Генрих Клейст - Драмы. Новеллы

Труп унести пора.

С кем говоришь ты,
Сестра?

Живей, безумицы!

Диана!
Так это правда?

Ты о чем, родная?
Сюда! Да сдвиньтесь же!

Благие боги!
Никак я оглянуться не решусь.

О чем ты? Что ты вздумала, царица?

Ты притворяешься, родная.

Нет,
Клянусь предвечным Зевсом.

Расступитесь,
Святые жрицы.

Милая царица!

Зачем скрывать? Ведь за моей спиной
Стоял он уж однажды, о Диана!

Смотрите, в ужасе она!

Постойте!
Я знать хочу, что вы несете. Стойте!

Не спрашивай, царица!

Это он?
Скажите, девы, это он?

О ком ты?

Не так уж это и невероятно.
Я подбивала ласточке крыло,
Но и лечить его сама старалась.
Да, за оленем с луком я гналась,
Но ведь стрельба — неверное искусство:
Мы в сердце счастью стрелы направляем,
А боги отвращают их коварно.
Ужель не промахнулась я? Где он?

Я заклинаю всем Олимпом грозным,
Не спрашивай!

Прочь! Даже если раны
На нем зияют, словно ад разверстый,
Я все-таки увижу их.

Чудовища, кто их ему нанес?

Да разве ты не знаешь?

О Диана,
Свершилось! Дочь твоя обречена.

Она шатается.

Благие боги!
Зачем ты не вняла моим советам?
Уж лучше бы, несчастная, нашло
На твой рассудок полное затменье,
Уж лучше б ты скиталась вечно, вечно,
Чем этот страшный день пережила.
Возлюбленная, выслушай!

Царица!

Скорбят с тобою тысячи сердец.

Встань!

О, багрянец этих роз кровавых!
Увенчанное ранами чело!
О, пахнущие тлением бутоны,
Которые на корм червям пойдут!

И все же он любовью был увенчан.

Но слишком глубоко надет венок.

И прикреплен к челу навек шипами.

Уйди отсюда.

Раньше знать хочу я,
Кто был моей соперницей свирепой.
Не спрашиваю я уже о том,
Кем был убит живой. Клянусь богами,
Она останется, как птица, вольной.
Я спрашиваю, кем убит убитый,
И ты ее, Протоя, назовешь.

Я, госпожа?

Пойми, я не желаю
Знать имя той, кто искру Прометея
Украла у Пелида из груди.
Нет, не желаю. Так уж я решила.
Я ей прощу и скрыться разрешу.
Но кто грабитель, в этот храм вошедший
Не через отворенные ворота,
Но стены белоснежные его
Кощунственно взломавший? Чьей рукою
Герой и полубог обезображен
Так, что из-за него уже не спорят
Жизнь и гниенье; кем он так истерзан,
Что не скорбит о нем уже и жалость,
Что и сама бессмертная любовь
Ему, как шлюха, в смерти изменяет?
Вот ей я отомщу. Скажи, кто это?

Что я могу безумице ответить?

Ну, скоро ль назовешь ее?

Царица,
Казни из нас любую, если только
Твои страданья это облегчит.
Мы все перед тобою. Выбирай же.

Послушать вас, так я его убила.

Несчастная, да кто же как не ты!

Исчадье тьмы в одеждах светоносных,
Дерзаешь ты…

Клянусь тебе Дианой,
И все, кто здесь собрался, подтвердят,
Что он твоей стрелою был настигнут.
О небо, если б только лишь стрелой!
Но ты, когда упал он, на него
Собак спустила в умоисступленье
И кинулась сама его терзать.
Мои уста дрожат. Твое деянье
Назвать я не могу. Молчи. Уйдем.

Нет, пусть Протоя подтвердит мне это.

О госпожа, не спрашивай меня!

Что? Я? Его? С собаками моими?..
Вот этими малютками руками?..
Вот этим ртом, созревшим для любви?..
Нет, не затем наделена я ими!
Их дело — в счастье дополнять друг друга,
Чтоб рот служил рукам, а руки — рту.

Царица, дорогая!

Горе! Горе!

Нет, в этом вы меня не убедите.
Пусть это молния в ночи начертит
И гром раскатом тяжким подтвердит,
Я все равно им закричу: «Вы лжете!»

Незыблемей, чем горы, стой на этом.
Не нам тебя в противном уверять.

Но почему ж он не сопротивлялся?

Несчастная, ведь он тебя любил
И сдаться в плен был сам тебе намерен.
Затем тебя и вызвал он на бой,
Куда явился в сладостной надежде
Отправиться с тобою в храм Дианы.
А ты…

Что дальше?

Ты его сразила.

Нет, растерзала?

Госпожа!

Не так ли?

Чудовище!

Зацеловала насмерть?

О небо!