Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей
– Нет, спасибо. Мне еще нужно на почту, а кроме того, хочу зайти выпить чашку кофе.
– Ладно. Подвезу до почты. Я бы и покофейничал с вами, да Стони теперь злой, как собака, лучше с ним не связываться.
– С чего это он?
– Черт его знает. Куда-то уезжал на несколько дней и вернулся злее злющего.
– Где же это он был?
– Понятия не имею. Знаю только, что теперь к нему и не подступись. Ну идите, получайте свою почту. Я подожду.
– Не стоит, Вилли. Мне еще и отправлять письма надо.
– Ну, как хотите. – Он развернулся и поехал по Главной улице в обратную сторону.
На почте было еще полутемно, пол только что натерли, и при входе висел плакатик: «Осторожно, не поскользнитесь».
Наш абонементный ящик – N 7, мы им пользуемся с тех пор, как построено здание почты. Я набрал на диске Г 1/2 Р и вынул из ящика целую кучу проспектов и завлекательных рекламных листовок, адресованных «Абоненту». Больше ничего не было – только этот материал для мусорной корзины. Я пошел вдоль Главной, по направлению к «Фок-мачте», но в последнюю минуту передумал – расхотелось пить кофе или не захотелось разговаривать, сам не знаю что. Просто у меня вдруг пропало желание идти в кафе. Что за клубок противоречивых побуждений человек – все равно, мужчина или женщина.
Я подметал тротуар, когда из-за угла Вязовой показался мистер Бейкер и затикал в банк, готовый к священнодействию. А пока я почти машинально укладывал дыни на лоток у дверей, к банку подъехал старомодный зеленый бронированный автомобиль. Двое сопровождающих, вооруженные, как коммандосы, вышли из кузова и потащили в банк серые мешки с деньгами. Минут через десять они вышли, уселись в свою крепость на колесах и отбыли. Вероятно, им полагалось ждать, пока Морфи пересчитает деньги, а мистер Бейкер проверит подсчет и выдаст им расписку. Хлопотливое это дело – возиться с деньгами. Не мудрено, если, как говорит Морфи, начинаешь чувствовать отвращение к чужим деньгам. Судя по величине мешков, банк готовился к крупным предпраздничным выдачам. Будь я рядовым грабителем, я бы счел этот день самым подходящим. Но я не был рядовым грабителем. Я прошел высшую школу у моего приятеля Джоя. Вот кто мог бы ставить рекорды, если бы захотел. Меня даже удивляло, что он не хочет, хотя бы ради проверки своей теории.
В лавке с утра толпился народ. Мне пришлось даже трудней, чем я ожидал. Солнце палило немилосердно, ни дуновения ветерка – словом, погода стояла такая, когда каждый, не раздумывая, рвется за город отдохнуть. У прилавка образовалась целая очередь. Будь что будет, а одно я решил твердо. Мне нужен помощник. Если из Аллена не получится толк, я его выставлю и возьму другого.
Около одиннадцати в лавку вошел мистер Бейкер. Он очень торопился, и мне пришлось извиниться перед покупателями и пройти с ним в помещение кладовой.
Он сунул мне в руки два конверта – один большой, другой маленький – и от спешки заговорил со стенографической краткостью:
– Том Уотсон говорит, дело чистое. Насчет закладных не знает. Думает, что нет. Вот документы. Подпишите там, где я отметил. Номера купюр переписаны. Вот заполненный чек. Поставьте только подпись. Простите, что тороплюсь, Итен. Не в моем духе делать так дела.
– Значит, вы все-таки советуете мне попытаться?
– Черт возьми, Итен, после всего, что я…
– Простите, сэр. Простите. Вы совершенно правы. – Я положил чек на ящик сгущенного молока и расписался на нем химическим карандашом.
Как мистер Бейкер ни торопился, он не забыл проверить, правильно ли подписан чек.
– Попробуйте для начала предложить две тысячи. И повышайте постепенно, сотни по две за раз. Вам, конечно, известно, что у вас на счету осталось всего пятьсот долларов? Не дай бог, чтобы вам опять понадобились деньги.
– Если все будет в порядке, разве нельзя взять ссуду под лавку?
– Конечно, можно, только проценты вас съедят.
– Не знаю, как мне благодарить вас, сэр.
– Лишь бы вы не растаяли при разговоре, Итен. Не давайте ему разжалобить себя. Он будет петь сладко. Все итальянцы на это мастера. Помните: нужно думать о себе.
– Спасибо вам за все.
– Ну, мне пора, – сказал он. – Хочу выехать на шоссе раньше, чем хлынет весь поток машин. – И он выбежал вон, едва не сбив с ног миссис Уиллоу, которая уже по второму разу ощупывала каждую дыню на лотке.
Время шло, а толчея в лавке не прекращалась. Зной, паливший улицы, словно действовал на людей, делая их сварливыми и раздражительными. Можно было подумать, что они готовятся не к праздничному отдыху, а к какому-то стихийному бедствию. Я бы не мог улучить минутку, чтобы снести Морфи сандвичи, даже если бы захотел.
Приходилось не только отпускать товар и получать деньги, но при этом смотреть в оба. Среди покупателей было много случайных людей, приезжих, которые так и норовят стащить что-нибудь. Будто бы даже помимо собственной воли. Причем вовсе не то; что ими самом деле необходимо. Больше всего у них разгораются глаза на баночки деликатесов – паштет из гусиной печенки, икру, маринованные грибки. Оттого Марулло и наказывал мне держать этот товар позади прилавка, куда покупателям заходить не полагается. Поймать вора с поличным – плохо для торговли, учил он меня. Скандал, все волнуются, может быть оттого, что никто не безгрешен – по крайней мере в мыслях. Уж лучше наверстать убыток на других покупателях. Но если я замечал, что кто-нибудь явно жмется поближе к некоторым полкам, я говорил вслух: «Вот эти пикули – отличная недорогая закуска для коктейля». И не раз покупателя сразу передергивало, словно я угадал его мысли. Самое противное во всем этом деле – подозрительность. Ненавижу подозревать всех и каждого. Это все равно что одному человеку оскорблять многих».
День тянулся все труднее и все медленнее. После пяти в лавку явился начальник полиции Стони, тощий, мрачный и желтый, как язвенник. Он купил набор для обеда, из тех, что рекламируются телевидением: бифштекс по-деревенски, тушеная морковь, картофельное пюре – все готовое, замороженное и упакованное в алюминиевый ящичек.
Я сказал:
– Что с вами, начальник? У вас такой вид, словно вас хватил солнечный удар.
– Нет, почему. Я себя хорошо чувствую. – Вид у него был отвратительный.
– Вам два набора?
– Нет, один. Жена уехала в гости. А полицейскому праздников не положено.
– Обидно.
– А может, оно даже лучше. При такой кутерьме кругом все равно дома сидеть не придется.
– Я слышал, вы куда-то уезжали?
– Кто вам сказал?
– Вилли.
– Держал бы он лучше свой толстый язык за зубами.
– Он ничего дурного не думал.
– У него ума не хватит думать. Хватило бы хоть на то, чтобы не угодить за решетку.
– От этого никто не застрахован, – сказал я нарочно.
Эффект превзошел мои ожидания.
– Что вы хотите сказать, Итен?
– Просто у нас развелось столько законов, что, кажется, чихнуть нельзя, чтобы не оказаться правонарушителем.
– Да, это верно. Всего не упомнишь.
– Я, кстати, хотел спросить вас, начальник… я тут наводил порядок на полках и нашел револьвер, старый, заржавленный револьвер. Марулло его своим не признает, а уж я-то и подавно первый раз вижу. Что мне с ним делать?
– Если не хотите выправлять разрешение, сдайте мне.
– Ладно, завтра захвачу его. с собой. Он у меня дома, в жестянке с керосином. А как вы в таких случаях поступаете, Стони?
– Проверяем, не тянется ли за ним какое-нибудь дело, а если нет, выбрасываем в океан, и все. – Он как будто немного повеселел, чего я никак не мог себе позволить – слишком долгим и мучительным был этот жаркий день.
– А помните, года два назад был процесс где-то в нашем штате? Судили полицейских за торговлю конфискованным оружием.
Стони улыбнулся ласковой улыбкой крокодила и с крокодильей же непосредственностью.
– У меня была трудная неделя, Ит. Ужасная неделя. Вам, я вижу, хочется подразнить меня, так лучше не надо. Мне и без вас досталось за эту неделю.
– Ладно, начальник, не буду. А не может ли добропорядочный гражданин чем-нибудь помочь вам, например выпить с вами?
– Эх, если б можно было! Я бы сейчас ничего так не хотел, как напиться пьяным.
– За чем же дело стало?
– Вы ничего не знаете? Да нет, откуда вам знать. Если бы я хоть сам знал, откуда это все и для чего.
– О чем это вы?
– Ни о чем, и забудьте, что я говорил. Впрочем, нет не забывайте. Вы ведь в дружбе с мистером Бейкером, Ит. Что он, не задумал чего-либо новенького?
– Не такой уж я ему близкий друг, чтобы это знать, начальник.
– А Марулло? Где он сейчас, Марулло?
– Поехал в Нью-Йорк. Хочет посоветоваться, насчет своего артрита.
– Господи Боже мой! Не понимаю. Ничего не понимаю. Если бы хоть какой-нибудь след, я бы знал, куда кидаться.
– Что-то вы городите несуразное. Стони.
– Да, вы правы. И вообще я тут слишком много наговорил.
– Не хочу себя хвалить, но если у вас есть потребность поделиться…
![Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей [litres]](/uploads/posts/books/139161/139161.jpg)
