Жорис-Карл Гюисманс - Геенна огненная
— Черт побери! Профессия не сахар! Но, послушай, если уж человек становится на этот путь, он вызывает только злых духов?
— А ты полагаешь, что ангелы, которые на земле покоряются лишь святым, явятся на зов первого встречного?
— Но между Духами Света и Духами Мрака должно быть нечто среднее, не связанное ни с небесами, ни с дьяволом, промежуточное. Взять хотя бы призраков, которые несут восхитительную ахинею на спиритических сеансах!
— Один священник как-то говорил мне, что равнодушные к Добру и Злу ларвы живут на ограниченной невидимой территории, как на острове, и их со всех сторон осаждают противостоящие друг другу духи. В конце концов им придется присоединиться к тому или другому лагерю, но до тех пор они лишь медленно отступают. Оккультисты, стараясь вызвать этих ларвов, скликают духов зла, так как ангелы им не подвластны, и, сами того не подозревая, скатываются в сатанизм. Таков путь спиритизма.
— Но если допустить то, что какой-нибудь гадкий медиум наловчился вызывать души мертвых, свидетельствует ли это о том, что Сатана вмешался в его практику?
— Конечно. Спиритизм, с какой стороны на него ни взглянуть, воняет.
— Так ты не веришь в теургию, в белую магию?
— Все это ерунда! Это мишура, в которую рядятся молодчики, такие, как розенкрейцеры, чтобы скрыть свои опыты в черной магии. Никто не осмеливается заявить открыто о своем сатанизме. В чем состоит белая магия, если отбросить громкие фразы, которыми прикрываются ханжи и которым верят только глупцы? К чему она приводит? И Церковь, которую не проведешь на мякине, одинаково осуждает и ту и другую магию.
— А! — Дюрталь свернул новую сигарету, — все эти разговоры куда приятнее, чем обсуждение политических событий и выигрышей на бегах, но и тут такая путаница! Во что верить? Большинство теорий безумны, некоторые настолько непонятны, что притягивают. Принять сатанизм? Черт побери, он все-таки реален. Но если уж быть до конца последовательным, нужно придерживаться католицизма, и тогда остается только молиться. Ни буддизм, ни другие религии не доросли до того, чтобы победить веру в Христа!
— Ну так и придерживайся католицизма!
— Я не могу. Многие догмы я не приемлю.
— Я тоже часто колеблюсь, но иногда мне кажется, что я вот-вот уверую. И это лишний раз доказывает, что сверхъестественные силы существуют, и неважно, христианин ты или нет. Нельзя отрицать очевидное, иначе будешь барахтаться в помоях материализма или хлебать из кормушки идиотского либерализма.
— Но эта нерешительность ужасно утомительна! Я так завидую несокрушимой вере Карекса!
— Тебя легко обработать! — заметил де Герми. — Вера — надежный корабль, единственный остров, на который можно высадиться без опаски!
XXII
— Подойдет ли вам такое меню? — спросила мадам Карекс. — Я еще вчера приготовила говядину, чтобы угостить вас бульоном с вермишелью, мясным салатом с копченой селедкой и сельдереем и картофельным пюре. К десерту будет сыр. И потом, вы сможете отведать сидра, который нам недавно прислали.
— О! — раздались одобрительные возгласы де Герми и Дюрталя. В ожидании обеда они потягивали тот самый эликсир долголетия.
— Мадам Карекс, вы подвергаете нас соблазну впасть в грех чревоугодия. Вы развращаете наши желудки!
— Вы смеетесь надо мной! Но куда же запропастился Луи!
— Кажется, он идет, — сказал Дюрталь, до которого донесся скрип подошв, тяжело опускающихся на каменные ступени лестницы.
— Нет, это не он, — покачала головой мадам Карекс.
Она открыла дверь.
— Судя по шагам, это должен быть Гевэнгей, — заметила она.
И действительно, в синем дождевике, в мягкой шляпе появился астролог. Поприветствовав всех театральным жестом, он приблизился к друзьям и по очереди вложил в их ладони царапающиеся кольца, торжественно восседающие на его пальцах.
Он поинтересовался, где хозяин дома.
— Он у плотника. Дубовые перекладины, к которым крепятся колокола, дали трещины, и Луи боится, как бы колокола не обрушились.
— Плохо дело!
— А что слышно о выборах? — спросил Гевэнгей, извлек свою трубку и продул ее.
— В нашем округе результаты будут известны только вечером, не раньше. Но Париж совершенно обезумел, и можно не сомневаться, что генерал Буланже пройдет и будет верховодить в этом городе.
— Средневековая пословица гласит, что стоит зацвести бобам, и безумцы поднимают голову. Но, кажется, сейчас не тот сезон.
Вошел Карекс, извинился за опоздание и стал стягивать галоши. Мадам Карекс внесла супницу. На расспросы друзей Карекс ответил:
— Да, влажность разъела железные кольца, и дерево прогнило. Балки треснули, и без вмешательства плотника не обойтись. Он обещал, что придет завтра и приведет рабочих. Ну, я рад, что наконец-то дома. В городе я плутаю, брожу в растерянности, как пьяный. Мне хорошо только здесь, в этой комнате, или на колокольне. Ну-ка, передай мне это, — обратился он к жене и вооружился ложкой, чтобы перемешать салат с мясом, селедкой и сельдереем.
— Ну и запах! — восхитился Дюрталь, раздувая ноздри. — Этот аромат будит воображение. Я так и вижу перед собой очаг, в котором потрескивают ветки можжевельника в низеньком домике с окнами, выходящими на гавань. Существует некий ореол из запаха дегтя и водорослей над этим дымчатым золотом селедки, ее сухой ржавчиной. Восхитительно! — добавил он, попробовав салат.
— О, месье Дюрталь, вам совсем нетрудно угодить! Я буду готовить вам это блюдо почаще! — откликнулась мадам Карекс.
— Увы! — улыбнулся ее муж. — Тело куда менее требовательно, чем душа. Я все вспоминаю те неутешительные выводы, к которым мы пришли в прошлый раз. Я молюсь, чтобы Бог просветил души. А что, — обратился он к жене, — если мы призовем на помощь святого Феодула, которого всегда изображают рядом с колоколами? Он все-таки причастен к колокольному делу и должен прислушаться к молитвам тех, кто почитает его и связанные с ним символы.
— Только чудо способно окончательно обратить Дюрталя, — сказал де Герми.
— Но ведь колокола породило чудо, — вмешался астролог. — Я где-то читал, что, когда умирал святой Исидор Мадридский, послышался похоронный звон, исходивший от ангелов.
— О, с колоколами связано много чудес, — оживился Карекс. — Колокола зазвонили сами по себе, когда святой Сигизбер пел «Из глубины…» над телом принявшего мученическую смерть христианина, а когда убитого святого Эннемона, епископа Лиона, палачи бросили в лодку без паруса и без гребцов пустили по воде, раздался тихий звон, сопровождавший суденышко.
— Знаете, о чем я подумал? — задумчиво спросил де Герми, глядя на Карекса. — Вы просто ходячая энциклопедия агиографии. Вам следует издать ученый труд инфолио!
— Зачем?
— Но ведь вы, слава Богу, сокровищница знаний, которые всеми забыты или прокляты! Вы и так сумели подняться над нашим временем, но это вознесет вас еще выше. Ваша жизнь недоступна пониманию современного поколения. Обожествлять колокола, упражняться в искусстве, давным-давно заброшенном, проводить время в трудах, которые были по плечу лишь святым, в подвижничестве — это было бы естественно в другие времена и не в Париже.
— Увы! — вздохнул Карекс. — Я обычный человек и мало что знаю, но такие люди, как вы описали, существуют. В Швейцарии живет один звонарь, который уже много лет изучает геральдику. Остается только выяснить, — усмехнулся он, — не мешает ли одно его дело другому.
— А профессия астролога? Разве она не в загоне? — с горечью произнес Гевэнгей.
— Ну, а как вам сидр? — спросила мадам Карекс. — Не кажется ли вам, что он немного кисловат?
— Нет, он немного терпкий, но пахнет свежими плодами.
— Жена, подавай пюре без меня. Я и так всех задержал со своими делами, а сейчас мне пора на колокольню. Угощайтесь, а я присоединюсь к вам позже.
Звонарь зажег фонарь и вышел. Мадам Карекс внесла блюдо, на котором лежало нечто вроде пирога с золотистой корочкой.
— О! Но это не картофельное пюре! — воскликнул Гевэнгей.
— Оно самое, но я запекла его с луком и сыром. Отведайте, мне кажется, получилось удачно.
Пюре пошло на «ура», но гул колоколов заглушил восторженные похвалы. Этим вечером звон колоколов был более сильным и более чистым. Дюрталь прислушался к звукам, сотрясавшим комнату. Они наплывали и отдалялись. Язык колокола ударялся о медные стены, и оглушительный звук рассыпался, расслаивался, его острота сглаживалась, но тут обрушивалась новая волна, брызгами разлетавшаяся по башне.
Паузы между ударами увеличились, с колокольни долетал шум, напоминающий звук работающей прялки. Последние капли звона упали на землю, и Карекс вернулся к столу.
— Что за несуразные времена! — задумчиво изрек Гевэнгей. — Полное безверие и удивительная доверчивость. Каждое утро новая наука заявляет о себе, царство прописных истин, демагогии! И никто не хочет читать Парацельса, которым все давным-давно сказано. Попробуйте объявить всем этим ученым собраниям, что жизнь — это капля звездного масла, что каждый из органов человека соотносится с той или иной планетой и зависит от нее, что мы — сгустки божественной сферы; скажите им — а это факт, доказанный опытом, — что человек, рожденный под знаком Сатурна, задумчив, молчалив, одинок, часто беден, потому что это тяжелая планета, склоняющая к суеверию и мошенничеству, вызывающая эпилепсию, геморрой, проказу, провоцирующая скупость, что она — поставщик душ в богадельни и тюрьмы, — они только пожмут плечами, посмеются, эти присяжные ослы, увенчанные болваны!
