Норман Мейлер - Американская мечта
– По вашей репутации этого не скажешь.
– Такую репутацию я приобрел позже. Но некоторое время я вел себя как пай-мальчик. Настоящий пай-мальчик. Но потом излечился от этого. Знаешь почему?
– Почему?
– Леонора разорилась. А во всем виноват ее чертов католицизм. Она не могла вздохнуть, пока не решала, что святые сидят возле ее постели. Так или иначе она потеряла в биржевых операциях половину своего наследства, идиотка проклятая! И вдруг оказалась в весьма стесненном материальном положении. Прежде Леонора не брала у меня денег, но теперь она могла рассчитывать только на проценты с оставшегося капитала. И тут выяснилось, что денежки для нее важнее морали. В обмен на большую сумму наличными я получил полное право заниматься воспитанием Деборы. Впрочем, дочь и мать уже давно не выносили друг друга. Леонора запихала ее в монастырскую школу. А теперь у нас с Деборой появился свой дом.
– И что же? – спросил я.
– Счастливые времена. – Он отвернулся и посмотрел в сторону. – Не так-то просто говорить об этом. Особенно сегодня ночью. Но я был по-настоящему счастлив, пока Дебора не вышла замуж за Памфли. Нет, не подумай, мне нравился Памфли, он чем-то напоминал Мангаравиди. Но он был слишком стар для нее и к тому же нездоров. Ладно, не будем касаться печальных сторон всего этого.
– Дебора рассказывала, что Памфли был отличным охотником, – сказал я, просто чтобы поддержать разговор. На душе у меня было паршиво. Я не понимал, закончил ли Келли свой рассказ или это только начало.
– Когда-то он действительно был хорошим охотником. В медовый месяц он повез ее поохотиться в Африку, но по джунглям Дебора лазила с егерем. Да и поездка была недолгой. Памфли плохо себя чувствовал. Кроме того, у Деборы были сложности с Деирдре.
– Так она вышла замуж беременной?
– Боюсь, что да, – с некоторым раздражением ответил он. – Собственно, что ты хочешь выяснить? – Казалось, он был готов забыть о своем британском произношении.
– Хотелось бы знать, кто отец Деирдре.
– Неужели ты думаешь, что Дебора болтала об этом на каждом углу?
И ее смерть вдруг вновь разверзла пропасть между нами.
– Что ж, эта история и впрямь еще не закончена. И, наверное, не стоит что-то утаивать от тебя, не так ли? – И он насмешливо поглядел на меня. – Видишь ли, к тому времени, когда Дебора перебралась под мой кров, я уже разогнался в полную силу. Когда годами живешь один, посвящая всего себя собственной душе и собственному бизнесу, просто невозможно не стать чертовски богатым. Понимаешь, в такой ситуации трудно удержаться от все новых и новых афер. С одной стороны, у тебя ясная голова. С другой – ты обманешь ожидания массы людей, если каждые полгода не будешь отыскивать какое-нибудь новое сокровище, они прямо-таки умоляют тебя отыскать его, умоляют взять их деньги, их вклады, их лицензии на экспорт, взять их жен и дочерей – они горят желанием отдать тебе все это. А ты скучаешь. Но богатый человек не может позволить себе скучать – иначе его скука станет воистину безграничной. Поэтому я искал новых сфер деятельности. Купил долю в еженедельнике, думаю, ты знаком с человеком, который слывет его издателем. Но только слывет, поскольку издает журнал один из нас. А ему достается вся слава. Изрядный мерзавец. Эдакий регулировщик на автостраде капиталистического образа жизни.
И Келли ухмыльнулся собственной шутке, впервые за все время давая понять, что он пьян.
– Так вот, занимаясь журналом, я заинтересовался тем, что называют «проблемами правительства», а правительство заинтересовалось мною. Лондон самое подходящее место для твоей штаб-квартиры, когда начинаешь заниматься подобными делами, – насквозь прогнивший городишко. Там ты всегда будешь в курсе всех интриг – и европейских, и американских. Полагаю, я был тогда одним из ста самых влиятельных людей в мире. Сегодня я уже не сказал бы о себе этого. Сегодня все вдруг стали влиятельными. И тут в моем доме появилась Дебора. Пятнадцать лет, полна сил, очаровательный звереныш, пухленькая, ирландские искорки в зеленых глазах и грация семейства Мангаравиди. Не прошло и двух дней, как она притащила в дом троих большевиков – студенты меня увидели, – я казался им воплощением зла, никогда я еще не бывал столь неотразим. «Ты держался с ними просто изумительно, папочка», – сказала Дебора, когда они убрались восвояси.
– Келли, мне все труднее слушать вас.
– Тогда не испытывай мое терпение. Тебе едва ли доставят удовольствие рассказы о том, как она была хороша тогда. Да и я вовсе не намерен развивать эту тему. Я хочу лишь одного, чтобы ты дал обещание прийти на похороны. Придешь?
Я чувствовал давление, которое он оказывал на меня, но никак не мог понять его подлинные мотивы. Чтобы заполнить паузу в разговоре, я отхлебнул еще джина и с шумом выдохнул воздух – горячий, как в метро в жаркий летний полдень. И некий приказ проник в мое сознание сквозь пелену опьянения: я не должен покидать апартаменты Келли, пока не выйду на балкон и не пройду по парапету, по всем его трем сторонам. Желание выйти на балкон было таким сильным, что меня всего аж затрясло.
– Ты ведь придешь на похороны? – снова спросил Келли.
И у меня возникло ощущение, будто нам вскоре предстояло встретиться в смертельном поединке в какой-нибудь темной аллее.
– Вы так ничего и не объяснили мне. Вы долгие годы стремились заполучить Дебору, ждали этого дня…
– Ну?
– А потом взяли и вернули ее в монастырь.
– Да, вернул.
– Получили ее спустя пятнадцать лет и сразу отдали обратно?
– Ну, не сразу. Она прожила в моем доме целый год.
– И вернулась в монастырь?
– Как раз началась война, и мне приходилось много ездить. Я решил, что там ей будет спокойнее.
– Понятно.
– Послушай-ка, Стивен…
– Да?
– Если ты на что-нибудь намекаешь…
– Я просто считаю это весьма странным и неестественным.
– Ну, ладно, – сказал он с глубоким вздохом, словно испытывая облегчение оттого, что я вынудил его продолжить рассказ. – Ты прав. Было тут и впрямь нечто весьма неестественное. Понимаешь, Стивен, мне было невыносимо разлучаться с Деборой даже на вечер, который она проводила у какой-нибудь из своих подружек, а если она оставалась там ночевать, я звонил родителям в час ночи и осведомлялся о ее здоровье. Если несчастная малышка отправлялась на концерт с каким-нибудь приятелем, меня терзали кошмары. Мне казалось, что все это потому, что она только что из монастыря и соответственно очень неопытна. Господи, я ревновал эту девочку куда сильней, чем в свое время Бесс. И вот однажды вечером сбылись все мои страхи. Дебора вернулась домой с вечеринки на двадцать минут позже, чем обещала. Я был в такой ярости, что чуть было не рассчитал шофера. Потащил ее наверх, наорал на нее, Дебора попробовала возражать, и я ударил ее. И она разрыдалась. И я схватил ее, сжал в объятиях, поцеловал в губы, сунул ей в рот язык… – Кончик языка высунулся из уголка его рта. – И затем отшвырнул ее от себя. Я думал, меня хватит удар… Но она подошла и вернула мне поцелуй. Представляешь, какой ужас?
Но то, что витало сейчас в воздухе, не было похоже на ужас. Это больше походило на напряжение, которое вызывает у вас шутка, способная изобличить самого шутника или того, кто ей внимает. Келли посмотрел на меня и сказал:
– Я ушел от нее. Заперся у себя в комнате. Самые разные мысли одолевали меня. Самоубийство. Убийство. Да, я думал и о том, что способен убить ее. Впервые за пятнадцать лет утратил самообладание. А потом мною овладело бешеное желание пойти к ней, я буквально скрежетал зубами, в паху у меня трепетал клубок змей. Словно сам Дьявол посетил меня в это мгновение и завладел моей душой, поверь мне, я чувствовал его запах, от него пахло козлом, и это было невыносимо. «Избави мя, Господи!» – взмолился я, и тут же ощутил сильнейший порыв подойти к окну и броситься вниз. Словно я получил знамение свыше. – Келли на секунду остановился. – Я находился на втором этаже, совсем невысоко от земли. Так что прыгать мне пришлось бы футов с шестнадцати или чуть больше. Ничего героического. Более того, я понял, что просто сломаю ногу. Но даже если бы Царствие Небесное ожидало меня там внизу, я все равно не решился бы прыгнуть. Видишь ли, мне случалось играть втемную со множеством людей, способных перерезать тебе глотку, и это меня не пугало, всю жизнь у меня были железные нервы, но тут я был – знаешь такое выражение Кьеркегора, да ты его наверняка знаешь, – я был в страхе и трепете. Я стоял у окна целый час. И чуть не выл от собственной трусости. А похотливый козел не оставлял меня в покое: «Она у себя, – шептал он мне. – Она в постели, она ждет тебя, Освальд». А я отвечал: «Избави мя, Господи!» И наконец я услышал, как некий голос отчетливо произнес: «Прыгай! Это утолит твое желание, дружище. Прыгай!» Бог, как видишь, по отношению ко мне не лишен чувства юмора. «Господи, – взмолился я, – уж лучше я откажусь от Деборы». И бесхитростная мысль посетила меня: «Позволь мне, Господи, отправить ее обратно в монастырь». И стоило мне это подумать, как я понял, что я отрекся от Деборы. И наваждение исчезло.
