Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия - Моррис Уильям

– Они очень любопытны, – заметил я, взяв в руки один из образцов фаянсовой посуды, которые показывал нам антиквар. – Мне кажется, они ничуть не похожи на работу дикарей или варваров, но все же на них, сказал бы я, легла печать отвращения к цивилизации.

– Да, – сказал Морсом, – вы не должны искать здесь чего-либо тонкого. В этот период вы не могли бы требовать большего от человека, который по существу был рабом. А вот взгляните, – сказал он, проведя нас немного дальше по залу, – как мы впоследствии постигли тайны ремесла и присоединили высшую утонченность к свободе нашего воображения.

Я смотрел и не мог надивиться красоте, разнообразию и богатству фантазии в работах людей, которые наконец научились воспринимать жизнь как удовольствие, а удовлетворение обыденных потребностей человека считать работой, достойной лучших представителей человеческого рода. Я молча размышлял и наконец сказал:

– Что же придет потом?

Старик засмеялся.

– Не знаю, – ответил он, – поживем – увидим!

– А пока, – вмешался Дик, – мы должны продолжать наше путешествие. Итак, идемте на улицу и вниз к реке. Не хотите ли прокатиться с нами, сосед? Мой друг жаждет продолжения ваших рассказов!

– Я поеду с вами до Оксфорда: мне надо взять книги в Бодлианской библиотеке [73], – промолвил старик. – Вы, наверно, переночуете в нашем старинном городе?

– Нет, – ответил Дик, – мы направляемся выше: нас ждет сенокос.

Морсом кивнул, и мы все вместе вышли на улицу, а затем сели в лодку немного выше городского моста. Но не успел Дик вложить весла в уключины, как из-под низкой арки моста показался нос другой лодки. Светло-зеленая, изящно разрисованная цветами, эта лодка показалась нам очень красивой. Когда лодка вышла из-под моста, в ней поднялась стройная фигура девушки в легком голубом шелковом платье, развевающемся на ветру. Девушка показалась мне знакомой, и когда она повернулась к нам, я увидел ее прекрасное лицо и с радостью убедился, что это не кто иной, как Эллен – фея цветущего сада в Раннимеде.

Мы задержались, чтобы поздороваться с ней. Дик встал во весь рост в лодке и весело приветствовал ее.

Я попытался тоже крикнуть что-нибудь веселое, но, кажется, неудачно. Клара помахала своей нежной рукой, а Морсом поклонился и посмотрел на девушку с большим интересом. Что же касается Эллен, то ее красивое лицо покрылось румянцем. Когда ее лодка подошла и коснулась бортом нашей, она сказала:

– Видите ли, соседи, я сомневалась, что вы все трое отправитесь обратно через Раннимед или что вы остановитесь там. Кроме того, я не уверена, что мы с дедом не уедем оттуда через неделю или две. Он задумал навестить своего брата на севере, а я не хочу отпускать его одного. Вот я и подумала, что, может быть, никогда больше вас не увижу. Эта мысль была мне неприятна, и я поехала вслед за вами.

– Отлично! – сказал Дик. – Мы все, конечно, очень рады, но должен сказать, что мы с Кларой непременно навестили бы вас на обратном пути и потом повторили бы свой визит, если бы в первый раз никого не застали. Однако, милая соседка, вы в лодке одна и гребли довольно долго. Поэтому вам лучше посидеть и отдохнуть. Я предлагаю, чтобы мы разделились!

– Хорошо, – сказала Эллен, – я подумала об этом и захватила руль для моей лодки. Помогите мне его навесить!

Девушка прошла на корму лодки и подвела ее к нашей корме, где находился Дик. Он опустился на колени в нашей лодке, а она в своей, и началась обычная возня с навешиванием руля на штыри. Вас не должно удивлять то, что в этом маловажном устройстве особой перемены не произошло. Когда их прекрасные юные лица склонились над рулем, мне показалось, что они почти соприкасаются, и хотя это длилось одно лишь мгновение, меня словно что-то кольнуло.

Клара сидела на своем месте и не оглянулась.

– Как же нам разделиться? – с чуть заметной принужденностью в голосе сказала она. – Не хочешь ли, Дик, перейти в лодку к Эллен? Ты лучший гребец, не в обиду нашему дорогому гостю будь сказано.

Дик встал, положил руку ей на плечо и сказал:

– Нет, нет, пусть гость поработает. Он уже немного натренирован. Да мы и не спешим, ведь мы едем недалеко за Оксфорд. И если даже нас застигнет ночь, месяц будет светить нам лишь немного слабее, чем солнце в пасмурный день.

– Как-никак, – вставил я, – у меня лодка, хоть и медленно, все же идет против течения!

Все рассмеялись, как если бы я сказал нечто действительно остроумное. Я подумал, что смех Эллен звучал необычайно приятно.

Итак, я с радостью перешел в другую лодку и, взявшись за весла, постарался не ударить лицом в грязь, так как этот счастливый мир стал для меня еще счастливее от близости прекрасной и странной девушки. И должен сказать, что из всех людей, которых я видел в этом обновленном мире, она казалась мне самой загадочной и своеобразной. Клара, например, красивая и умная, все же походила на очень милую и прямодушную молодую леди. Также и другие встреченные мною девушки были только улучшенными образцами тех женских типов, которые я в свое время встречал. В Эллен же меня не только поражала ее красота, совсем иная, чем красота знакомых мне женщин, но вся она была так неповторима, так заинтриговывала, что я все ждал от нее слов и поступков, которые еще больше удивили и восхитили бы меня. Я не говорю, что она проявляла себя совершенно неожиданным образом, но она все свои чувства выражала как-то по-новому и была полна жизнерадостности, которую я заметил у всех, но в ней – в высшей степени.

Вскоре мы двинулись в путь и быстро прошли прекрасные плесы реки между Бенсингтоном и Дорчестером. День начал клониться к вечеру, было тепло, но не жарко и совершенно безветренно. Облака, высоко над головой, легкие, жемчужно-белые и сверкающие, умеряли солнечные лучи, но полностью не закрывали бледную лазурь, а лишь придавали ей как бы плотность и высоту. Небо и в самом деле имело вид свода, как любят говорить о нем поэты. Оно не казалось беспредельным воздушным пространством. Это был купол, гигантский, полный света и нисколько не подавлявший человека. День был такой, о котором, вероятно, мечтал Теннисон [74], когда сказал о «стране лотофагов», что это страна, где всегда царит предвечернее время.

Эллен полулежала на корме и явно наслаждалась путешествием. Она внимательно смотрела кругом, и ничто не ускользало от ее взгляда. И, по мере того как я наблюдал за ней, постепенно исчезало неприятное чувство, вначале охватившее меня: оно возникло было при мысли, что последовать за нами ее побудила любовь к ловкому, веселому и красивому Дику. Если бы это было верно, конечно, она не могла бы так восхищаться прекрасными пейзажами, мимо которых мы проплывали. Сперва Эллен говорила мало, но когда мы прошли под Шиллингфордским мостом, заново отстроенным, но, в общем, напоминавшим прежний, она попросила меня задержать лодку, чтобы полюбоваться видом сквозь стройную арку моста. Потом она повернулась ко мне и сказала:

– Не знаю, радоваться мне или огорчаться, что я впервые вижу эту часть реки! Большое удовольствие видеть новое место в первый раз, но если бы все это хранилось уже год или два в моих воспоминаниях, как сладко они вливались бы в мою жизнь наяву и во сне! Я рада, что Дик гребет не спеша и мы можем помедлить здесь. Как вам нравится ваше первое плавание по этим водам?

Не думаю, чтобы она хотела поставить мне ловушку, тем не менее я попался в нее, сказав:

– Мое первое плавание? О, далеко не в первый раз я посещаю здешние места! Эти берега мне отлично знакомы. Я могу даже сказать, что мне известна каждая пядь земли вдоль Темзы от Хэм-мерсмита до Криклейда [75].

Встретив ее любопытный взгляд, я понял, какие осложнения могу навлечь на себя своей неосторожностью. Точно так же она смотрела на меня в Ран-нимеде, когда я говорил присутствующим что-нибудь неожиданное и делал непонятным для них мое положение в их среде. Я вспыхнул и, чтобы загладить свою ошибку, сказал: