Рене Баржавель - Девушки и единорог
Когда юная девушка отправляется на бал, желательно, чтобы она умела танцевать. Ни одна из пяти сестер не знала о танцах больше, чем может инстинктивно знать любая девушка, чувствующая ритм жизни, ветра и музыки, под которую она может колебаться, как стебелек на ветру. Но для бала нужно знать гораздо больше.
На помощь пришла леди Августа, приславшая на остров Симсона, своего метрдотеля, коренного лондонца с изысканными манерами, высокого и тощего, с ухоженной светлой бородкой на круглой луноподобной физиономии. Он обладал качеством, которое могла позволить у своего работника только леди Августа. Не только на севере, но и на юге Ирландии говорили о нем как о человеке, знающем все танцы. И дважды в неделю он появлялся на Сент-Альбане, в большом салоне, превращенном в танцевальный зал.
Сэр Джон теперь спускался на первый этаж только для завтраков и обедов; он даже стал выпивать свой портвейн и курить свои сигары в зале на втором этаже между библиотекой и спальней. Первый этаж превратился в женское царство, веселое, но суматошное; вспышки волнения то и дело охватывали не только оба салона, но и служебные помещения. Сэр Джон, перед тем как спуститься вниз, некоторое время собирался с духом, поглаживая свой брелок, и заранее начинал улыбаться, готовясь к любым случайностям.
Едва он сходил с лестницы, как все сразу начинали интересоваться его мнением, показывали ему образцы тканей, совали под руку куски материи, чтобы он оценил их, требовали выбрать правильное решение из множества возможных. Он всегда ухитрялся уклониться от категорических оценок; если у него и имелось собственное мнение, он всегда оставлял его при себе. Знал, что никоим образом не должен вмешиваться в происходящее. Понимал, что, избавляя женщину от колебаний, нерешительности и необходимости выбора, он лишал ее самого большого удовольствия, и она мстила ему тем, что останавливалась, в конце концов, на самом неудачном варианте. На каждый вопрос он твердил «да, конечно.», «это очень удачно.» и торопился подняться наверх к своим книгам, ни одна из которых никогда бы не осмелилась дурить ему голову разными глупостями. Тем не менее, оставаясь в библиотеке, он чувствовал, как дом вокруг него то и дело вздрагивает, словно чайник, который вот-вот закипит. Он был в восторге.
Симсон, величественный и деликатный, неумолимый и мягкий, делал все, что было в его силах, чтобы передать свои знания дочерям леди Гарриэтты, непрерывно игравшей на рояле кадрили, вальсы и мазурки. Однако Элис, разумеется, не хотела учиться танцевать, Китти частенько пропускала занятия и относилась к ним крайне легкомысленно, голова Элен была занята совсем другими мыслями, а Гризельда с утра обычно так выматывалась, что падала от усталости после нескольких тактов. Единственной прилежной ученицей была Джейн, никогда не пропускавшая занятия, старательно и терпеливо повторявшая показанные маэстро па. Во время танца она не сводила глаз с его лунообразного лица и иногда вздыхала.
Прибывшие, наконец, разборные бараки для полицейских начали монтировать на площадке неподалеку от Тиллибрука, и леди Августа добилась от лейтенанта Фергюсона, к всеобщему облегчению, обещания, что полицейские покинут Гринхолл до дня бала. Во всех окрестных замках и некоторых особняках Донегола, Баллинтры и Баллишаннона женщины трудились над шитьем и занимались примерками, а мужчины делали вид, что их совершенно не интересует приглашение сэра Лайонеля Ферре.
К балу готовились даже в хижинах, потому что леди Августа решила пригласить фермеров. Они должны были танцевать на лужайке перед домом, а если пойдет дождь, им нужно будет перебраться в огромный сарай с соломенной крышей, куда еще не начали свозить новый урожай.
Амбруаз приехал за два дня до торжества. Сэр Джон поинтересовался у него:
— Как дела?
Леди Гарриэтта сказала с приятной улыбкой:
— Надеюсь, что путешествие не слишком утомило вас.
Элен молча смотрела на него огромными глазами, синими, как вечернее небо. Она не знала, что ей сказать, и просто протянула к нему руки, сложенные, словно для молитвы. Он пожал их, слегка похлопал и сказал:
— Счастлив снова увидеть вас. Вы прекрасно выглядите.
Было уговорено, что до свадьбы он остановится у сэра Лайонеля. Жить под крышей дома невесты было бы не совсем прилично. Его пригласили отобедать вечером в Сент-Альбане, после чего кучер Джеймс Мак Кул Кушин должен был отвезти его в Гринхолл.
Для этого обеда, объединившего жениха и невесту за одним столом в последний раз до того, как они станут мужем и женой, леди Гарриэтта посадила их друг против друга и водрузила между ними большую серебряную вазу в виде лодки с веселящимися в ней нимфами. Джейн заполнила вазу цветами и поставила в виде обрамления семнадцать свечей. Конечно, свечей должно было быть девятнадцать, соответственно возрасту Элен, но Джейн подумала, что если свечей будет семнадцать (это был ее возраст), то они могут повлиять на ее судьбу и привлечь на Сент-Альбан еще одного жениха, теперь уже для нее.
Элен не чувствовала вкуса того, что лежало у нее на тарелке. Она машинально подносила ко рту вилку, иногда пустую, и видела только Амбруаза, серебристая бородка которого расплывчато вырисовывалась в золотом свете свечей, а шевелюра медового цвета сияла в еще довольно ярких лучах вечернего солнца. Какие-то мелкие насекомые влетали в комнату через открытое окно, кружились вокруг свечей и тут же превращались в быстро исчезающие искорки.
Обед приближался к завершению. Лихорадочная суета на кухне успокаивалась. Яблочный пирог с корицей только что был доставлен в столовую. Эми вытерла руки льняным полотенцем, уселась на стул и позвала:
— Несса! Иди сюда!
Девочка оставила большую лохань с горячей водой, заполненную тарелками, вытерла руки о свою юбку и медленно направилась к Эми.
— Ты что-то не торопишься?..
— Иду, иду!..
Она была в ужасе и хорошо знала, что ее ждет. На протяжении нескольких последних дней Эми рассказывала ей историю Дейрдры. Она твердила: «Ты ирландка! Ты должна знать о несчастьях Ирландии!»
— Подойди ближе! Сюда! Выпрямись, не нужно горбиться!
Несса остановилась, почти касаясь острых коленей Эми под черной юбкой. Она с трудом дышала, бессильно опустив вдоль тела руки и широко раскрыв глаза.
— Так вот. — сказала Эми. — Надеюсь, ты ничего не забыла?
Несса в ответ быстро закивала головой.
— Продолжим. Так вот, после трех дней и трех ночей жестокой битвы Нейси, муж Дейрдры, и два его брата были убиты, а Дейрдру кинули на повозку и отвезли к королю Конхобару, который давно хотел заполучить ее. Ты слушаешь меня?
Несса опять несколько раз кивнула.
— Ах, бедняжка Дейрдра, несчастная королева!
Вся работа на кухне к этому времени прекратилась, и служанки постепенно подошли к Эми, образовав вокруг нее молчаливый круг. Они много раз слышали трагическую историю, но никогда не упускали возможности услышать ее еще раз. Эми рассказывала ее точно так, как услышала много лет назад от матери, а та услышала ее от бабки, в свою очередь, слышавшей ее от своих родителей. Таким образом, эта история, пришедшая из глубины времени, достигла ушей дрожащего от страха ребенка.
— Ты меня слушаешь?
Несса утвердительно закивала рыжей головкой с кое-как напяленной белой шапочкой.
— И она стала королевой! Королевой, женой короля Конхобара! Он держал ее рядом с собой, она сидела на троне королевы рядом с троном короля. Он укладывал ее в свою просторную, словно поле, постель, устланную волчьими шкурами. Бедная Дейрдра, ставшая королевой! На протяжении целого года она находилась рядом с королем, но за это время она ни разу не открыла ни рта, ни глаз. Целый год она не только ничего не говорила и ничего не ела, она вообще не подавала признаков жизни. Только прислушавшись, можно было понять по ее дыханию, что она жива. На троне королевы и в королевской постели она оставалась сидящей, наподобие вопросительного знака, согнувшейся, опустив голову на колени и закрыв глаза.
Через год король Конхобар решил, что с него хватит. Он заорал на нее: «Дейрдра, грязное животное!»
— О-о-о! — застонали служанки.
— Да, так оно и было! Он крикнул: «Дейрдра, грязное животное! Скажи, кого на свете ты ненавидишь больше всего?» Тогда она выпрямилась, открыла глаза и взглянула на короля. Она была прекрасней, чем когда- либо, ее волосы, заплетенные в косы, казались огненными змеями, глаза сверкали, коралловые губы побелели от гнева. Король Конхобар, увидев ее красоту, рассвирепел и повторил свой вопрос. Когда он это сделал в третий раз, Дейрдра крикнула: «Тебя!»
— Правильно! Правильно! — одобрили служанки.
— И затем Дейрдра добавила: «Ты считаешь, что я должна больше всего ненавидеть Эогана Дунрахта, который пробил сердце и отрубил голову моему нежному и отважному мужу, моему Нейси, моей единственной любви». — «Хорошо, — сказал тогда король Конхобар, — тебе придется прожить один год с Эоганом Дунрахтом».
