Ричард Олдингтон - Дочь полковника
За дверями церкви после окончания службы Алвина и Джорджи были втянуты водоворотом соседских приветствий. Они было направились к поджидавшей их Марджи Стюарт, но попали в лапы старой миссис Исткорт, стовосьмидесятифунтовой глыбы моногамности и матриархальности, таившей в себе неведомый, но, видимо, неистощимый запас масляной злобности. Она не устрашилась январского ветра, чтобы возвысить свою бессмертную душу и поглядеть, каков новый приходской священник. А теперь бросала вызов воспалению легких, стоя рядом с надгробной плитой XVIII века, украшенной грубовато вырезанным черепом, косой и песочными часами (ей бы больше пристало находиться не возле плиты, а под ней), и стараясь извергнуть максимум клеветы за срок, еще оставленный ей безответственным Провидением. Ее сопровождал сын, бесхребетный, писклявый юнец лет пятидесяти, покорный пленник ее воли и завещания. Миссис Исткорт говорила жалобным масляным голосом, словно бы взывавшим: «Послушайте милую, добрую, благожелательную старушку, которую годы сделали лишь симпатичнее!» Но голос и тон находились в столь явном противоречии со всем, что она заявляла, и с жуткой злобностью ее лица – лица разжиревшей ведьмы, что никого не обманывали. Она положила руку на локоть Джорджи словно бы ласково, но с беспощадностью колриджского Старого Моряка.[21]
– Деточка, как поживаете? О здоровье вас спрашивать не нужно: вон как вы разрумянились, и личико у вас такое свеженькое!
Это была рассчитанная шпилька, потому что от морозного ветра щеки и нос Джорджи обрели неприятный багровый оттенок. Но прежде чем вознегодовавшие мать и дочь успели предпринять под прикрытием сладких улыбок сокрушительную контратаку, миссис Исткорт со стремительностью опытного ветерана многих кампаний зашла с тыла.
– Как вам показался наш новый священник? Староват, пожалуй, как по-вашему?
Негодование, которое вспыхнуло в Джорджи, когда подвергся осмеянию цвет ее лица, теперь получило новую пищу, и она восстала на защиту Галахада,[22] которым столь неосмотрительно обзавелась во время утренней службы. Мистер Каррингтон староват! Конечно, его густые волосы тронуты сединой, но ему никак не больше сорока пяти лет! И Джорджи сказала с опрометчивой горячностью:
– По-моему, он чудесен! Первый настоящий священнослужитель из всех, кто перебывал в здешних приходах. По-моему, молитвы он читал ве-ли-ко-леп-но, а его проповедь…
Миссис Исткорт никому не позволяла говорить долго и только выжидала случая пустить черную отравленную стрелу:
– А, да, голос у него красивый, не правда ли? Но, знаете, деточка, говорят, он был актером, да, актером, и священником стал только потому, что на сцене не имел никакого успеха. И ведь теперь рукополагают кого угодно, не правда ли?
Алвина не упустила такой возможности и сказала с воинственным смешком:
– Ну все-таки до торговцев свининой дело не дошло, верно?
Удар был хорош: деньги Исткортам – в какой бы сумме они ни исчислялись – принесла небольшая коптильня окороков. Миссис Исткорт осклабилась с сокрушительной злобой. Но, естественно, столь искушенный тактик не стал отвечать фронтальной атакой. Она повернулась к Джорджи и крепче стиснула пальцы на ее локте, когда девушка попыталась отойти к Марджи, которая явно теряла терпение.
– Я так рада, что вам нравится мистер Каррингтон. Не сомневаюсь, что он очень хороший человек и, говорят, претерпел столько несчастий в своей жизни! По слухам первая жена сбежала от него, спилась и умерла, а затем ему пришлось сбежать от второй жены – жуткой женщины, танцовщицы. Бедняжка! Мы должны по-соседски немножко облегчать ему жизнь. Конечно, он теперь вдовец, и как было бы прекрасно, если бы он женился на какой-нибудь из наших милых девочек. Я считаю, что приходскому священнику жена совершенно необходима, вы согласны?
Джорджи побагровела от смущения. Старая ведьма с сатанинской ловкостью проникла в ее мысли. И теперь миссис Исткорт, конечно, оповестит всех и каждого, что Джорджи бесстыдно «бегает» за священником. Она онемела от стыда и бессильного гнева. Миссис Исткорт выпустила локоть Джорджи и понизила голос до театрального шепота:
– Но, говорят, у него есть День-ги! Вот почему он мог взять приход. И старый скряга, сэр Хорес, тоже кое-что на этом сбережет.
Тут из церковных дверей, надевая цилиндр, появился сэр Хорес. Миссис Исткорт торопливо простилась со своими собеседницами и прямо-таки влюбленно заковыляла к стимсовским миллионам. Алвина и Джорджи, поспешившие следом за Марджи, которая уже ушла, успели расслышать:
– Как поживаете, сэр Хорес? Я как раз говорила про то, скольким приход обязан вашей щедрости…
Алвина с Джорджи чуть не припустили бегом, догоняя Марджи Стюарт, которая безусловно была светлым пятном в их серенькой жизни. Добродушный родитель Марджи – каучуковый бум позволил ему уйти на покой с весьма приличным капиталом – ни в чем ее не стеснял. У нее было много денег и собственный автомобиль. Миссис Стюарт вела в Лондоне светское существование, но Марджи искренне нравилась сельская жизнь и большой дом, который ее отец арендовал у сэра Хореса. Она даже зимой прикатывала на субботу и воскресенье, обычно привозя друзей. Хорошенькая модно одетая блондинка двадцати двух лет – то есть слишком юная, чтобы оказаться под прямым воздействием Войны, которая для нее была древней историей наравне с Тиром и Вавилоном, церковь она посещала только по просьбе папочки, а папочка просил ее об этом только потому, что никак не хотел портить отношения с сэром Хоресом, который твердо стоял на том, что высшие классы обязаны показывать благой пример во всем, включая и веру.
Марджи шла рядом с молодым человеком лет двадцати, томно, но очевидно дувшимся на нее за погубленное утро. Увидев женскую половину семьи Смизерс, Марджи остановилась.
– А, здравствуйте! Как это вы умудрились вырваться от среброустой бабуленьки? – И продолжала, не дожидаясь ответа: – Ах, какой зануда этот Каррингтон! Я дождаться не могла, когда он кончит бормотать.
Второй камень раздробил зеркальную заводь сладких фантазий Джорджи, и этот удар она еле перенесла. Миссис Исткорт – понятно. Но Марджи! Добрая, чуткая, терпимая, а, главное, элегантная светская Марджи! Это ужасно. Неужели мистер Каррингтон не такой внушительно достойный, не такой обаятельный, как ей казалось? Или все уже «догадались», и Марджи ее поддразнивает?
Даже не подозревая, как ошпарили сердце Джорджи слова, сказанные просто, чтобы умиротворить молодого человека, Марджи продолжала без передышки:
– Я недавно читала в какой-то книге про людей, которые отдавали романы переплетать под молитвенники. Если этот старый драндулет и дальше будет также еле-еле ползти, придется и мне подыскать переплетчика.
Это кощунство ударило Алвину и Джорджи, как электрический ток, и первая поспешила переменить тему:
– Вы здесь надолго?
– Нет, только до понедельника. Ах, я же не представила вам мистера Брока! Миссис Смизерс и Джорджи Смизерс – мистер Брок!
Молодой человек был леденяще нелюбезен. Джорджи заметила, что юбка Марджи стала еще короче и позволяла вдоволь любоваться прелестными шелковыми чулками. Манто она оставила незастегнутым, и Джорджи с вожделением разглядывала сумочку за пять гиней – последнюю новинку моды, хотя Марджи обращалась с ней, точно со старым кошельком, ценой в два шиллинга. Они дошли до перекрестка, и наступил предвкушаемый миг. Марджи поколебалась, но доброта взяла верх над здравым смыслом.
– Совсем забыла! Вы не заглянете завтра к чаю?
Приглашение было принято с почти неприличной быстротой и благодарностью. Но они обо-жали пить чай у Марджи.
– Что это за фантастические чучела? – осведомился мистер Брок, едва чучела отошли достаточно далеко.
– Армия и отставка, – Марджи уже раскаивалась. Странно, как мы связываем себя с людьми, оказывая им одолжения, которые вовсе оказывать не хотим. Тщеславное ощущение своего превосходства над благодетельствуемыми.
– Я даже не знал, что такие люди еще сохранились.
– О да, и их не так уж мало. Ты про них не знал потому что носа не высовывал дальше своей компании.
– И скучны, наверное, до зубной боли.
– Ну… пожалуй, да, – уступила Марджи, – Но Джорджи мне скорее нравится. Она, в сущности, очень милая, только до жути ограничена и, конечно, закомплексована. Мне их всех очень жалко. Папочка говорит, что полковник Смизерс отдал жизнь служению Империи и ничего за это не получил.
Мистер Брок насмешливо процедил:
– Он все еще выписывает из Индии любимые приправы?
– Они жутко бедны. Папочка говорит, что у них навряд ли есть и тысяча в год. Как они на это существуют, вообразить не могу.
– Очень-очень интересно. Но зачем тебе понадобилось разыгрывать мисс Мэтти[23] и губить завтрашний день, приглашая их к чаю? Или этого утра мало? Так по-крэнфордски. Гостить у тебя за городом, Марджи, сплошная пытка. Не понимаю, почему я приехал. Все твоя жуткая сексапильность, наверное.
