Чарльз Диккенс - Блюмсберийские крестины
— Тише! тише! сказалъ мистеръ Киттербелъ, вставая и принимая весьма серьезный видъ. — Душа моя (эти слова относилась къ его женѣ, на противоположномъ отъ него концѣ стола), позаботься пожалуста о мистриссъ Максвелъ, о своей мама и прочихъ замужнихъ лэди; а вы, джентльмены, я увѣренъ, постараетесь убѣдить молодыхъ дамъ наполнить ихъ рюмки.
— Лэди и джентльмены! сказалъ Домпсъ, самымъ гробовымъ голосомъ и плачевнымъ тономъ, и всталъ съ мѣста своего, какъ призракъ въ Донъ-Жуанѣ: — не угодно ли вамъ наполнить свои рюмки? Я желаю предложить заздравный тостъ.
Наступила мертвая тишина; рюмки были наполнены; гости приняли серьёзный видъ.
— Лэди и джентльмены! противнымъ голосомъ продолжалъ зловѣщій Домпсъ. — Я….
Въ эту минуту мистеръ Дантонъ издалъ, въ подражаніе французскому горну, двѣ самыя высокія ноты. Нервическій ораторъ задрожалъ; гоcти покатились со смѣху.
— Порядокъ! тишина! вскричалъ мистеръ Киттербелъ, стараясь подавить свой смѣхъ.
— Тишина! молчаніе! повторили джентльмены.
— Дантонъ, успокойся, сказалъ задушевный его другъ.
— Лэди и джентльмены! снова началъ Домпсъ, не потерявъ присутствія духа, потому что краснорѣчіемъ своимъ онъ славился: — вслѣдствіе принятаго обыкновенія при подобныхъ случаяхъ, я, какъ одинъ изъ воспріемниковъ мастера Фридерика-Чарльза-Вильяма Киттербела (при этомъ голосъ оратора немного измѣнился; онъ вспомнилъ о серебряномъ молочникѣ), осмѣливаюсь предложить тостъ. Едва ли нужно говорить, что этотъ тостъ заключаетъ въ себѣ выраженіе нашего желанія о здравіи благоденствіи молодого джентльмена, событіе юной жизни котораго мы собрались сюда ознаменовать. (Общій ропотъ одобренія.) Леди и джентльмены! согласитесь со мной, невозможно предположить, чтобы добрые хозяева этого дома, въ отношеніи къ которымъ мы считаемъ себя искренними доброжелателями, могли провести эту жизнь безъ нѣкоторыхъ испытаній, безъ всякихъ страданій, безъ жестокихъ горестей и тяжелыхъ потерь…. (Здѣсь лукавый Домпсъ остановился и медленно вытащилъ изъ кармана бѣлый носовой платокъ; примѣру его послѣдовали многія лэди.) Да пощадятъ ихъ всякаго рода испытанія! — вотъ искренняя молитва моя за нихъ, вотъ сердечное мое желаніе! (Слышно было, что бабушка новорожденнаго уже рыдала). Я надѣюсь, готовъ даже сказать: я увѣренъ, леди и джентльмены, что младенецъ, крестины котораго мы собрались сюда ознаменовать, не будетъ похищенъ изъ объятій своихъ родителей преждевременной смертью (нѣсколько батистовыхъ платковъ пущены въ дѣло); что его юный и, по видимому, цвѣтущій здоровьемъ наружный надъ не завянетъ подъ вліяніемъ томительныхъ недуговъ. (При этомъ Домпсъ окинулъ общество capдоническимъ взглядомъ, — потому что многія замужнія лэди были уже сильно растроганы.) Я увѣренъ, вы единодушно согласитесь съ слѣдующимъ моимъ желаніемъ: да живетъ юный странникъ этой жизни въ утѣшеніе и благословеніе своимъ родителямъ. («Вниманіе! вниманіе!» раздалось между гостями, и вмѣстѣ съ тѣмъ ясно было слышно, что мистеръ Киттербелъ всхлипывалъ.) Да не забудетъ онъ впослѣдствіи тотъ долгъ, которымъ онъ обязавъ имъ, и да не подвергнутся они несчастному опыту самой страшной истины, — что неблагодарное дитя острѣе ядовитаго жала змѣи.
Мистриссъ Киттербелъ не вынесла. Съ платкомъ у глазъ и въ сопровожденіи многихъ дамъ, она бросилась изъ комнаты, оставивъ дражайшую половину свою почти въ такомъ же положеніи, и въ коридорѣ предалась сильной истерикѣ. Едва ли нужно прибавлять, что это обстоятельство совершенно нарушило гармонію текущаго вечера. Уксусъ, одеколонъ и холодная вода требовались теперь въ такомъ количествѣ, какъ требовались передъ тѣмъ за нѣсколько минутѣ негусъ, пирожное и конфекты. Мистриссъ Киттербелъ немедленно отведена была въ свою комнату; музыканты замолкли; любезность кавалеровъ прекратилась, и гости потихоньку разошлись, Домпсъ убрался при началѣ суматохи и шелъ домой спокойнымъ шагомъ и (дли него) съ веселымъ духомъ. Хозяйка его дома готова была побожиться, что слышала, какъ Домпсъ, замкнувъ за собою дверь, захохоталъ самымъ особеннымъ хохотомъ. Показаніе это такъ невѣроятно и носитъ на себѣ такой отпечатокъ неправдоподобія, что до сихъ поръ еще оно не пріобрѣло ни малѣйшаго подтвержденія.
Съ того времени, къ которому относится нашъ разсказъ, семейство мистера Киттербела значительно увеличилось: у него теперь два сына и дочь; и такъ какъ онъ въ скоромъ времени ожидаетъ еще приращенія къ своему цвѣтущему потомству; то сильно безпокоится о выборѣ почтеннаго воспріемника. Во всякомъ случаѣ, онъ положилъ обязать будущаго кума своего двумя условіями: первое — кумъ долженъ дать торжественное обѣщаніе не говорить послѣ ужина спичей, и второе — не долженъ имѣть никакихъ сношеній, ни связей съ «несчастнѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ».
Скиццы (Sketches) Чарльза Диккенса
1851
