Готфрид Келлер - Мартин Заландер
Г-жа Заландер молча отошла к шкафу, где на всякий случай держала наготове подобные вещи. В наступившей тишине на лестнице и в передней стали слышны тяжелые шаги, а затем в дверь резко постучали сильные мужские пальцы. Мария Заландер поспешила прочь от шкафа — глянуть, кто там; ведь, как и в первый раз при неловком стуке сватьи, она опять предположила, что стучит кто-то не желающий входить в комнату.
Однако ж за дверью оказался папаша Якоб Вайделих, с расстроенным лицом он неуверенно шагнул через порог, когда Мария Заландер широко отворила дверь. В рассеянности шляпу он снял уже после того, как молча сел на стул, будто вконец обессилел.
— Просите великодушно, — наконец проговорил он, собравшись с силами, — я хотел потолковать с господином Заландером. Его нет дома? Но зато здесь моя жена! Я думал, ты в церкви!
— А ты, Якоб? Как ты здесь очутился? — вскричала его жена, которая при виде мужа забыла о собственной горести.
Он был в обычном воскресном платье, надетом, правда, в отчаянной спешке. Жилет застегнут неправильно, галстуха нет, в руке потрепанная будничная шляпа, вместо потерянной ленты украшенная полосою трудового пота, насквозь пропитавшего фетр. Г-жа Заландер заметила все это, а вдобавок увидела, что руки у него дрожат. Со страхом ожидая, что будет, она, однако, молча посторонилась, предоставив говорить сватам. Г-жа Вайделих встала, подошла к мужу, рассматривая его небрежный костюм.
— Что такое? — вскричала она. — Как ты можешь выйти из дому без галстуха? Даже воротничок не застегнул! И в воскресный день шастаешь по городу в старой шляпе! Фу, какой стыд!
Но, присмотревшись к его растерянным чертам, она вдруг перепугалась. Знала, что из — за пустяков он не впадет в этакое состояние, в каком она никогда его не видела.
— Что случилось, Якоб? спросила она, похолодев от ужаса, так как неведомое, выгнавшее из дому ее обычно спокойного мужа, показалось ей вдвое страшнее.
Он хотел было утереть потный лоб, но платка в кармане не нашел. Жена его огляделась и увидела на столе свою книгу с псалмами и платок. Развернув его, она собственноручно утерла ему лоб и виски. Вайделих забрал у нее платок и уже чуть спокойнее произнес:
— Наш сын Исидор в городе… видит Бог, я должен сказать: он под арестом, под серьезнейшим следствием… вчера вечером его доставили сюда.
Мария Заландер ахнула и, ища опоры, схватилась за подоконник; она видела только свою бедную дочку Зетти, которая наверняка одна — одинешенька сидит перепуганная в Лаугеншпиде, а может, и ее арестовали или держат под охраной.
Исидорова мать с открытым ртом смотрела на мужа. Не осознавала, что он говорит, потом, запинаясь, пролепетала:
— Что он мог натворить? Нелепость какая, им бы надо остерегаться!
— Дело нешуточное, бедная моя жена! — сказал Якоб Вайделих; он встал, пытаясь облегчить душу ходьбою и речами. — Только ты ушла, явился какой-то человек от властей и сообщил мне о приключившейся беде. Ведь я вместе с нашим двоюродным братом и кумом Ульрихом отвечаю за обоих сыновей как должностной гарант. Вот почему этот господин пытал меня о моей платежеспособности и велел на всякий случай держать средства наготове, и это еще не все: он спросил, в состоянии ли я предпринять что-нибудь помимо того, хотя маловероятно, чтобы дело решилось по-хорошему; ведь у нашего Исидора обнаружился в делах большой и прескверный непорядок. С перепугу я не нашел что сказать, кроме как что сделаю все возможное, коли сумею этим помочь, и побежал сюда, спросить у свата совета, чем защитить сына. Не верится мне, никак не верится, что он… как бы это сказать… этак забылся! В замешательстве я даже подробностей не выспросил.
Вот уж не думал не гадал, что на меня свалится этакая напасть!
Жена его вдруг пронзительно хохотнула, вытянула руки перед собою, словно находилась в темной комнате, и как бы ощупью доплелась до недавно оставленного кресла. Там она перевела дух, опять судорожно хохотнула и с горечью крикнула мужу:
— А на меня, значит, может свалиться! Мне не повредит, в конце-то концов я заслужила, верно? Всю жизнь ты только о себе и думаешь! Ах, как все замечательно, воскресенье хоть куда! Сперва мне говорят, что у мальчиков нету души, потом их сажают в застенок и объявляют мошенниками! Ах-ах-ах, какое горе!
Речь Амалии завершилась сокрушенно-жалобным вздохом, после чего ей вновь стало дурно, меж тем как Вайделих опять сел и, сложив руки на коленях, уставился в пол.
Г-жа Мария Заландер схватила уже извлеченную из шкафа бутылку старого хереса и налила по рюмке каждому из заслабевших супругов, хотя и сама чувствовала себя не лучшим образом. И подобно тому, как мать Исидора видела в нем обоих своих сыновей и была способна думать только о них, так Мария Заландер думала об обеих дочерях, не говоря о них ни слова, ведь павшие духом сваты никак не могли обратить сейчас свое внимание на невесток.
Амалия Вайделих отхлебнула изрядный глоток вина и отставила рюмку, но мимо стола, уронила на пол.
— Стало быть, Исидор под арестом и не может идти, куда хочет! Принесет ли ему кто поесть-попить, коли он захочет и придет время трапезы, вот как сейчас? Найдется ли там у них что-нибудь подходящее для нотариуса, для советника? Для бедняги, который не ведает, что такое голод и жажда?
— Насколько я помню, — заметила г-жа Заландер, — такие арестанты, пока продолжается следствие и не вынесен приговор, могут за свой счет получить все, что пожелают, примерно как привыкли.
— Приговор? Этакое слово я ни от кого слышать не желаю! Коли всякие скверные прощелыги, с которыми он имеет дело, подсуворили ему худое, ведь он иной раз сам не знает, на каком он свете, то все конечно же разъяснится и для его гонителей кончится плохо! Но теперь надобно позаботиться, чтоб он ни в чем не испытывал недостатка! Почему жена-то его с ним не поехала, чтоб смотреть за ним да быть поблизости?
— Ей надобно смотреть за домом, ведь там никого больше нет! — сухо сказала Мария Заландер, сдерживая недовольство.
— Тогда нам должно позаботиться, слышишь, муженек! Давай сходим туда, или ты один сходи, отнеси ему немного денег, на случай, коли они все у него отобрали! А я сбегаю домой, соберу харчей и питья, слышишь?
Но папаша Вайделих ничего не слышал. Он непрестанно терзался мыслью, что бесчестность и преступление нагрянули к нему в образе родного сына, а вдобавок весь его скромный достаток, добытый за многие годы тяжкого труда, пойдет прахом, и он окажется беднее, чем был в самом начале; ведь усадебку в Цайзиге он в свое время приобрел на небольшое отцовское наследство. И ежели впрямь так случится, сумеет ли он в его-то годы начать все сначала? Коли Бог милостив, Он до разорения не допустит, не может такого быть!
Поскольку же Якоб, углубившись в свои думы, не отвечал, жена его забыла о своем намерении и в полном расстройстве чувств поникла головой.
Мария Заландер воспользовалась наступившей тишиною, сходила за стаканом свежей воды, а потом тихонько села в уголке, рассчитывая не только улучить для себя минуту сосредоточенности, но и завлечь убитых горем супругов кратким покоем. Ей это удалось, почти на полчасика — тишину нарушали только стоны да вздохи.
Более скорым шагом, нежели обычно, подошел ее муж. Услышав его, она возблагодарила небеса, однако была поражена его видом, свидетельствующим о тревоге и сильном гневе.
— Стало быть, мы все в сборе? — сказал он, остановившись посреди комнаты. — Очевидно, вы уже знаете новость?
— Увы, да! — отозвался папаша Вайделих, который при появлении Заландера очнулся от задумчивости и встал. — Я и пришел сюда, господин Заландер, просить у вас совета, как быть. Надеюсь, все не так скверно, как выглядит с перепугу!
— Достаточно скверно! — ответил Заландер, заметивший дурное самочувствие Вайделиха и его жены. Та словно бы безучастно сидела в кресле, отвернувшись в сторону, и г-жа Мария, которая вышла из своего угла, жестом указала мужу на нее. Поэтому Мартин постарался говорить помягче, нежели намеревался.
— Младший чиновник, который приходил к вам, — продолжил он, обращаясь к Вайделиху, — побывал и у меня в конторе. Однако ж он кажется мне торопыгой и чересчур ревностным в службе; я обратил внимание, что он не мог дать точных разъяснений и вообще в воскресный день бегал по таким делам. И от меня он тоже хотел доведаться, что именно я при необходимости готов предпринять ради зятя, дабы не дошло до уголовного преследования. Намерение доброе, но покамест недостаточное для решения. Я оставил контору, чтобы разузнать все поточнее в соответствующем месте. Речь идет не о головотяпстве и подобных вещах, последствия коих возможно замять. Злоупотребляя своим положением, Исидор пускался в невероятно дерзкие аферы и постоянно был на волосок от разоблачения, каковое в итоге и произошло на минувшей неделе. Три дня продолжалась проверка книг в его конторе. Вчера растрата перевалила за сто пятьдесят тысяч, а конца пока не видать. Поэтому процесс в Унтерлаубе прервали и перенесли в Мюнстербург.
