Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие
Даже сейчас, когда жених и невеста еще не прибыли, он не испытывал и капли радости, хотя бы потому, что сражался с Бобом. Достойный песик тяжело переносил ожидание. Собачья душа возмущалась. Он чувствовал, что его кругом обманули. Увидев, что Билл собрался на улицу. Боб в последнее мгновение проскользнул в дверь и вежливо попросил взять его на прогулку. Билл по видимости согласился, и сначала все шло, как положено, а теперь его уже двадцать минут мариновали на тесном мощеном пятачке; мало того, было похоже, что это навсегда. Соответственно он выразил протест, несколько раз кряду пытаясь удавиться на поводке, который предварительно наматывал Биллу на ноги. Во время пятой или шестой попытки бодрый ветерок, налетевший из-за угла, сорвал с Билла шляпу и покатил по улице.
Теперь, вдобавок к своим страданиям, Билл сделался посмешищем уличной черни. Из всех зрелищ, которые радуют незатейливую лондонскую публику, самое захватывающее — человек, который в ветреный день догоняет свою шляпу. Когда этого человека грозит в любую секунду стреножить скачущий пес. восторг достигает вершины. Сценка, разыгранная Биллом, имела шумный успех; когда он вернулся, в шляпе, но злой на человеческий род, обнаружилось, что Флик приехала и вошла в церковь. Зрители, в чьи ряды он снова влился, уже сравнивали ее с прежде виденными невестами.
Мнение было в целом благоприятное. Одна дама в матерчатой кепке и с кавалерийскими усами объявила, что невесту не мешало бы подкормить, но за этим исключением Флик собрала хорошую прессу. Вся критика досталась на долю «папаши». Билл знал, что папаши у Флик нет, и заключил, что речь идет о дяде Синклере, которому, несомненно, поручили роль посаженного отца. Его собравшиеся не одобрили. Мужчина в свитере и драном котелке едко прошелся по поводу стрелок на его брюках.
— А где жених? — поинтересовалась дама, который не понравилась фигура невесты. — Опаздывает.
— Так уж заведено, — отозвался кто-то из знатоков. — Выжидает, чтоб она сделала первый шаг, — пояснил он, видимо, припоминая, что слышал о привычках боксеров.
— Бледненькая она какая-то, — заметил робкий голос. Видимо, говорящий был относительным новичком и чувствовал шаткость своей позиции.
— Это они завсегда, — холодно отвечал знаток. — Ты бы и сам побледнел на ее месте. Я жениха в сегодняшнем «Обозрении» видел. Жуткий тип.
— Да?
— Ну! — Знаток не принадлежал к числу тех, кто готов дать скидку на метаморфозы, которые претерпевает лицо в дешевой утренней газете. Ему в голову не пришло, что такого чудовища, каким предстал Родерик в «Обозрении», просто не может быть. — Мрачный, жуткий тип, пятно через всю харю. Если хотите знать, он ее лупить будет!
Билл не выдержал. Перед ним открывались три пути: двинуться прочь; свалить говорящего ударом и пройтись по его останкам; войти в церковь. Последней путь был самый мучительный, и Билл выбрал его — пересек сквер, нашел табачную лавочку, купил табаку в страшного вида коробке, поручил Боба ошалевшему от радости лавочнику, вышел, выбросил табак, смело вошел в церковь и сел на ближайшую скамью.
Там царили полумрак, прохлада и легкие шорохи. Помимо воли Билл почувствовал умиротворение, которое мгновенно рассеялось от деликатного шепота.
— Билет? — произнес голос над его ухом.
Говорил розовый, сильно смущенный юнец. Билл состроил такую зверскую гримасу, что тот смутился еще больше, отступил на шаг, заморгал и, подумавши, отстал. Его до глубины души возмущало, что на столь важной свадьбе присутствует мужчина в сером костюме, да еще и без билета, но даже в менее священном месте Билл выглядел бы устрашающе. Серые костюмы всегда прибавляют роста, а этот костюм был очень серый.
Билл остался сидеть. Люди взглянули на его костюм и, видимо, пришли к выводу, что чего только не бывает, нельзя же на все обращать внимание; он погрузился в мрачные мысли.
По рядам побежал шепоток. В воздухе повисло беспокойство. Билл, занятый своим, не сразу это заметил, но, раз заметив, понял совершенно определенно. Люди наклонялись друг к другу и тихо переговаривались. Они елозили ногами по полу. Что-то явно разладилось.
Важного вида господин с карточкой на груди вышел» проход между скамьями. Он остановился у соседнего с Биллом ряда и зашипел что-то на ухо разодетой даме. Дама изумленно вскрикнула:
— Откладывается?
Господин с карточкой печально кивнул и снова что-то зашептал.
— Так нет смысла ждать? — сказала дама.
— Нет, — отвечал господин с карточкой.
Остальные, видимо, получили ту же информацию. Церковь начала пустеть. Билл устремился следом за остальными и оказался на улице, где разочарованные зеваки с изумлением глазели на выходящих. Они много видали свадеб, но, такую, где никто не женится, — впервые.
Билл отыскал доброго лавочника, забрал Боба и бесцельно пошел назад. Он проходил под навесом, когда кто-то тронул его за руку. Он обернулся и увидел непривычно серьезного Джадсона. Наследник Кокеров был бледен, глаза его опухли. Только сейчас Билл сообразил, что не видел Джадсона с восьми часов вчерашнего вечера. В таких обстоятельствах невозможно упомнить все. Вот Джадсон и вылетел у него из головы. Теперь он припоминал, что вскоре после обеда тот вышел — видимо, на прогулку. Прогулка эта затянулась на целую ночь.
— Свадьбы не будет? — спросил Джадсон.
— Что-то там случилось, — сказал Билл.
Джадсон улыбнулся. Видимо, улыбка причиняла ему боль, но в ней светилось торжество.
— Еще бы! — сказал он. — Вчера вечером я похитил жениха.
2Джадсон замолчал и начал щекотать Боба, который любовно вытирал лапы о его брюки.
— Похитил! — вскричал Билл. Друг выразился вполне ясно и определенно, но Биллу его слова показались загадочным ребусом. — Похитил жениха!
Джадсон отвлекся от Боба.
— Ну, не то чтоб совсем похитил, — сказал он. — Этого не потребовалось. Когда я явился к нему и объяснился, как мужчина с мужчиной, оказалось, что он сам хочет себя похитить. Дальше все пошло просто и весело.
— Не понимаю!
— Чего ты не понимаешь? — терпеливо произнес Джадсон. Он мучительно скривился — мимо, без всякого уважения к человеку, у которого была тяжелая ночь, беспардонно прогрохотал грузовик.
— Ты пошел к Пайку?
— Да. — Грузовик проехал, и Джадсону чуть-чуть полегчало. — Когда ты сказал, что Флик собирается за него, я понял — надо принимать крутые меры. Решил проникнуть к нему и запугать страшными карами, если он не исчезнет. Как можно ошибаться в человек! Он оказался отличным малым, очень свойским и радушным. Конечно, я этого не знал. Когда я пришел, его не было дома, но я убедил слугу, и тот меня пустил. Я сел, а слуга, умница такой, спросил, не хочу ли я выпить. Я сказал, что хочу. После третьей пришел Пайк. — Он замолк, и лицо его вновь исказилось болью. На этот раз виновником был Боб, который резко и хрипло залаял на кошку. — Сперва он здорово струхнул, потом успокоился, и я перешел к делу. Я сказал, что лучше обойтись без неприятностей, но если он не исчезнет, будет худо. Мало-помалу выяснилось, что он сам только об этом и мечтает. Больше всего на свете ему не хочется жениться на Флик. Есть другая девушка, она работала стенографисткой в газете, он давно ее любит с такой… в общем, он описал мне свои чувства, и, поверь, ему можно посочувствовать.
— Наверное, это с ней я его видел в парке, — сказал Билл.
— Скорее всего. Если ты видел его с девушкой в Парке, значит, это — девушка, с которой ты видел его в парке. Он сказан мне, что они украдкой встречаются. Да он бы давным-давно сбежал с ней, но боится отца. Отец — это тот жирный, что гнался за тобой на машине?
— Да. Сэр Джордж Пайк. Флик он дядя.
— Ну вот, сына он загипнотизировал. Я принялся убеждать. Принесли еще выпивки, разлили. После каждого бокала он все больше склонялся к моей точке зрения. Теперь я с этим завязал, но одно точно: при всем вреде для здоровья, бренди помогает набраться смелости. Около часа ночи старина Пайк заходил по комнате и сказал, что сейчас позвонит отцу и все ему объяснит. «Совершенно незачем, — сказал я. — Просто исчезните». — «Хорошо», — сказал он. «Отлично», — сказал я. «Вы правда так, считаете?» — сказал он. «Правда», — сказал я. «Мне бы сделать это раньше», — сказал он. «Лучше позже, чем никогда», — сказал я… Выяснилось, что с деньгами у него — порядок. Какое-то время назад старый Пайк, чтобы обмануть налоговую инспекцию, перевел на его имя крупную сумму, чтобы Родди — к этому времени я уже звал его Родди — потом ее вернул. «Будьте мужчиной, — сказал я. — Снимите денежки, отбейте прощальную телеграмму и валите за границу». Он рыдал, жал мне руку и говорил, что я — один из величайших гениев эпохи. Заметь, тут он не сильно ошибся, совет и правда очень дельный. Оказывается, он всю жизнь мечтал уехать в Италию и писать стихи. Правда здорово, сказал он, прошвырнуться в Неаполь или Флоренцию? Оттуда он смог бы написать своей девушке, чтоб она приехала, а там они поженятся, будут писать стихи, есть спагетти и наслаждаться счастьем до конца дней. Я сказал, что это не план, а песня, в жизни такого не слышал. Короче, он уехал девятичасовым поездом в Дувр. Вот так-то, Билл, старик.
