выбила мельника из колеи, и он, растерявшись, сказал примирительно:
— Давай не тянуть резину. Буря может начаться в любую минуту.
— Тогда поспешите, хозяин, потому что я сегодня больше на мельницу не пойду.
— Что это значит?
— Что это значит, хозяин узнает сам, когда поднимется на мельницу. Возможно, хозяин тоже поспешит вернуться. Я-то еле ноги унес, даже упал на лестнице и разбил колено…
— Чепуха! Пошли, — и мельник снова тряхнул его.
— Делайте со мной что хотите, хозяин…
— Послушай, Кристиан, — сказал мельник почти просительно, — ну посуди сам, ты же умный парень. Надо повернуть мельницу почти на полоборота и убрать паруса — ты сам понимаешь, что один человек потратит на это много времени даже в хорошую погоду, а уж если начнется буря, нельзя терять ни минуты.
— Я тут ни при чем!.. Не по мою душу приходит нечистая сила! Зачем мне вмешиваться в это дело — я что ли размазал тех двоих по стене?.. я никого не убивал… так что уж пусть хозяин сам…
Кристиан вдруг умолк и, защищаясь, протянул вперед руки; лицо мельника было так ужасно, что душа у работника ушла в пятки. «Он убьет меня», — подумал Кристиан. И он уже открыл было рот, чтобы сказать: «Хорошо, я пойду с вами», но тут мельник повернулся, взял лампу, стоявшую на умывальном столике и как ни в чем не бывало спросил:
— Ларс еще не вернулся?
— Нет, хозяин, — ответил Кристиан и успокоился, потому что мельник удалился и закрыл за собой дверь, оставив работника в темноте, которая все чаще разрывалась то молнией, то ее отблеском; Кристиан же сидел и размышлял: «Ну и глаза у него были… как в тот вечер на складском этаже… только еще страшнее… будь у него что-нибудь в руках, он бы убил меня… В общем-то, конечно, это хозяин их укокошил… А еще хотел, чтобы я пошел с ним наверх. Я бы даже и с другим не пошел, ни за что на свете… А еще с ним! Он убил их и теперь они, Господи спаси и помилуй, оторвут ему голову… Ух, ну и погодка! Самая подходящая погодка для такого дела!..»
Когда Якоб, после невольного промед ления, отпирал дверь на мельницу, в подклети, где обычно всегда сквозило, — когда больше, когда меньше, — сейчас было так тихо, что лампа горела ясным и спокойным пламенем, словно в комнате.
Вся природа словно ждала чего-то, в страхе затаив дыхание. На дворе жалобно скулил Дружок; это напомнило мельнику ту ночь, когда он вместе с лесничим шел к мельнице полями. С тех пор он не слыхал этого звука.
Короткий разговор с Кристианом привел мельника в ужас. Последние слова работника показывали, что подозрение до сих пор теплится, передаваясь из уст в уста, но не это больше всего беспокоило его сейчас, когда дверь закрылась за ним и он стоял на нижней ступеньке мельничной лестницы. Что испугало Кристиана наверху? Он не сказал ничего определенного и именно поэтому можно было ожидать всего. Зря мельник не расспросил его как следует! Он уже готов был поставить лампу на ступеньку и вернуться в людскую, но тут же взял себя в руки: нельзя было показывать свой страх и вдобавок терять драгоценные минуты. Скорее всего, это был обычный стук падающих капель, может быть, немного громче обычного, — утешал он себя, — а может быть, Пилат стал проделывать новые трюки. Ведь Кристиан, похоже, верил, что воплощением дьявола был сам кот.
И мельник стал подниматься по лестнице твердым шагом — не столько из храбрости, сколько, чтобы звук шагов был слышнее. Было непривычно тихо, лишь приглушенно поскрипывали валы. Но когда мельник поднялся на складской этаж, он отчетливо услышал звук, которого ждал; он рукой отер холодный пот со лба. Но ведь так было всегда! Следовало бы беспокоиться, если бы он не услышал стука падающих капель на следующем этаже.
«Я быстро пройду по размольному этажу, не оглядываясь», — подумал он, продолжая подниматься. Несмотря на это, он остановился посреди лестницы, чтобы снять нагар с лампы. Его голова была почти на одном уровне с полом размольного этажа, и теперь он слышал стук капель отчетливее — какой неприятный звук! Он был немного другой, чем ему запомнилось.
Ну, вот мельник и наверху. Хорошо знакомое помещение с жерновами, мучными ларями и столами для мешков, с похожими на мачты стояками… низкий потолок, свисающие канаты, отчетливо видная гора зерна прямо перед ним у лестницы. Груды мешков светились и темнели перед ним блеклыми светлыми плоскостями и непрозрачными тенями. Помещение казалось мельнику меньше обычного, ведь до двери было всего несколько шагов. Только ближайший стояк вращался так медленно, будто каждую минуту готов был остановиться.
