Геннадий Красухин - Мои литературные святцы
Ясно, что из Союза писателей Сурова выгнали.
Долго он снова стучался в двери писательского союза. Указывал, что, кроме пьес, за ним числится немало публицистических статей, и что его авторство их никто не оспаривает. Менялись первые секретари московской писательской организации, но при каждом Сурову вход в Союз был запрещён. И только Феликс Кузнецов в начале 80-х сжалился над гонимым публицистом, пробил его в Союз писателей.
В это время я и увидел его в больнице. Страшно удивился, что он лежит как писатель. Но Борис Примеров мне всё объяснил.
Умер он 12 ноября 1987 года – через несколько лет после того, как снова стал членом Союза писателей, прожив на свете 77 лет: родился 23 апреля 1910 года.
13 ноября
Со своим первым мужем – поэтом Борисом Корниловым Ольга Фёдоровна Берггольц развелась в 1930-м. Её арестовали в декабре 1938 года после расстрела Корнилова, но по обвинению в «связи с врагом народа». Пытки и побои привели к тому, что беременная (она была замужем за литературоведом Николаем Молчановым) Ольга Фёдоровна родила мёртвого ребёнка.
Но в НКВД меняется руководство. Ежова сменяет Берия, который выпускает на свободу некоторых ежовских узников. Среди них – Ольга Берггольц. 3 июля 1939 года её освободили и реабилитировали.
Может быть, поверив в справедливость системы, она в 1940-м вступила в партию.
Во время войны и блокады Ленинграда она работала на радио, ежедневно выступая с призывами к жителям остаться мужественными перед лицом чудовищных испытаний. В 1942-м от голода умирает её муж Николай Молчанов. Её отец Фёдор Берггольц, взятый органами как этнический немец, отказывается стать осведомителем и высылается в Минусинск (Красноярский край).
В это время Берггольц написала свои лучшие вещи, посвящённые защитникам Ленинграда и его несчастным жителям, – «Февральский дневник» и «Ленинградскую поэму».
После войны на гранитной стеле Пискарёвского кладбища, где лежат 470000 ленинградцев, умерших от голода и погибших во время блокады, выбиты строки Берггольц:
Здесь лежат ленинградцы
Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.
После войны она издала книгу, где рассказывала о работе на радио в блокаду «Говорит Ленинград». Написала о блокаде пьесу «Они жили в Ленинграде», поставленную в театре Таирова. Получила сталинскую премию 3 степени за поэму «Первороссийск».
Даже отпела Людоеда в дни прощания с ним:
Обливается сердце кровью…
Наш любимый, наш дорогой!
Обхватив твоё изголовье,
Плачет Родина над Тобой.
Что ж. С подобными стихами тогда выступали все известные поэты. Что доказывает градус истерики в стране, возлюбившей убийцу своих граждан.
Берггольц вела дневники, часть которых, кажется, не напечатана до сих пор. Но напечатан так называемый «Запретный дневник», где мы найдём запись от 25 декабря 1939 года, когда Ольга Фёдоровна уже почти год на свободе, но никак не может отрешиться от мыслей, которые мучили её в тюрьме, мучат и сейчас:
«…И вдруг мне захотелось написать Сталину об этом: о том, как относятся к нему в советской тюрьме. О, каким сиянием было там окружено его имя! Он был такой надеждой там для людей, это даже тогда, когда я начала думать, что „он всё знает“, что это „его вина“, – я не позволяла себе отнимать у людей эту единственную надежду. Впрочем, как ни дико, я сама до сих пор не уверена, что „всё знает“, а чаще думаю, что он „не всё знает“».
Однако она опомнилась. Отреклась от этой любви:
О, не твои ли трубы рыдали
Четыре ночи, четыре дня
С пятого марта в Колонном зале
Над прахом, при жизни кромсавшим меня
В 1949 году вышла замуж за литературоведа Георгия Пантелеймоновича Макогоненко. Она прожила с ним до 1962 года. Умерла 13 ноября 1975-го. Всего 65 лет прожила: родилась 16 мая 1910 года
К её столетию петербургский театр «Балтийский дом» поставил спектакль «Ольга. Запретный дневник».
Опубликовали и её стихи разных лет, из которых хочется процитировать написанное в конце сороковых:
На собранье целый день сидела —
то голосовала, то лгала…
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?..
Долго с улицы не уходила —
только там сама собой была.
В подворотне – с дворником курила,
водку в забегаловке пила…
В той шарашке двое инвалидов
(в сорок третьем брали Красный Бор)
рассказали о своих обидах, —
вот – был интересный разговор!
Мы припомнили между собою,
старый пепел в сердце шевеля:
штрафники идут в разведку боем —
прямо через минные поля!..
Кто-нибудь вернётся награждённый,
остальные лягут здесь – тихи,
искупая кровью забубённой
все свои небывшие грехи!
И соображая еле-еле,
я сказала в гневе, во хмелю:
«Как мне наши праведники надоели,
как я наших грешников люблю!»
Ариадна Григорьевна Громова оказалась в оккупированном немцами Киеве из-за болезни мужа-еврея, которого теперь в подполье нужно было прятать от гитлеровцев. Жене удалось подделать в паспорте национальность мужа, но донесла лифтёрша. Мужа гитлеровцы уничтожили. Сама Громова была арестована, сидела в нацистской тюрьме, была отправлена в лагерь уничтожения в Польшу. Но, проломив пол железнодорожного вагона, бежала. Снова вернулась в Киев, снова вела там подпольную работу, снова попала в лагерь. Но сумела выбраться.
После войны написала об этом роман «Линия фронта на Востоке». Первую часть издали в 1958 году в издательстве «Советский писатель». Вторую отказались издать наотрез. Дело дошло до ЦК КПСС. Отдел агитации и пропаганды объяснил автору, что вторая книга может быть издана, если автор уберёт всё, что касается роли местного населения в уничтожении евреев. Громова на это не согласилась. Вторая часть издана не была. Поскольку Ариадна Григорьевна скончалась ещё при разгуле цензуры в СССР – 13 ноября 1981 года (родилась 15 декабря 1916-го), вопрос о второй части романа больше не поднимался. Будем надеяться, что весь роман всё-таки увидит свет.
А вообще Ариадна Громова была писателем-фантастом. Книг написала немного. Но есть среди них и те, что поднимают современные проблемы. Например, повесть «В круге света» (1965), где группа выживших в ядерной войне телепатов решают для себя вопрос: могут ли они отстраниться от судьбы нового мира. Или роман «Мы одной крови – ты и я!» (1967), который посвящён телепатии и контакту с земными животными меньшими нашими братьями.
Выступала как переводчик. В основном переводила с польского – С. Лема. Была одним из составителей сборника «Современная зарубежная фантастика (1964).
***Вообще-то руководство «Литературной газеты» в начале семидесятых было не робкого десятка. Но и оно струхнуло, когда решил уехать в Израиль наш бывший заведующий отделом информации, а потом обозреватель отдела науки Виктор Перельман.
До газеты он работал в журнале «Советские профсоюзы», был членом компартии, и ничто не предвещало, что он решится на этот шаг.
Потом это стало почти обыденным делом во всех редакциях: ну, подал ты заявление на выезд, ну, исключили тебя из партии, из Союза журналистов, ну, выгнали с работы. Но Перельман был первым нашим эмигрантом, и руководство попросту не знало, как отнестись к его заявлению.
То есть, из партии его выкинули мгновенно, даже не дожидаясь его присутствия на собрании.
Правда, мне говорили, что он и не рвался там присутствовать – написал письмо, где выражал согласие с любым решением. И на собрании ячейки Союза журналистов он не присутствовал. Его исключили заочно. Я был на этом собрании и удивлялся многим нашим весьма прогрессивно мыслящим журналистам, которые тянули руку, вставали, отрекались от любых намёков на содружество с Перельманом, клеймили его позором, и, как ни в чём не бывало, садились на своё место.
Словом, Перельман был уволен и потом долго ещё не мог уехать, так как всеведущее ведомство придумало поначалу, что любого ранга журналист является причастным к государственной тайне.
