Геннадий Красухин - Мои литературные святцы
Григорий Осипович много занимался вопросами стилистики и культуры речи, анализируя теоретические основы стилистики как особой лингвистической дисциплины.
Литературоведческие работы Винокура посвящены поэтическому языку, принципу построения научной поэтики. Большую ценность представляют его работы о Пушкине и Хлебникове.
Именно Винокуру мы обязаны тем, что имеем сейчас Словарь языка Пушкина. Учёный разработал концепцию этого словаря и был первым руководителем по его составлению.
Умер Григорий Осипович 17 мая 1947 года. Его ученики издали основные его труды: «Филологические исследования: Лингвистика и поэтика» (1990), «О языке художественной литературы» (1991), «Биография и культура: Русское сценическое произношение» (1997), «Введение в изучение филологических наук» (2000). «Собрание трудов» (2000).
***Владимиру Петровичу Нерознаку (родился 17 ноября 1939) мы обязаны возвращением многим московским улицам после падения СССР их старых названий. В 1991—1993 годах был первым заместителем председателя Российского фонда культуры, возглавлял комиссию по ономастике.
Владимир Петрович 15 лет (1970—1985) работал в Институте языкознания АН СССР. С 1985 по 1987 был учёным секретарём Отделения литературы и языка АН СССР. Затем до 1993 года был заместителем академика-секретаря по научно-организационной работе. Фактически создал Институт языков народов России, стал его первым директором. А когда этот институт был реорганизован в Институт народов России, Нерознак стал заместителем его директора.
Одновременно он профессор кафедры германских языков Военного института Министерства обороны (до 1991 года) и заведующий кафедрой теории словесности Московского государственного лингвистического университета.
Добавим к сказанному, что кафедра теории словесности этого университета создана по его инициативе.
Из научных трудов наиболее значительны «Названия древнерусских городов» (1983) и «Палеобалканские языки (1978).
В 1995 году Владимиру Петровичу присуждена Государственная премия РФ в области науки и техники.
***– А ты знаешь, кто это? – спросил меня Стасик Рассадин, указывая на полную женщину, входившую в столовую дома творчества писателей в Дубултах, опирающуюся на руку мужчины, который по виду был её моложе.
– Нет, – ответил я.
– Это же Любка Фейгельман, – сказал Стасик. – Помнишь?
Ну, ещё бы:
Посредине лета
высыхают губы.
Отойдём в сторонку,
сядем на диван.
Вспомним, погорюем,
сядем, моя Люба,
Сядем посмеёмся
Любка Фейгельман!
Ещё бы не помнить прекрасного стихотворения Ярослава Смелякова:
Гражданин Вертинский
вертится. Спокойно
девочки танцуют
английский фокстрот.
Я не понимаю,
что это такое,
как это такое
за сердце берёт?
Стихотворение, запечатлевшее всё – и любовь, и тоску, и разочарование. Даже не разочарование, но отчаянье от сознания невозвратности любви:
Я уеду лучше,
поступлю учиться,
выправлю костюмы,
буду кофий пить.
На другой девчонке
я могу жениться,
только ту девчонку
так мне не любить.
Очень трудно смириться с невозвратностью чувства, которому, казалось, была посвящена вся твоя жизнь. Сложная гамма чувств охватывает героя стихотворения при расставанье, в том числе и робкая надежда, что расставанье это («слышишь?» – а вдруг не слышит!) не навсегда:
Стираная юбка,
глаженая юбка,
шёлковая юбка
нас ввела в обман.
До свиданья, Любка,
до свиданья, Любка!
Слышишь?
До свиданья,
Любка Фейгельман!
В 1934 году было написано это стихотворение, которое безусловно осталось одним из лучших у Смелякова.
А в Дубултах я видел Любовь Саввишну (родилась 17 ноября 1914 года), давно уже сменившую свою девичью фамилию на придуманный ею литературный псевдоним «Руднева». В войну она была лектором Главного управления ВМФ, находилась на боевых кораблях. Участвовала в освобождении Крыма и Севастополя в 1944-м, позже была в бригаде траления Дунайской военной флотилии.
А до войны Мейерхольд, услышав, как замечательно читает стихи молодая девушка, пригласил её к себе в театр вести мастерскую современного слова, наблюдать за репетициями «Ревизора», подробно записывать проходы, жесты, интонации актёров, особенно Эраста Гарина, игравшего главную роль.
Потом она напишет о Гарине, отметит, что «глаза у Эраста Павловича были удлинённые, то ярко-голубые, то, когда он ярился, внутренне кипел, внезапно зеленели».
Они поженились. Но потом расстались. Этот брак дал Ольгу Эрастовну Гарину, искусствоведа и детскую писательницу.
Я же видел Любовь Саввишну замужем за писателем Юрием Дмитриевичем Полухиным.
В молодости Любовь Саввишна была мастером художественного слова. Выступала вместе с такими корифеями, как Дмитрий Журавлёв и Владимир Яхонтов.
Увлёкшись писательством, она обратилась к людям моря, написала художественные произведения об учёных-океанологах, мореходах, строителях кораблей.
Написала любопытную книгу «Дом на Брюсовской», где собрала свои воспоминания о Мейерхольде, Шостаковиче, Маяковском.
Она написала роман «Коронный свидетель», над которым работала много лет.
Умерла 12 марта 2003 года.
И всё же вместе с реальной писательницей Любовью Саввишной Рудневой в литературе продолжает жить она же, изображённая в молодости великолепным художником:
И в кафе на Трубной
золотые трубы, —
только мы входили, —
обращались к нам:
«Здравствуйте
пожалуйста,
заходите, Люба!
Оставайтесь с нами,
Любка Фейгельман!»
Она осталась с нами. И живёт едва ли не наравне со своими произведениями. Или даже: её произведения живут едва ли не наравне с прекрасным портретом Ярослава Смелякова.
***О Евгении Фёдоровиче Маркине мы много говорили в связи с тем, как вёл себя при исключении Солженицына из Союза секретарь Рязанского отделения СП РСФСР Эрнст Сафонов.
Сафонов лёг в больницу на удаление аппендицита и на заседании не присутствовал. Это обстоятельство заставило потом Бондарева и других руководителей СП РСФСР говорить о поступке Сафонова как о подвиге.
Мы же вспомнили, как присутствовавший в Рязани секретарь Союза Франц Таурин уломал поэта Евгения Маркина проголосовать за исключение, как тот, опомнившись, ужаснулся своему поступку, написал стихотворение «Белый бакен», которое ему удалось напечатать в 1970 году в «Новом мире», где поэт, мало того что восхищается героем-бакенщиком:
Каково по зыбким водам
у признанья не в чести
ставить вешки пароходам
об опасностях в пути! —
он ещё и называет бакенщика по имени, которое совершенно недвусмысленно свидетельствует, кого имеет в виду поэт:
Ведь не зря ему, свисая
с проходящего борта,
машет вслед: – Салют, Исаич! —
незнакомая братва.
Пришлось исключать Маркина из Союза. И возглавлял это изгнание не кто иной, как Сафонов. Но он возглавил не просто исключение. Под его председательством писатели-рязанцы обратились к власть имущим с предложением взять Маркина на «лечение» – то есть поместить в тюремную психиатрическую клинику.
Когда Солженицына выдворили из СССР, заключённый Маркин написал в 1974 году:
А я, к колючке прикасаясь,
через запретную черту
ему кричу: – Прощай, Исаич!
Твоё мне имя – угль во рту!
Как ты, тоскуя по Рязани,
бреду один в подлунный мир.
…И ястребиными глазами
мне в спину смотрит конвоир.
Умер отважный поэт 17 ноября 1979 года. Молодым умер: родился 22 августа 1938 года. И сдаётся мне, что его смерть на совести Эрнста Сафонова, бесстыдно присвоившего себе его геройство.
***Ну, этот лермонтовский мадригал (1839) очень известен:
Графиня Эмилия —
Белее, чем лилия,
Стройней её талии
На свете не встретится.
И небо Италии
В глазах её светится.
Но сердце Эмилии
Подобно Бастилии.
Лермонтов не преувеличивал. Эмилия Карловна Мусина-Пушкина была известной красавицей. Хотя, по мнению многих, старшая сестра Аврора затмевала Эмилию. Даже жених Эмилии граф Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин писал о ней родным: «Она не очень красива, но её лицо так интересно и живо, что заслоняет признанную красоту её сестры».
