Арчибальд Кронин - Вычеркнутый из жизни
— Ну, сэр! — воскликнул Данн с наигранным радушием, до того ненатуральным после его недавней сдержанности, что ухо Пола сразу уловило фальшь. — Надеюсь, вы всем довольны?
Мужчина у стола перевел взгляд на Данна. Он ничего не сказал, продолжая жевать с таким мрачно-сосредоточенным видом, словно задался целью извлечь из пищи все, что можно.
Спас положение Данн. Он повернулся к Смиту.
— Вы проследили за тем, чтобы все было в порядке, Тед?
— Да, мистер Данн, — ответил Смит.
— Вы не позволили репортерам слишком мучить мистера Мэфри?
— Нет, сэр… Я им роздал подготовленное вами заявление.
— Отлично.
Наступила пауза. Секретарь взял шляпу, лежавшую на полу у его ног.
— Ну-с, — изрек Данн, переступая с ноги на ногу. — Вы давно друг друга не видели. Мы со Смитом не будем вам мешать. Зайдем завтра. А если что-нибудь понадобится, — позвоните мне.
Волна неподдельного страха нахлынула на Пола. Чего бы он ни дал, чтобы задержать Данна и Смита. Но те явно спешили уйти.
Когда дверь за ними закрылась, он с минуту постоял в нерешительности, затем взял стул и присел к столу. Незнакомец — этот Риз Мэфри, его отец, — продолжал есть, низко пригнувшись к тарелке, проталкивая пищу в рот быстрыми движениями большого пальца и время от времени вопросительно и озадаченно поглядывая на Пола. Одни только глаза и жили на этом лишенном выражения лице. Пол не выдержал. В отчаянии, сбивчиво, с трудом выдавливая из себя слова, он заговорил:
— Я и сказать вам не могу, как я рад… увидеть вас, отец. Это такое счастье! Конечно, после стольких лет… нам обоим трудновато. Вы, наверное, чувствуете себя так же скованно, как и я. Нам столько нужно сказать друг другу, что я просто не знаю, с чего начать. А сколько еще предстоит сделать! Прежде всего необходимо купить вам приличную одежду. Когда вы покончите с завтраком… мы отправимся по магазинам.
Пол умолк, чувствуя, что говорит что-то не то. И когда его собеседник откликнулся, он даже вздрогнул от неожиданности и облегчения.
— А деньжата у тебя есть?
Хотя Пола, как ножом, резанула прямолинейность вопроса, он ответил:
— На первое время хватит.
— Мне ни гроша не удалось вытянуть из этого Данна. — И, как бы размышляя вслух, он добавил: — Но ничего, я свое получу. Я заставлю их за все со мной расплатиться.
Голос у него был грубый и хриплый, словно заржавевшая труба, но куда страшнее были горечь и темная, мрачная злоба, звучавшая в нем. Пол почувствовал, как у него еще сильнее забилось сердце.
— У тебя нет сигареты?
— К сожалению, нет. — Пол покачал головой. — Я бросил курить.
Мэфри испытующе поглядел на сына из-под нависших бровей, придававших его лицу сходство с маской; казалось, он хотел удостовериться, что тот говорит правду. Затем нехотя достал из кармана пачку сигарет, и Пол сразу признал в них те, которые обычно курил Данн. Вытащив одну из них, Мэфри вдруг пригнулся, словно намереваясь укрыться от посторонних глаз, и закурил. Он быстро курил, пряча сигарету в кулаке, глубоко втягивая дым. Глядя на это насупившееся, напряженное лицо, Пол впервые с ужасом заметил его каменную неподвижность. Особенно неприятным был рот под длинной, плохо выбритой верхней губой — тонкий, как лезвие. Ни слова не говоря, Мэфри вдруг потушил сигарету и сунул окурок в карман.
— Который теперь час?
Пол посмотрел на свои серебряные часы и почувствовал, как тот, другой, впился в них алчным взглядом. Чувства не обманули его, ибо почти тотчас Мэфри заметил:
— А у меня вот нет часов.
Пол немедленно отстегнул цепочку и вручил часы Мэфри.
— Можете пользоваться моими. Пока не купите себе что-нибудь получше.
Ни слова благодарности. Мэфри взвесил на руке часы, раз, другой, затем быстрым, вороватым движением сунул их во внутренний карман.
В эту минуту раздался стук в дверь и вошла горничная, чтобы убрать со стола.
Пол встал. Он понимал, чем объясняется такое поведение отца, и тем не менее на душе у него было тяжело. Еле слышно он предложил:
— Пойдемте… Надо вам кое-что купить.
— Правильно, — сказал Мэфри. — Мне охота принарядиться.
Они вышли на улицу, залитую ярким весенним солнцем, взяли такси и отправились на Леонард-сквер к Дрону — это был один из крупнейших в городе магазинов готового платья. Если Пол надеялся, что поездка может разрядить атмосферу, то его ждало горькое разочарование. По мере того как шли часы, положение становилось все кошмарнее. Прохожие оборачивались на небритого, неопрятного человека — его отца. В магазине грубость Мэфри чуть не довела до слез обслуживавшую их молодую продавщицу. Но хуже всего был дух злобного противоречия, с каким Мэфри выбирал самые нелепые вещи. Он непременно решил купить себе клетчатый костюм, подходящий разве что совсем молодому человеку; рубашку выбрал яркую, из искусственного шелка, галстук — пронзительно желтый, ботинки — коричневые, остроносые. С добрый час он провел в ювелирном отделе, привлеченный ярко блестевшими под стеклом украшениями, и только после того как Пол купил ему кольцо с печаткой, согласился оттуда уйти.
Вернулись они в «Виндзор» около шести часов, и Пол, усталый, вконец павший духом, опустился в гостиной в первое попавшееся кресло, Мэфри же, забрав покупки, которые он ревниво не выпускал из рук, направился в спальню. Он отсутствовал минут двадцать. Когда же он появился — на нем было все новое: костюм, часы с цепочкой, кольцо с печаткой, лицо его дышало неприкрытым самодовольством.
— Как видишь, я еще не конченый человек! — воскликнул он. — Им со мной не удалось разделаться. Эх, если бы эти свиньи видели меня сейчас, особенно Хикс. Ну, пошли: кутнем как следует, сходим в театр.
— Но мы ведь только что вернулись, — поспешно возразил Пол. — И ужинать сегодня будем здесь.
Мэфри посмотрел на него, и сухая, как пергамент, кожа на его лбу пошла складками.
— Надо чего-нибудь выпить.
— Конечно, выпьем, — согласился Пол. — Что вы хотите?
— Виски.
Мэфри растянулся на кушетке и развернул вечернюю газету, которую заставил Пола купить, когда они возвращались в гостиницу.
— Тут должна быть моя фотография. Они ведь снимали меня. Я заставлю их за все мне заплатить, что они напечатают.
Он нажал кнопку звонка, и через несколько минут появилась горничная — та самая, которая раньше убирала со стола. Пока Пол заказывал ужин и бутылку виски, Мэфри, развалясь в новом костюме на кушетке, поверх газеты разглядывал горничную. Девушка была высокая, с грубоватым, скуластым лицом, и такое внимание со стороны человека, о котором все сейчас говорили, заставило ее покраснеть и смущенно хихикнуть.
— А она знает, кто я такой! — хвастливо заявил Мэфри, как только девушка вышла.
Когда принесли ужин, Пол почти не притронулся к нему. Мэфри же, наоборот, ел жадно. Покончив с едой, он откупорил бутылку виски и, перейдя через комнату, уселся в кресло с высокой спинкой, стоявшее у стены. Он сидел выпрямившись, в полном молчании, глядя куда-то в пустоту невидящим, постепенно стекленевшим, жутким взглядом, Время от времени он плескал виски в стакан и губы его шевелились, словно он разговаривал сам с собой. Казалось, он совсем забыл про Пола и, когда горничная вошла, чтобы убрать скатерть, к явному ее разочарованию, не обратил внимания даже на нее.
Молчание становилось все томительнее, и Пол в страхе смотрел на грузную, мрачную фигуру отца. Неужели это тот самый человек, который был таким мягким и элегантным, когда, держа сына за руку, ходил с ним в долину Джесмонд, где они пускали по пруду кораблики, который так старался доставить ему удовольствие — рисовал и вырезал разные фигурки, а в конце недели всегда приносил ему какую-нибудь забавную игрушку, неужели это тот самый человек, все действия которого некогда были пронизаны любовью и лаской! Сколько он, должно быть, претерпел, чтобы так опуститься!
И когда Пол начал перебирать в уме все, через что прошел за эти пятнадцать лет его отец — заключение в крошечной камере, арестантская одежда и отвратительная еда, железная решетка на окнах, долгие часы одиночества в кромешной тьме, крики и стенания страдальцев, неослабный надзор тюремщиков, бесконечная, изнурительная работа, зимой и летом, в снегу и под палящим солнцем, безрадостные дни и бесконечные ночи, в груди его затеплилась искорка жалости. Но неумолимая действительность — вид застывшей фигуры на другом конце комнаты — тотчас загасила эту искру.
Внезапно Мэфри вынул из кармана часы. Долго, с нежностью смотрел на них и наконец сказал:
— Уже девять. Теперь там темно… и все лежат на своих дощатых перинах. Целый день они потели под дождем, надрывались в каменоломне. На ужин им подали водянистый суп… Счастливчик, кому попался в нем кусочек жира… и макароны… макароны, от которых несет мылом. Вечно эти макароны, серые, слипшиеся… От одного их вида все кишки выворачивает. Темно. Только слышно, как он ходит по коридору; вперед — назад, вперед — назад и посматривает в глазок. Может, там сегодня Хикс дежурит… Ну, так они живо узнают, почем фунт лиха, если это он. Хикса все как огня боятся.
