Кемаль Орхан - Брошенная в бездну
– Рыза-эфенди, оставьте, пожалуйста, нас вдвоём, нам надо поговорить.
Супругам такое обращение пришлось не по душе. Но делать было нечего, и они нехотя поднялись. Нериман сразу приступила к делу.
– Тот, кто ушёл от нас, был не только моим мужем, но и вашим сыном. Он был единственной вашей опорой. Если говорить прямо, теперь вам не на кого надеяться… Однако я вхожу в ваше положение и в связи с тем, что в ближайшее время я собираюсь уехать к своему старшему брату…
Хаджер-ханым смотрела на Нериман покрасневшими от слёз глазами, боясь пропустить хоть слово.
«А вдруг она скажет, что я не могу претендовать на имущество сына?» – трепетала старуха. Но Нериман продолжала:
– …я считаю своим долгом подумать и о вас. Ведь вам некуда податься. Вы знаете, что дом, в котором мы живём, не принадлежал Мазхару, он его арендовал. У вашего сына не было недвижимого имущества. Что касается движимости, то она ограничивалась домашними вещами. Поэтому главную часть наследства составляют наличные деньги.
– Я намерена продать все вещи, то есть опять-таки превратить их в деньги, и прибавить вырученную сумму к имеющейся наличности…
Волнение Хаджер-ханым достигло крайнего предела.
– …После этого я выделю вам из них некоторую часть и передам её в ваши руки.
Хаджер-ханым не верила своим ушам. Она бросилась на шею невестке и осыпала её поцелуями. «Неужели, – думала она, глядя во все глаза на Нериман, – это говорит та самая девица из бара, которую я всегда считала дрянной женщиной?»
– Да пошлёт тебе аллах счастья на этом и на том свете! Да превратит он камень в твоих руках в золото!..
– Эти деньги, – холодно продолжала Нериман, – вы можете использовать по своему усмотрению: получать на них проценты или пустить в оборот.
Хаджер-ханым сразу подумала о Рызе, ведь теперь он был для неё самым близким человеком. Она даст ему деньги. Рыза откроет кабачок, и часть прибыли пойдёт на её содержание. О, значит, она будет избавлена от заботы о куске хлеба? Ей не придётся вернуться к корыту или наниматься в служанки!
У Хаджер-ханым отлегло от сердца.
– Что касается Халдуна, то…
«Действительно, – спохватилась Хаджер-ханым, – ведь есть ещё внук. Как же я не подумала, что молодая женщина может не захотеть ехать к брату с пасынком? Она, наверно, рассчитывает снова выйти замуж. А может быть, решила вернуться в бар? Так или иначе, но Нериман, видно, хочет отделаться от Халдуна, оставить мальчика мне, чтобы он не путался у неё под ногами…»
Однако Нериман снова свалила с плеч старухи огромную тяжесть.
– …Халдун для меня – единственная память о муже. Если вы не будете возражать, то ребёнок поедет со мной. Можете быть совершенно спокойны, я позабочусь о нём не хуже, чем сделала бы это для собственного сына. Одним словом постараюсь заменить ему и отца и мать.
Хаджер-ханым подавила вздох облегчения и воскликнула:
– Клянусь аллахом, доченька, ты такая хорошая, что у меня и язык не поворачивается отказать тебе! Ты ведь знаешь, внук для меня – всё.
– Вы правы. Несомненно, вы ближе ему, чем я. В конце концов я для него посторонняя… Что делать, пусть мальчик остается у вас.
– Помилуй, дитя моё! Что за разговор? Да разве я управлюсь с ним? Не сегодня-завтра ему в школу, а там начнутся расходы…
– Значит, вы согласны оставить мальчика у меня?
– Да, но с условием, что хоть изредка мне будут сообщать о его здоровье.
– Ну, это само собой, Хаджер-ханым-эфенди.
Тотчас после ухода Нериман в комнате появились Рыза и Наджие. Они своими ушами слышали, что старухе перепадёт кругленькая сумма. Однако супруги ещё сомневались, действительно ли Нериман расщедрилась, нет ли здесь какого умысла.
– Неспроста всё это, не иначе как хочет устроить какой-то подвох, – сказала Наджие. – Уж слишком всё просто получается. Сама прибежала к тебе уговаривать, чтобы взяла деньги. А не пришло тебе в голову, что она хитрит?
– Н-н-е-т!
– Не обижайся, ханым-эфенди, но очень уж ты простодушна. У сына было столько вещей, а она хочет отделаться от тебя какой-то подачкой! Да кто ты ему была – мать или прислуга? Поверь, если передать дело в суд…
– Не болтай языком! – вмешался Рыза. – Если Хаджер-ханым пойдёт в суд, то ей и этого не видать! Ведь невестка берёт на себя Халдуна.
Хаджер-ханым была такого же мнения.
– Нет, – сказала она, – вряд ли я выиграю. Да и кто знает, сколько пришлось бы хлопотать… И то, что Халдун у неё останется, хорошо. Не сегодня-завтра в школу пойдёт, хлопот с ним не оберёшься. Она женщина молодая, расторопная, к тому же бездетная. В Стамбуле она сумеет его выучить и сделать человеком… А мы уж здесь будем заниматься своими делами…
– Вот это правильно! – сказал Рыза, потирая руки. – Откроем кабачок и будем денежки заколачивать!
У Наджие загорелись глаза.
– Открывай заведение, а насчёт закусок и всего прочего можно положиться на меня. Так, что ли, Рыза?
– Ну, это сам аллах приказал.
– Но только чур, бельё стирать не мне.
– Ладно, ладно, найдём прачку! И без стирки дела хватит. А я с утра пораньше – на базар. Продукты – это уж моё дело. По вечерам буду стоять за стойкой: отпускать вина, закуски, рассчитываться с гарсонами – у меня будет хлопот полон рот. Но, клянусь честью, мы хорошо заработаем!
– Помоги аллах, – пожелала Хаджер-ханым. – Но только помните, кроме вас у меня никого нет, вы моя единственная надежда. Капитал будет мой, а труд ваш. Вы будете платить за мою квартиру, заботиться о моём столе…
– Какой может быть об этом разговор? Гарсон принесёт вам и обед, и ужин. Даже с грязной посудой не придётся возиться, вымоют. А через полгодика, глядишь, и расширим дело.
– Ну, это если будет хороший доход.
– Доход? Уметь надо! Тут много всяких тонкостей. Покупаешь, например, вина – вот столько, подливаешь воды – вот столько. Получается – во сколько! Клянусь аллахом, вино нам почти ничего не будет стоить!
– Как так?
– А это уж мой секрет!
Рыза поставил между ног мангал и с довольным видом стал подкручивать усы.
– Разбавить вино водой, бросить горсть извести или опиума, а то и белены – и готово! Глупцов хоть отбавляй, будут пить и только похваливать: «Ну и крепкое вино»!.. Стакан не отнимешь, пока не напьются…
– А печёнки у них не полопаются?
– Нам-то какое до этого дело, Хаджер-ханым? Да если у них не будут лопаться печёнки, то мы останемся без гроша! Это ведь торговля, ханым-эфенди! Коммерция! Будешь деликатничать, прогоришь! Весь фокус в том, чтобы любыми правдами и неправдами увеличивать капитал.
– Правильно, – согласилась Хаджер-ханым, хотя ничего не поняла в рассуждениях гарсона, понаторевшего в кабацких делах.
В течение недели всё произошло так, как обещала Нериман. Хаджер-ханым вручили выделенную ей сумму, а молодая вдова вместе с Халдуном отправилась на вокзал. Они сели в поезд, напутствуемые добрыми пожеланиями Нихата и его жены.
Хаджер-ханым, Рыза и Наджие прибежали перед третьим звонком. Бабушка прослезилась и в последний раз обняла внука. Удар колокола. Паровозный свисток и поезд медленно поплыл вдоль перрона.
Нериман не сводила глаз с Халдуна. Он сидел на том же месте и почти в такой же позе, как Мазхар во время последней поездки в Стамбул… Бедный ребёнок! Подумать только, сначала мать, потом отец…
За окном понеслась ночь. Вскоре Халдун стал клевать носом. Он мог свалиться, и Нериман взяла его на руки. Мальчуган склонил свою золотистую кудрявую головку ей на грудь и сразу заснул.
20
Сколько раз на этой груди – его единственном прибежище – просыхали сиротские слёзы!.. Не прошло и нескольких дней с тех пор, как они поселились у дяди, а уличные мальчишки уже стали дразнить его «сын проститутки»! В их квартале было немало озорников, готовых с утра до ночи травить Халдуна. И самое обидное было то, что верховодил ими старший из трёх сыновей дяди. Халдуна так изводили, что слёзы лились у него в три ручья. Он спасался от преследователей только в объятиях Нериман.
Почему его дразнят «сын проститутки»? Однажды, когда они вышли на улицу, Халдун спросил у сына дяди, который был старше его на три года:
– Что такое проститутка?
В тёмно-зелёных глазах мальчугана забегали озорные огоньки.
– Не знаешь, что такое проститутка? – По правде говоря, он и сам не понимал значения этого слова. Но, чтобы не ударить лицом в грязь перед товарищами, заорал во всё горло: – Поглядите, ребята, на этого дурака! Не знает, что такое проститутка!
– Врёшь!
– Клянусь аллахом, не знает!
– Да у него на губах ещё молоко не обсохло! Молокосос!
Так Халдун и не узнал значения этого слова, но понимал, что в нём есть что-то очень обидное. А на улице Фатиха, где находился дом дяди, за ним прочно укрепилось прозвище «сын проститутки».
И ничто не могло этого изменить – ни уговоры Нериман, пытавшейся урезонить мальчишек, ни подзатыльники дядюшки, перепадавшие его сыновьям. Халдун перестал играть с ребятами. Выходя из дому, он норовил поскорее спрятаться в укромном местечке и не показываться им на глаза. Но стоило ребятам обнаружить его, и травля возобновлялась.
