Марсель Эме - Вуивра
После обеда Виктор прошёлся немного с братом, который опять отправлялся на Старую Вевру. Остановившись на краю дороги, они замолчали, увидев приближавшуюся к ним с граблями на плече Жюльетту Мендёр. Ощущая на себе взгляды братьев, она шла гордо и прямо, с высоко задранным подбородком, но при этом щёки у неё горели, а неподвижные глаза, не мигая, смотрели вперёд. Арсен слегка покраснел. Воспоминание о Вуивре, выходящей из пруда, побуждало его угадывать под тканью платья очертания тела. Когда Жюльетта прошла, Виктор прошептал:
— А красивая всё-таки девка. И к тому же непрочь хоть сейчас выйти замуж.
— Ну я ей в этом не помеха, — сухо отпарировал, Арсен.
Хотя вообще Жюльетта ему нравилась и он хотел бы на ней жениться. Однако поскольку она была слишком бедна и её приданое не могло помочь Арсену осуществить некоторые его мечты, то он запретил себе даже думать об этом браке, а ссору с соседями поддерживал как раз для того, чтобы было легче бороться со своими желаниями.
Из коровника вышла Белетта, подгоняя коров, которых она вела на общинное пастбище.
— У каждого, конечно, свой вкус, но мне она кажется красивее Белетты.
Он удалился, всем своим видом показывая, какой он тактичный человек. Арсен на это только улыбнулся и присоединился к пастушке, чтобы проводить её. Он обычно выказывал ей дружбу, к которой в семье Мюзелье относились настороженно. Как-то раз, отправившись в Доль на ярмарку, он на сэкономленные деньги купил ей платье — довольно красноречивый жест щедрости со стороны такого экономного парня. Луизе было не по душе, что её сын снисходит до такого тщедушного создания. На худой конец она бы ещё согласилась, хотя и не без доли сожаления, поскольку считала такие вещи и нечистыми, и нечестными, чтобы он овладел ею где-нибудь на краю оврага, но предпочла бы, чтобы он сделал это с тем необходимым презрением, которое пристало всяким гнусностям. Для Луизы, придававшей большее значение семьям, нежели индивидам, Белетта была прежде всего одной из Беле, одной из представительниц племени нищих и вороватых бездельников, отторгнутых Во-ле-Девером и перебравшихся в Ронсьер, где они продолжали влачить всё такое же позорное существование. Белетиха, мать Белетты, когда пришла предлагать дочь на ферму, имела наглость потребовать дополнительно пять франков в месяц с учётом возможных дополнительных перегрузок от присутствия двух молодых и сильных мужиков в доме. И вот это самое притязание, из-за которого тогда чуть было не сорвались торги, теперь вдруг показалось Луизе оправданным, отчего с некоторых пор её не покидало неприятное ощущение, что она является должницей семейства Беле.
Расставаясь с пастушкой у фермы Мендёров, Арсен посоветовал ей особенно внимательно следить за стельной коровой. Вспоминая об ударах палкой, полученных во вражеском дворе, Леопард пропустил стадо вперёд и, забыв про гордость, спрятался в тени хозяина. Белетта, отпустив замечание по этому поводу, добавила доверительным тоном:
— А всё-таки, что бы там Виктор ни говорил, Мендёры порядочные свиньи. Я не хотела тебе об этом сообщать, но несколько дней назад, как-то вечером, когда я возвращалась с молочного завода, Арман попытался меня лапать.
Однако действия Армана, похоже, не очень возмутили Арсена. Возможно ему не очень верилось, что факт этот действительно имел место, так как он знал за Белеттой склонность привирать. Он просто спросил её:
— Ну и что же он у тебя лапнул?
Белетта только прикусила губу и вся покраснела от злости, а Арсен улыбался, глядя, как она срывает зло на собаке; Белетта напомнила Леопарду палкой о его обязанностях, обзывая пса одновременно старым козлом, чучелом гороховым и вонючей падалью.
4
Косы не было видно ни там, где Арсен её оставил, на последнем скошенном валке, ни вообще на лугу. Ему пришла было в голову мысль, что это Мендёры решили сыграть с ним скверную шутку, но он тут же отмёл это предположение. Подобно большинству жителей края, Мендёры всегда были готовы злоупотребить своими правами, но к чужому добру относились с уважением. Уже совсем собравшись возвращаться домой за другой косой, он вдруг подумал, что такой фарс вполне могла сыграть с ним и Вуивра.
Придя на пруд, Арсен заметил платье Вуивры на том самом месте, где оно лежало утром. Рубин горел ярко-красным пламенем, а железное лезвие косы поблёскивало в траве в нескольких шагах от него. Арсен подобрал косу, осмотрел её, проверил большим пальцем остриё. Успокоившись, он поискал глазами Вуивру в пруду, но вода нигде не дрожала и на берегу тоже никого не было видно.
Прежде чем вернуться на Старую Вевру, он задержался немного, наклонился над льняным платьем, задумчиво посмотрел на рубин. Он был бы рад завладеть огромным богатством, занимавшим так мало места, но эти грёзы не слишком горячили его кровь. Могущество, которое сулило обладание драгоценным камнем, настолько превышало его запросы работящего крестьянина, грозило сделать жизнь настолько несоответствующей его вкусам, настолько чуждой тому, чем он занимался сейчас, что он думал о нём с враждебностью, как будто с ним было связано отречение от чего-то самого важного. Ведь завладев таким сокровищем, он был бы вынужден по существу отказаться от самого себя и от всего того, что приносит радость и гордость, когда человек напрягает свою силу и волю. Многомиллионное состояние сразу отняло бы цель у его стремления преуспеть, у его предпринимательского духа и у его страсти к преодолению трудностей. Самое большее, на что он мог бы рассчитывать, так это на угрюмые радости скупца, осознающего свою силу, но неспособного пользоваться ею. Все эти доводы, которые он, путаясь, перебирал в уме, вносили в его мысли невообразимую сумятицу, однако при этом он твёрдо помнил, что завладеть таким сокровищем всегда считалось большой удачей. Предприятие влекло его ещё и связанной с ним опасностью. Взяв диадему, он посмотрел сквозь рубин на свет и был очарован его красным свечением. Ему подумалось, что, обладай он чрезмерным богатством, при любых поджидавших его огорчениях он бы утешился, женившись на Жюльетте Мендёр и приспособив для всякой подсобной работы Армана, который стал бы приходиться ему шурином, но которого он всё равно продолжал бы презирать. И всё же Арсен смотрел на своё будущее с некоторой обидой. Он нехотя скрутил диадему, сделав из неё восьмёрку, и сунул в карман.
Поднимая косу, он заметил, что по пруду к берегу плывут с поднятыми вверх головами три змеи. Внезапно возникшее подозрение заставило его обернуться и он побледнел от страха и отвращения. Вся трава на подступах к лесу кишела полчищами змей, которые со злобным посвистом направлялись к нему. В тени опушки они покрывали всю землю движущимся переливчатым ковром, тогда как ближайшие ряды образовали торопливую волну, которую яркий солнечный свет расцвечивал всеми цветами радуги. Из ближайших кустов, справа и слева, выползали другие гадюки, а издалека по всему открытому пространству к нему спешили легионы гадюк и ужей, причём некоторые из них достигали ужасающих размеров. Казалось, что всё пространство между прудом и лесом пришло в движение и покрылось зыбью, словно вдруг ожила сама земля.
Стиснув зубы, Арсен вытащил из кармана сплющенную диадему, бросил её на платье и, покрепче зажав косу в похолодевших от страха руках, отступил назад, забыв про тех трёх змей, что плыли по пруду. Перед ним меньше чем в двадцати метрах стремительно двигалась ползущая волна. Справа от Арсена один аспид, опередивший остальное вязкое сонмище, приблизился к его ногам. Резким ударом каблука он размозжил гаду голову. Было слышно, как при ударе о сухую, жёсткую землю хрустнула челюсть змеи, но тело всё ещё продолжало жить, и хвост, стремясь подтянуться к голове, яростно бился о его башмак. Решив, что ему пришёл конец, Арсен подумал было препоручить свою душу Богу, но побоялся отвлечься на молитву и уменьшить таким образом и без того слабые шансы на спасение, которого можно было постараться добиться с помощью силы и ловкости — он довольно безрассудно полагал, что тень надежды на этой земле стоит больше, чем твёрдая гарантия на том свете. Наблюдая за приближающимися рептилиями, он внезапно почувствовал, как холодное, длинное тело обвивает его ногу поверх тонкого полотна штанины, и по форме головы узнал ужа. Его размеры значительно превышали размеры обычного ужа, и мощное объятие уже почти парализовало ногу. Всего каких-нибудь три метра оставалось между ним и ползущей ордой, когда её резко остановил послышавшийся внезапно свист. Десяток змей, немного опередивших остальных, вздыбились, словно кони, и застыли угрожающей в позе. Арсен со свистом махнул своей косой и мастерским ударом снёс все торчавшие головы. Уж, обвивший его ногу, разжал свои кольца и соскользнул на землю. Среди атакующих наметилось попятное движение, но поскольку оно оказалось несогласованным, среди змей возникло настоящее столпотворение. Рептилии сталкивались, наползали одна на другую, стараясь в этой волнообразной ощетинившейся сутолоке опередить друг друга, и вырваться вперёд. Арсен увидел слева от себя бегущую к нему Вуивру, которая только что выскочила из пруда; вся в струях воды, она одним прыжком перескочила через ручей, издавая яростные крики, но он, не помня себя, опьянённый начавшейся бойней, снова поднял свою окровавленную косу и, шлёпая по крови посреди обрубков, которые извивались в поисках недостающих частей своих тел, резанул со всего размаха лезвием косы по самой гуще свалки. Сталь вошла в кучу с такой силой и так метко, что движение её при столкновении с этой живой массой почти не замедлилось. Удар взметнул в воздух головы и хвосты, рассёк переплетённые тела, а одну свернувшуюся кольцом гадюку разделил сразу на три части. Кровь текла ручьём, брызгая на кишащих в красных лужах змей.
