Ганс Эверс - Альрауне. История одного живого существа
– А если барышня потребует чего-нибудь от тебя, ты разве не сделаешь?
– Нет, – продолжал упрямый старик, – не сделаю ничего, что не входит в мои обязанности.
– Ну, а если она тебе заплатит, – не унимался Франк Браун, – ты сделаешь?
Кучер все еще не хотел сдаваться. «Смотря по тому…» – прошамкал он.
– Не будь же упрямым, Фройтсгейм, – засмеялся Франк Браун. – Не я, а барышня просила одолжить у тебя ружье, чтобы пострелять белок, – ведь это же не имеет ничего общего с твоими обязанностями. А за это – понимаешь: в отплату за это – она тебе позволяет покатать внуков на Бианке. Услуга за услугу, согласен?
– Пожалуй, – согласился старик. Он подал ружье и коробку патронов.
«Вот, возьмите и их, – воскликнул он. – Я хорошо заплатил, ничего ей не должен». – «Вы поедете сегодня кататься, молодой барин? – продолжал он. – Хорошо, в пять часов лошади будут головы». Он позвал конюха и велел ему сбегать к сапожнику за внуками. Чтобы вечером тот прислал детей покататься…
Рано утром Франк Браун стоял под акациями, целовавшими окна Альрауне. Он коротко свистнул. Она открыла окно и крикнула, что сейчас сойдет вниз. Легкими шагами спустилась она по лестнице и перепрыгнула через несколько ступенек крыльца. Подбежала к нему.
– На кого ты похож? – вскричала она. – В кимоно? Разве так ходят на охоту?
Он засмеялся: «Ну, для белок и так сойдет. А вот на кого похожа ты?»
Она была в костюме охотника Валленштейна. «Разве тебе не нравится?» – воскликнула она.
На ней были высокие желтые ботфорты, зеленая курточка и огромная серовато-зеленая шляпа с развевающимися перьями. За поясом старый пистолет, на боку длинная сабля.
– Сними саблю, – сказал он, – белки тебя испугаются. Она состроила гримаску. «Разве я не хорошенькая?» – спросила она.
Он обнял ее, поцеловал в губы. «Ты прелестна, моя славная рожица», – засмеялся он, отстегнул у нее саблю, длинные шпоры и отнял пистолет.
– Ну, теперь пойдем, – воскликнул он.
Они пошли по саду, тихо и осторожно пробираясь сквозь кустарник, смотря вверх на верхушки деревьев.
Он зарядил ружье и взвел курок. «Ты когда-нибудь стреляла?» – спросил он.
– О да, – кивнула она головою. – Мы с Вельфхеном были как-то на ярмарке и учились стрелять в тире.
– Прекрасно, – сказал он, – тогда ты знаешь, наверное, как нужно стрелять и как нужно прицеливаться.
Наверху в ветвях что-то зашуршало. «Стреляй же, – прошептала она, – стреляй. Там что-то есть».
Он поднял ружье, посмотрел вверх, но потом опять опустил его. «Нет, эту не надо, – сказал он. – Это молодая белка, ей нет еще и году. Пусть живет в свое удовольствие».
Они подошли к ручью, там, где он выходил из березовой рощицы на широкий цветущий луг. На солнце жужжали большие июньские жуки, над маргаритками порхали бабочки. Повсюду слышалось жужжание и стрекотание кузнечиков, пчел. В воде квакали лягушки, вверху ликовали юные ласточки.
Они пошли через лужайку к буковым деревьям. Оттуда послышалось вдруг испуганное щебетание птиц, маленькие зяблики выпорхнули из листвы. Франк Браун тихонько подошел и пристально вгляделся.
– Вот и разбойница, – прошептал он.
– Где? – спросила Альрауне. – Где?
Но уже раздался выстрел – и большая белка упала с верхушки дерева. Он поднял ее за хвост и показал Альрауне,
«Больше не будет разорять гнезда», – сказал он.
Они пошли дальше по парку: он убил вторую белку и третью – большую, темно-коричневую.
– Почему все ты стреляешь? – спросила она. – Дай и мне попробовать.
Он дал ей ружье. Показал, как нужно заряжать, – она несколько раз выстрелила в дерево.
«Ну-ка, пойдем, – сказал он, – покажешь, на что ты способна». Он пригнул ружейный ствол. «Вот так, – объяснил он, – ствол нужно всегда держать отверстием вниз, к земле, а не вверх». Около озера он увидел на самой дорожке белку. Она хотела тотчас же выстрелить, но он заставил ее подойти ближе:
– Вот так. Ну, а теперь – стреляй.
Она выстрелила – белка удивленно оглянулась, быстро вскочила на дерево и исчезла в густой листве.
Во второй раз было не лучше – она стреляла с очень большого расстояния. Когда же пробовала подойти ближе, зверьки убегали, и она не успевала даже выстрелить.
– Глупые создания, – сердилась она. – Почему они не бегут от тебя?
Его восхищала эта ребяческая досада.
– Вероятно потому, что они хотят доставить мне особое удовольствие, – засмеялся он. – Ты слишком шумишь своими ботфортами – вот почему. Но подожди, мы сейчас подойдем поближе,
Возле самой дороги, где орешник переплетался с акациями, он заметил белку. – Постой-ка здесь, – шепнул он, – я пригоню ее к тебе. Смотри туда в кусты и, как только увидишь, тотчас же свистни, чтобы я знал. Она обернется на твой свист – тогда скорее стреляй.
Он обогнул куст и зашел сзади. Разглядел наконец белку на низкой акации и согнал вниз прямо в орешник. Увидел, что она поскакала в сторону Альрауне, отошел немного и стал ждать свиста. Но не услышав его, вернулся тем же путем и подошел к Альрауне со спины. Она стояла с ружьем в руках и напряженно всматривалась в куст. А немного левее, в нескольких ''шагах от нее, в ветвях орешника, играла белка.
«Смотри, смотри, – зашептала он. – Вот там, наверху, немного левее». Она услыхала его голос и быстро повернулась к нему. Он увидел, как губы ее зашевелились, словно она собиралась что-то сказать.
Услышал вдруг выстрел и почувствовал легкую боль в боку.
Потом услышал ее страшный, отчаянный вопль, увидел, как она бросила ружье и кинулась к нему. Сорвала с него кимоно и дотронулась до раны.
Он повернул голову и посмотрел. На боку виднелась длинная, но легкая царапина-кровь почти не шла. Задета была только кожа.
– Черт побери, – засмеялся он, – чуть-чуть не попала. И как раз над самым сердцем.
Она стояла перед ним, дрожа всем телом, – еле могла говорить. Он обнял ее и начал успокаивать; «Ведь ничего же нет, дитя мое, ровным счетом ничего. Надо промыть рану и положить компресс. Посмотри же, ведь ничего нет». Он еще больше распахнул кимоно и показал голую грудь. Она стала ощупывать рану.
«Как раз над сердцем, – бормотала она, – как раз над сердцем». Обеими руками она обняла вдруг его голову. Внезапно ею овладел страх: она посмотрела испуганным взглядом, вырвалась из его рук, побежала к дому, вскочила на крыльцо…
ГЛАВА 16, которая рассказывает, как погибла Альрауне
Медленно он поднялся наверх в свою комнату. Промыл рану, перевязал ее. И рассмеялся над неловкостью девушки.
«Еще научится, – подумал он. – Надо немного поупражняться в стрельбе».
Он вспомнил ее взгляд, когда она убежала. Растерянный, полный безумного отчаяния, будто она совершила преступление. А ведь это было печальной случайностью – к тому же и кончилось довольно благополучно…
Он задумался. «Случайностью? В том-то и дело: она не признает тут случайности. Ей это кажется – роком».
Он думал… Конечно, это так, потому-то она испугалась, потому-то и убежала, когда взглянула ему в глаза – и увидела там свое отражение. Она содрогнулась – при виде смерти, которая рассыпает свои цветы повсюду, где ступает ее нога…
Маленький адвокат предостерегал его: «Теперь ваша очередь». Разве Альрауне и сама не говорила того же, когда просила его уехать? И разве не те же чары овладевают им, как и другими? Дядя завещал ему бумаги, не стоившие ни гроша, – а теперь вдруг в земле нашли золото. Альрауне приносит богатство – но приносит и смерть…
Он вдруг испугался – только теперь – впервые. Снова осмотрел свою рану… Да, да, и как раз под ней бьется сердце. Малейшее движение, поворот тела, когда он хотел показать, где белка, – спасло его. Иначе – иначе…
Но нет, умереть он не хотел. Хотя бы ради матери, подумал он. Да, ради нее – но даже и в том случае, если бы ее не было.
Ради себя самого. Столько лет учился он жить и овладел наконец великим искусством, дававшим ему больше, чем тысячам других. Он жил полно и разнообразно, стоял на вершине и наслаждался всем миром.
«Судьба покровительствует мне, – думал он. – Она издали грозит мне пальцем, это яснее всяких слов адвоката. Пока еще не поздно». Он достал чемодан, открыл, начал упаковываться. "Как пишет дядюшка Якоб в конце кожаной книги? «Испытай свое счастье. Жаль, что меня уже не будет, когда придет твой черед: мне бы так хотелось на тебя посмотреть!»
Он покачал головою. «Нет, дядюшка Якоб, – пробормотал он – на этот раз я не доставлю тебе удовольствия».
Он собрал ботинки, принялся за белье. Отложил сорочку и костюм, которые решил надеть в дорогу. Взгляд упал на синее кимоно, висевшее на спинке стула. Он взял его и осмотрел опаленную дырку от пули.
