Айрис Мердок - Под сетью
Снаружи все выглядело по-другому, и я не сразу опознал окно кладовой, а найдя, удивился, обнаружив, что оно довольно высоко от земли. Затаив дыхание, я потянул раму на себя. К великому моему облегчению, она отворилась легко и бесшумно. Я огляделся. Сад был неподвижен и пуст, вишенки застыли, повернувшись ко мне, как танцовщицы в живой картине. На улице тоже никого не было видно. Я отворил окно пошире и крепко вцепился пальцами в стальную полосу, которой заканчивались рамы. Но достать коленом до окна не мог, а наружного подоконника не было. Я отступил шага на два. Прыгать я не решался — боялся нашуметь. Но тут на улице мне послышались приближающиеся шаги. Мгновенно я ухватился одной рукой за нижний край окна и прыгнул. Стальная окантовка рамы резанула меня по бедру, но я уже перевалился через подоконник и подтянул ноги. Сжавшись от страха, я стоял на полу кладовой. Мне казалось, что вместе со мной в окружающую тишину ворвался оглушительный шум. Но тишина длилась.
Я притворил окно, оставив задвижку открытой. Потом пошел к двери, не столько видя, сколько ощущая в темноте по обе стороны от себя черные контуры железных кроватей. Здесь и в самом деле было темно, хоть глаз выколи. Я ощупью нашарил ручку двери, прислушался и вышел в коридор. Яркие лампы и белые стены ослепили меня. Зрачкам, расширившимся в темноте, стало больно от этого внезапного света, и я прикрыл глаза рукой. Потом я повернул в сторону «Корелли», и шаги мои глухо застучали по линолеуму. Здесь скрыться было некуда. Оставалось только надеяться, что какое-нибудь сострадательное божество оградит меня от возможных встреч.
Больница была пустынна, но она жила. Я слышал, как она бормочет и мурлыкает, словно спящий зверь, и, даже окунаясь в волну полной тишины, чувствовал биение ее огромного сердца. Проходя мимо главной кухни, я отвернулся: мне казалось, что если я поймаю на себе человеческий взгляд, то вина моя напишется у меня на лице так явственно, что сама же и закричит: «Позор!» Я дошел до главной лестницы. Она была сверкающая, пустая, бесконечная. Еле слышный звук моих шагов отдавался где-то высоко-высоко в лестничном колодце, и, подняв голову, я увидел уходящие ввысь квадраты перил — один над другим, сначала большие, потом все меньше и меньше. В голове у меня не было теперь ни одной мысли, я даже позабыл о Хьюго, и, если бы кто сейчас остановил меня, я бы заверещал как кретин. Я дошел до дверей в «Корелли III».
Здесь я немного подождал. Ночной распорядок в отделении не был мне известен. Если дежурят санитарки, так они, наверно, внизу. А в «Корелли III», скорее всего, одни больные да ночная сестра. О ней я знал только понаслышке, и еще до того, как я задумал свою эскападу, она рисовалась мне в образе некой ночной богини, этакой Пиддингхем из мира теней. Сейчас, когда я подумал о ней, взявшись за ручку двери, меня охватила дрожь, как вопрошателя перед пещерой Сивиллы. Я тихонько отворил дверь и вступил в знакомый коридор.
В коридоре горело несколько лампочек, в палатах было темно. В кухне и в канцелярии света тоже не было, только из комнаты ночной сестры сквозь матовое стекло в верхней половинке двери ложилась на пол световая дорожка. Я боялся, что ночная сестра, которой я готов был приписать сверхъестественный дар прозрения, не говоря уже о заурядной человеческой проницательности, увидит меня через этот полупрозрачный заслон, а потому первую половину коридора одолел на четвереньках. Только миновав ее дверь, я распрямился и заскользил дальше так тихо, что даже сам не слышал своих шагов. Меня засасывало в эту неуютную тишину. Я дошел до палаты Хьюго и потянулся к дверной ручке, представлявшей собой наклонную стальную пластинку, которую нужно было, чтобы открыть дверь, нажать книзу. Я плотно обхватил ее рукой, словно понуждая к молчанию, и нажал сильным, плавным движением. Крепко прижимая ее книзу, я толкнул дверь. Она отворилась бесшумно, как во сне, словно выполняя мою невысказанную волю. Не выпуская ручки, я проскользнул в палату и другой рукой перехватил ручку с внутренней стороны. Потом плотно затворил за собой дверь и разжал пальцы. Все это я проделал совершенно беззвучно.
В палате стоял полумрак. В двери, на уровне человеческой головы, было прорезано квадратное окошко примерно полтора на полтора фута, сквозь которое проникало немного света из коридора. Я разглядел на высокой кровати красные одеяла и фигуру под ними. Из предосторожности я опустился на одно колено. Фигура пошевелилась, и голос Хьюго резко спросил:
— Кто это?
Я сказал:
— Ш-ш! — И добавил: — Это я, Джейк Донагью.
Минута молчания, потом Хьюго произнес:
— О господи!
Мне хотелось спрятаться в тень. Я сел на пол и ногами вперед проскользнул под кроватью на другую сторону. Пол я здесь основательно вымыл накануне, перед тем как привезли Хьюго, и теперь проехался по нему без задержки, как шайба по льду. Затем я сел, привалился к стене и подтянул колени. Я был совершенно спокоен.
Глаза Хьюго нашли меня в темноте. Я улыбнулся и склонил голову в поклоне.
— Это уж слишком, — сказал Хьюго. — Я как раз уснул.
— Говорите потише, не то ночная сестра услышит.
Хьюго понизил голос до шепота.
— Что вы меня повсюду преследуете?
Это меня задело.
— Я вас не преследую, — отвечал я тоже шепотом. — Я здесь работаю. Для меня полная неожиданность, что вас сюда привезли.
— Вы здесь работаете? — переспросил Хьюго. — Что же вы делаете?
— Я санитар.
— Боже милостивый! И все равно, вы могли бы подождать до завтра.
— Днем я на работе, мне было бы очень трудно вас увидеть.
— Так, значит, сейчас вы не на работе?
— Нет.
— Значит, вы все-таки меня преследуете.
— А, подите вы к черту! — сказал я. — Слушайте, Хьюго, мне нужно с вами о многом поговорить.
— Что ж, на этот раз мне труднее от вас уйти.
Он лег на подушки, и мы посмотрели друг на друга так, как смотрят люди, когда не видят глаз собеседника.
— Чем вы так расстроены, Джейк? — спросил Хьюго. — Я это почувствовал еще на студии. Годами вы даже не пытаетесь меня увидеть, а потом вдруг начинаете гоняться за мной как сумасшедший.
Говорить можно было только правду.
— Я видел Сэди и Анну, это напомнило мне о вас.
Я почувствовал, что Хьюго закрывается, как морской анемон.
— Что вас опять свело с этими сестрицами? — спросил он опасливо.
Говорить можно было только всю неприкрытую правду.
— Женщина, у которой я жил, выгнала меня, тогда я разыскал Анну, а она послала меня к Сэди.
Хьюго весь передернулся.
— Сэди вам говорила что-нибудь обо мне?
— Ничего особенного. — Это была первая ложь. — А вот от Анны я кое-что о вас узнал. — Мне хотелось перевести разговор на Анну.
— Да, — сказал Хьюго. — Анна говорила мне, что видела вас. Вы как-то вечером заходили в театр, ведь так? Я хотел вас повидать, очень жалел, когда Анна сказала, что вы уехали. В то время вы, очевидно, не так уж стремились меня видеть.
На подробный ответ я был неспособен.
— Я боялся с вами встретиться, Хьюго.
— Не понимаю я вас, Джейк. Я вообще не понимаю, как меня можно бояться. Я так и не понял, почему вы тогда исчезли. А мне тогда очень хотелось с вами поговорить. Ни с кем у меня не бывало таких интересных споров. Мы могли бы обсудить эту вашу вещицу.
— Какую вещицу?
— Да вашу книгу. Я не помню точно, когда она вышла, но, вероятно, уже после того, как вы переехали из Бэттерси, иначе мы бы о ней потолковали, а я, по-моему, не обсуждал ее с вами.
Я крепко прижался затылком к стене, точно борясь с пьяным бредом.
— Вы это про «Молчальника»?
— Ну да. Местами, конечно, книга показалась мне ужасно трудной. Откуда вы взяли все эти мысли?
— От вас, Хьюго, — пролепетал я.
— Я, конечно, заметил, что отчасти это темы наших разговоров. Но звучало все совсем по-другому.
— Знаю.
— В том смысле, что гораздо лучше. Я уж не помню толком, о чем мы тогда говорили, но путаница была ужасная, правда? А у вас все так четко. Я узнал из этой книги много нового.
Я широко раскрыл глаза. Забинтованная голова Хьюго вырисовывалась на фоне освещенного окошка; выражения его лица не было видно.
— Я очень стыдился этой книги, — сказал я.
— Того, что пишешь, потом, наверно, всегда стыдишься. Я так и не набрался храбрости что-нибудь написать. Надеюсь, вы на ней хотя бы заработали. Она хорошо раскупалась?
— Не очень. — У меня мелькнула мысль, что он надо мной смеется, но нет, Хьюго на это был неспособен.
— Вероятно, показалась слишком интеллектуальной. Публику отпугивает все самобытное. Но вас это, надеюсь, не остановило? Вы пишете сейчас какой-нибудь новый диалог?
— Нет! — чуть не крикнул я и добавил, чтобы не молчать, пока собираюсь с мыслями: — Как раз недавно мне захотелось перечитать ее и развить кое-какие положения, но я нигде не мог ее найти.
