Лесли Хартли - По найму
— Я не шучу. Видите ли, я очень болезненно восприняла и автомобильную катастрофу, и... и все остальное.
— Я вас понимаю.
— Но теперь я больше не страдаю... почти нет.
— Рада это слышать, — отозвалась Констанция.
— Вы ведь хорошо знали Хьюи? — неожиданно спросила леди Франклин, и ее нижняя губа чуть выпятилась и задрожала.
— Да.
— Он был талантлив?
— В общем-то, нет.
— А я верила в него, в его талант, но, может быть, напрасно. Может быть, я вообще заблуждалась на его счет. Если б он был жив... — Леди Франклин замолчала.
— Я слушаю, — тихо произнесла Констанция.
— ...то, наверное, мог бы сделать какую-нибудь женщину счастливой. Например, вас.
— Меня? — удивилась Констанция. — Но он же собирался жениться на вас.
— Нет, нет, у нас все кончилось. Разве вы не знаете?
— Вообще-то знаю, — созналась Констанция и покраснела.
— Я так и думала. Я понимаю, вы не хотели сделать мне больно, и потому сказали, что не знаете. Теперь я начинаю думать, что мне все-таки не надо было идти на разрыв, но тогда это казалось единственным возможным решением. Я растерялась и... мне было очень горько. Дело не в том, что он любил другую, — он не любил меня.
— Я не совсем вас понимаю, — сказала Констанция. — Что же произошло?
— Пришло письмо... кто-то прислал письмо, в котором говорилось, что у него есть любовница и он не намерен порывать с ней после свадьбы. Я сразу в это поверила. Я всегда верю в то, что мне говорят. Раньше верила... теперь я не такая легковерная. А вдруг письмо написал его враг, чтобы ему повредить? Или мой враг? Я думала, у меня нет врагов, но, наверное, они есть у каждого. Все это было так внезапно... Я была просто ошарашена. И как раз потому, что очень не хотела в это верить, поверила...
— Он сказал, что все это ложь?
— Да, но что еще мог он сказать? Я ненавидела себя за то, что не верю ему, но ничего не могла с собой поделать. Я не могла заставить себя отнестись к этому по-другому. И лишь потом, спустя несколько дней, вдруг подумала: а что, если я совершила чудовищную ошибку и разрушила свое счастье? Мне многие это говорили.
— Вы кому-нибудь рассказывали про письмо? — спросила Констанция.
— Нет, конечно, нет, и слава Богу... Я никому не сказала ни слова. Просто не смогла. Я вообще ничего не предпринимала — и насчет брачной церемонии тоже... пока не узнала про аварию. Потом я сделала все, что полагается. Все оказалось много проще, чем я ожидала. Я имею в виду все формальности: я куда-то написала, что-то заплатила — все были так добры и предупредительны... Мне пришло столько писем с соболезнованиями, что я не успевала отвечать. Сначала меня очень поддерживало ощущение того, что обо мне помнят, но потом мне стало не по себе от всеобщего участия: все ведь считали, что мы до конца любили друг друга, никто не знал правды... Я перестала читать письма и даже поместила объявление в газете, что не смогу на них на все ответить. Кстати, они-то и заставили меня усомниться, правильно ли я поступила с Хьюи. Неужели я была к нему несправедлива? Как это ужасно!
— Вам было бы легче знать, что он любил вас или же, наоборот, что он любил другую? — вдруг услышала Констанция свой голос.
— Даже не знаю. Иногда мне кажется, что лучше последнее: тогда легче свыкнуться с его гибелью, но временами я начинаю думать: если б он все-таки любил меня, я бы вспоминала о нем тоже с любовью, а теперь меня раздирают противоречивые чувства. Нет ничего мучительнее неизвестности. Меня словно поделили на две территории, и они все время воюют между собой. Но недавно произошла удивительная вещь...
Леди Франклин замолчала, и обе женщины вопросительно посмотрели друг на друга.
— Мне, право, неловко говорить об этом, — наконец произнесла леди Франклин, — это может показаться глупостью, наверное, я и в самом деле слишком серьезно отношусь к своей особе. Но это как раз связано с тем, что я вам говорила: природа к нам милосердна, она знает, как избавить нас от страданий, несмотря на наше упрямство. Что-то в нас постоянно ищет повод для страданий, вы со мной не согласны?
— Признаться, я об этом не думала, — сказала Констанция.
— В общем, если б не это, я бы вряд ли сейчас с вами разговаривала. Мне было бы слишком больно. Да еще все эти лекарства! Господи, чем они только меня не пичкали. Но теперь я совсем не волнуюсь, правда?
— Я бы не сказала, что вы совсем уж не волнуетесь, — ответила Констанция, но, заметив, как помрачнела леди Франклин, раскаялась в сказанном.
— Наверное, вы правы, но по сравнению с моим прежним состоянием... Тогда мне казалось, что я грежу наяву, порой я вообще не могла отличить сон от яви... но потом вдруг все мои боли и печали улетучились и я снова вернулась к себе.
— Вернулись к себе?
Леди Франклин виновато улыбнулась.
— Вы, конечно, не обязаны понимать мой условный язык. Когда умер мой муж, мною завладела одна навязчивая идея. Врачи очень старались мне помочь, но наваждение не отпускало меня. Потом я вылечилась — не буду рассказывать, как это произошло. И вот новая трагедия... Казалось, я этого не вынесу, но затем совершенно неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, все мои терзания исчезли и я вернулась к своей старой печали по Филиппу. И сразу на душе сделалось так легко...
— Легко?
— О да! Знаете ли вы, как невыносим бывает яркий свет, иногда им даже пытают. Он ослепляет тебя, даже если закрыть глаза... Ну а теперь он померк, вокруг меня наступили сумерки, когда предметы становятся похожи друг на друга, вот и все мои чувства теперь похожи, я живу как бы на одной ноге. И я теперь не страдаю — сама удивляюсь, почему раньше мне казалось, что я страдаю. Я живу теперь словно в соборе, где ни с кем ничего произойти не может... ничего плохого. Я уверена, что недуг можно лечить недугом, по крайней мере, так случилось со мной, только для меня это не недуг, а избавление от недуга.
Констанция промолчала, и леди Франклин заговорила опять, но теперь в ее голосе зазвучали осторожно-неуверенные нотки:
— Видите ли, теперь я живу словно в заколдованном кругу: я не могу из него выбраться, но зато и ко мне ничто не может проникнуть. Такова уж моя судьба, и не пойди я в свое время против нее, все было бы в порядке. Я всегда буду о чем-то печалиться — так говорят мои доктора. Я не могу сердиться на окружающих и порицать их, даже если они того заслуживают: сознание собственной правоты не приносит мне никакого удовлетворения. Зато когда я вижу, что была в чем-то неправа — например, по отношению к Филиппу, я испытываю поразительное облегчение. Раньше я мучилась бессонницей, теперь же ко мне вернулся сон. Я все время сплю. Например, когда вы пришли, я спала.
— Простите, что я вас разбудила, — сказала Констанция. — Хотя в общем-то я поступила правильно. Меня очень настораживает ваше отношение к жизни. Я ни за что не поверю, что нормально жить затворницей. Это же самое настоящее безумие!
— Ну и что! — воскликнула леди Франклин, вскочила с кресла и в невероятном возбуждении заходила по комнате. — Лучше безумие, чем то здравомыслие, в котором я пребывала последнее время. Да, я подружилась с безумием! «Жизнь! Жизнь! — твердили мне все вокруг. — Надо вернуться к жизни!» Я поддалась на их уговоры, но что хорошего в этой жизни? Она мой враг, мой единственный враг — ну и, может быть, еще тот, кто послал это самое письмо. Что может принести мне возвращение к так называемой «настоящей жизни»? Сомнения, правду или ложь сказало письмо? Я буду мучиться, не убила ли я Хьюи, порвав с ним отношения, — что, кстати сказать, очень похоже на правду, хотя я, конечно же, не причастна к этой аварии. Я буду мучиться тысячью проблем. Жить «настоящей жизнью» — это значит блуждать от одной неизвестности к другой, терзаться в догадках, как поступать и кому верить. Гораздо спокойнее не тратить на это душевные силы, а отдаться тому полудремотному состоянию, в котором я теперь нахожусь: я переживаю свою вину перед Филиппом, стараюсь вымолить прощение за свое легкомыслие, за то, что так и не сказала ему о своей любви, за то, что меня не оказалось с ним рядом в его смертный час. Если это называется безумием — тем лучше! Жить в прошлом хорошо хотя бы потому, что оно не в состоянии преподнести нам никаких сюрпризов.
— Вы в этом уверены? — спросила Констанция. — Значит, по-вашему, прошлое не может принести никаких сюрпризов? А что, если я сейчас расскажу вам кое-что из недавнего прошлого и вы измените точку зрения? Не желаете послушать?
Леди Франклин пришла в невероятное волнение.
— Да, то есть нет... Мне надо вспомнить. Вернее, вам придется мне напомнить... все это куда-то ушло... Нет, лучше не надо.
— И все-таки, мне кажется, об этом стоит послушать, — сказала Констанция, слегка повысив голос.
— Нет, нет, прошу вас, не надо. Мне и так все ясно. Я неудачница. Я приношу людям несчастье. Замкнувшись в себе, я смогу уменьшить исходящее от меня зло. Я уже сделала необходимые распоряжения. — Она заговорила отрывисто и по-деловому. — Моя секретарша ответит на оставшиеся письма в стандартной форме. Это, правда, не очень красиво, но выбирать не приходится: я хочу отстраниться от всех забот... хочу исчезнуть. Я уже вернула подарки, кроме... — на ее лице появилось выражение крайней неприязни, — кроме тех, что я получила уже после аварии. Надо бы открыть пакеты, посмотреть, что там, и, выразив признательность, вернуть. Только пока я не могу заставить себя это сделать. Констанция ухватилась за последнюю фразу.
