Джек Керуак - Ангелы одиночества
Разговоры на таких вечеринках сливаются в чудовищный гвалт растущий к потолку, будто слова сталкиваются и грохочут там, и если закрыть глаза и вслушаться то услышишь "уоррх уоорх хлоп", и каждый пытается переговорить общий фон, рискуя что слова скоро станут совсем неразличимыми, в конце концов становится даже еще громче, выпивки становится все больше и больше, закуска уничтожена, пунш растекается по жадным болтливым языкам, и в конце концов все перерастает в один сплошной праздник крика, и как всегда бывает хозяин начинает беспокоиться о соседях и последний час проводится им в вежливых попытках загасить вечеринку - И как всегда остается несколько громких припозднившихся гостей, т.е. нас - последние гости обычно мягко выставляются вон - в моем случае, я иду к пуншевой чаше чтобы опрокинуть ее в свой стакан, но лучший друг хозяина мягко вынимает чашу из моей руки, говоря "Она уже пустая - к тому же вечеринка закончилась" - и в последней ужасной картине представления вы видите богемного художника набивающего карманы бесплатными сигаретами которые были щедро выставлены в открытых коробках тикового дерева - Это делает Левескье, с порочным взглядом искоса, художник без гроша в кармане, безумец, его голова острижена почти наголо, и покрыта ссадинами и ушибами там где он приложился ею падая пьяным прошлой ночью - И все же лучший художник в Сан-Франциско
Хозяева кивают нам и для верности ведут по дорожке в саду - и мы вываливаемся галдя, пьяная поющая толпа состоящая из: Рафаэля, меня, Ирвина, Саймона, Лазаруса, Дэвида Д`Анжели, художника Левескье. Ночь только начинается.
93
Мы сидим на бордюре тротуара и Рафаэль усаживается на дороге лицом к нам и начинает болтать и махать руками в воздухе - Некоторые из нас тоже садятся скрестив ноги - То что он говорит длинно и полно пьяного торжества, мы все пьяны, но в его словах чисто рафаэлевский трепещуще-чистый восторг, но тут появляются копы, подгоняют патрульную машину. Я встаю и говорю "Пойдемте, мы слишком шумим" и все идут вслед за мной, но копы подходят к нам и хотят знать кто мы такие.
"Мы только что вышли с большой вечеринки неподалеку"
"Вы тут подняли слишком много шума - К нам уже было три звонка от соседей".
"Мы уходим", говорю я и начинаю уходить, и кроме того копы теперь разглядели большого бородатого Авраама Ирвина и обходительного приличного Дэвида и безумного величавого художника, а потом они еще видят и Лазаруса с Саймоном и решают что в участке будет слишком много народа, и уж точно так оно и было бы - я хотел бы научить моих бхикку избегать властей, так написано в Дао-Де-Дзин, другого пути нет - Есть лишь прямой путь, прямо сквозь
Теперь мы хозяева этого мира, мы покупаем вино на Маркет-стрит, запрыгиваем в-восьмером в автобус и пьем на задних сиденьях, выходим, идем улицами прямо посередине и громко горланим длинные бесконечные беседы Забираемся в гору по длинной дорожке и залезаем на вершину на поросшую травой площадку обозрения над огнями Фриско - Садимся на траву и пьем вино - Разговаривая - Затем вверх, домой, дом с двориком, большой hi-fi электромагнитный о-го-го здоровенный проигрыватель и они ставят на полную громкость органные мессы - художник Левескье падает и ему кажется что Саймон ударил его, он идет к нам плача об этом, я тоже начинаю плакать потому что Саймон мог кого-то ударить, все заполняется этой пьяной сентиментальностью, в конце концов Дэвид уходит - Но ведь Лазарус "видел это", видел как Левескье упал и ушибся, и на следующее утро оказывается что никто никого не бил - Немного дурацкий вечерок но наполненный ликованием хотя конечно же это ликование пьяное.
Утром Левескье выходит с блокнотом в руках и я говорю ему, "Никто тебя не бил!"
"Что ж рад слышать это" мычит он - однажды я сказал ему "Наверное ты мой брат который умер в 1926 году, он был прекрасным художником и рисовальщиком в девять лет, а ты когда родился?" но теперь я понимаю что это совсем другой человек - и если это так то Карма промахнулась. Левескье очень серьезный, у него большие голубые глаза, он всегда рад помочь и очень скромный, но он может внезапно у тебя на глазах начать безумствовать, пуститься на улице в сумасшедший пляс, пугающий меня. И еще иногда он смеется "Мммм хи хи ха ха" и маячит у тебя за спиной...
Я листаю его блокнот, сижу на крылечке глядя на город, такой вот тихий денек, мы сидим и набрасываем всякие рисунки (я делаю зарисовку спящего Рафаэля, Левескье говорит "О, вылитый Рафаэль!") - Потом мы с Лазарусом рисуем смешные привиденческие картинки. Хотелось бы мне опять их увидеть, особенно причудливые очертания лазарусовских духов которые он рисует сияя растерянной улыбкой... Затем, Боже мой, затем мы покупаем свиные отбивные, скупаем пол-лавки, и мы с Рафаэлем разговариваем про Джеймса Дина перед киноафишей. "Что за некрофилия!" восклицает он имея ввиду то как девушки восторгаются умершим актером, но не тем кем он был на самом деле, на самом же деле - Мы жарим отбивные на кухне и уже темнеет. Мы прогуливаемся недалеко, на ту же странную поросшую травой каменистую площадку на вершине горы, и когда мы возвращаемся назад Рафаэль вышагивает в лунной ночи как укурившийся опиумом китаец, натянув рукава на руки и повесив голову, так вот он и топает, темный и причудливый, сутулящийся и печальноокий, он поднимает глаза и оглядывает окрестности, он выглядит затерявшимся как маленький Ричард Бартельмесс со старых лондонских картин изображающих курильщиков опиума под светом уличных фонарей, он переходит из света фонаря во тьму и опять в свет - засунув руки в рукава угрюмый и сицилийский, Левескье говорит мне "О я хотел бы написать картину с ним бредущим вот так вот."
"Сделай вначале карандашный набросок", говоря я, потому что весь прошедший день я делал неудачные попытки рисовать его чернилами
Мы входим в дом и я иду спать, залезая в свой спальник, окна открыты настежь к прохладным звездам - И засыпаю со своим крестом на шее.
94
Утром "я, Саймон и Рафаэль" идем пешком знойным утром через большие цементные заводы, и чугунолитейные заводы и мастерские, мне охота пройтись и показать им всякую всячину - Сперва они начинают ныть но потом заинтересовываются большими электромагнитами которые поднимают груды прессованного металлолома и сваливают их в бункера, блямм, "одним поворотом переключателя ток вырывается наружу, высвобождается сила и эта масса падает", объясняю я им. "И масса эквивалентна энергии - а масса плюс энергия эквивалентны пустоте"
"Ага, но глянь на эту хренову шту-ко-ви-ну", говорит Саймон, открыв рот.
"Она прекрасна!" кричит Рафаэль тыча в меня кулаком.
Мы двигаемся дальше - Мы хотим пойти поискать Коди на железнодорожной станции - Мы проходим мимо раздевалки железнодорожников, и я даже захожу проверить нет ли мне какой почты оставшейся с тех пор два года назад когда я работал здесь тормозным кондуктором, и потом сваливаем чтобы встретиться с Коди на Побережье - в кафеюшнике - Остаток пути мы проезжаем на автобусе - Рафаэль занимает заднее сиденье и начинает громко говорить, как настоящий маньяк, он хочет, раз уже ему приспичило поговорить, то уж так чтоб его слышал весь автобус - А в это время Саймон размышляет над только что купленным бананом, он хочет знать такие ли у нас большие как этот.
"Еще больше", говорит Рафаэль.
"Больше?" кричит Саймон.
"Именно"
Саймон принимает к сведению эту информацию как серьезный материал для дальнейших изысканий, мне видно как он шевелит губами подсчитывая
И точно вот он Коди, на дороге, разгоняющий свой маленький седан на крутой подъем делая 40 миль в час чтобы внезапно развернуться, втиснуть машину на обочину и выпрыгнуть из нее - открыв дверь он высовывает свое большое красное лицо проорав несколько фраз для нас чуваков, и одновременно предупреждая этим встречных водителей
И мы мчимся на квартиру прекрасной девушки, прекрасную квартиру, у нее короткая стрижка, она в постели, под одеялами, болеет, у нее большие печальные глаза, она просит сделать погромче Синатру на вертушке, у нее там крутится целый его альбом - Да, можно взять ее машину - Рафаэль хочет перевезти свои вещи от Сони на новую квартиру, туда где была органная музыка и плакал Левескье, окей, машина Коди слишком мала для этого - И затем мы помчимся на скачки
"Нет, на скачки машину не дам!" - кричит она
"Ладно - " "Мы вернемся назад" - Какое-то время мы толпимся вокруг нее в восхищении, присаживаемся ненадолго, и возникают даже какие-то непонятные долгие паузы во время которых она поворачивается и начинает разглядывать нас, и в конце концов говорит:
"Что это вы чуваки тут" - "как бы"- вдыхая - "Ого", говорит она "Расслабьтесь" - "Серьезно говорю, да?" - "Типа, да?"
Ага, мы соглашаемся, нам всем вместе тут ничего не светит так что мы отправляемся на скачки, но рафаэлевский переезд занимает столько времени что в конце концов Коди начинает понимать что нам опять не успеть на первый заезд - "Я опять пропущу двойную дневную!" отчаянно вопит он - широко открывая рот так что видны зубы - он это вполне серьезно
