KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Классическая проза » Макс Бирбом - Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви

Макс Бирбом - Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Макс Бирбом, "Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Не надо! — воскликнула она. — Это, наверное, будет святотатством. Я собралась в монахини. Кроме того, за что? Я понимаю, вам жалко Иуду. Но в чем его позор перед другими колледжами? Если бы только из Иуды студенты…

— Были другие?! — вскричал ректор. — Сколько?

— Все. Все юноши из всех колледжей.

Ректор глубоко вздохнул.

— Это, конечно, все меняет. Надо было сразу так и сказать. Ты страшно меня напугала, — сказал он, садясь в кресло, — я еще не пришел в себя. Тебе надо изучить искусство изложения.

— Если это дозволит монастырский устав.

— Ах, забыл, что ты собралась в монастырь. Надеюсь, в англиканский?

Она предположила, что в англиканский.

— Юношей, — сказал он, — я часто общался со стариной Пьюзи.[117] Он бы, наверное, отчасти смирился с моей свадьбой, если бы узнал, что моя внучка собралась в монахини. — Он посмотрел на нее, поправив очки. — Ты уверена в своем призвании?

— Да. Я хочу удалиться от мира. Чтобы не приносить больше вреда.

Он взирал на нее задумчиво.

— Это скорее отвращение, чем призвание. Помню, я осмелился указать доктору Пьюзи на различие между двумя этими явлениями, когда он меня почти убедил вступить в одно братство, основанное его товарищем. Миру, возможно, стоило бы от тебя избавиться, дорогое дитя. Но не только мир нам следует принять во внимание. Украсишь ли ты церковные альковы?

— Я могу попробовать, — сказала Зулейка.

— «Ты можешь попробовать» — эти же слова сказал мне доктор Пьюзи. Я осмелился ответить, что в таких вещах усилие есть знак непригодности. При всех моих приступах отвращения, я знал, что место мое в мире. И я в нем остался.

— Но представьте, дедушка, — тут она, вообразив ажитированную кринолиновую флотилию, не смогла сдержать улыбку, — представьте, что все девушки того времени утопились из любви к вам?

Ее улыбка, кажется, уязвила ректора.

— Я пользовался большим успехом, — сказал он. — Большим, — добавил он.

— И вам это нравилось?

— Да, дорогая. Боюсь, что нравилось. Но я этому никогда не потворствовал.

— И ваше сердце оставалось холодным?

— Да, пока не встретил Лору Фрит.

— Кто это?

— Моя будущая жена.

— И чем она вас привлекла? Она была очень хороша?

— Нет. Нельзя сказать, что она была хороша. Вообще-то она считалась некрасивой. Пожалуй, мне понравилось достоинство, с которым она держалась. Она не улыбалась мне лукаво, не трясла локонами. Тогда у юных дам был обычай делать вышивные туфли для приглянувшихся им духовных лиц. Я получил сотни — тысячи — таких туфель. Но ни одной пары от Лоры Фрит.

— Она вас не полюбила? — спросила Зулейка, сев на пол у дедушкиных ног.

— Я пришел к такому выводу. Меня это крайне заинтересовало. Взбудоражило меня.

— Она неспособна была полюбить?

— Нет, в ее кругу все знали, что она влюблялась часто, но несчастливо.

— Почему она за вас вышла?

— Думаю, я ее утомил своей настойчивостью. Она была не слишком стойка. Возможно, она за меня вышла с досады. Она мне не говорила. Я не спрашивал.

— И вы с ней жили счастливо?

— Пока она жила, я был совершенно счастлив.

Девушка ладонью накрыла стиснутые руки старика. Тот сидел, устремив взгляд в прошлое. Она помолчала, вглядываясь в его лицо; в глазах ее появились слезы.

— Дедушка, милый, — но слезы были и в ее голосе.

— Дитя мое, ты не понимаешь. Если бы мне нужна была жалость…

— Я понимаю — отлично. Я вас не жалела, милый, я вам немного завидовала.

— Мне? Старику, которому остались одни воспоминания о счастье?

— Вам, которому счастье было даровано. Но я заплакала не из-за этого. Я заплакала, потому что обрадовалась. Вы и я, между нами столько лет, и все-таки — мы так замечательно схожи. Я всегда себя считала совершенно исключительным существом.

— Ах, все так про себя думают в молодости. Это проходит. Расскажи про наше замечательное сходство.

Он внимательно слушал, пока она изливала перед ним душу. Но после того, как она свои признания закончила, сказав: «Так что видите, дедушка, это чистая наследственность», — он в ответ произнес: «Чепуха!»

— Прости меня, дорогая, — сказал он, похлопав ее по руке. — Это был весьма интересный рассказ. Но, кажется, молодежь теперь понимает себя еще хуже, чем в мои времена. И к каким грандиозным Она прибегает теориям! Наследственность… как будто невообразимо, чтобы девушке нравилось, когда ею восхищаются! И будто бы чрезвычайно удивительно с ее стороны ждать того, кого она сможет чтить и уважать! И будто своим равнодушием мужчина не заставляет ее рядом с ним особенно остро Чувствовать свою неполноценность! У нас с тобой, дорогая, во многих отношениях, возможно, есть странности, но в делах любовных мы вполне заурядны.

— Дедушка, вы это серьезно? — пылко воскликнула она.

— В моем возрасте человек бережет свои силы. Он говорит только то, что думает. Тебя отличает от других девушек то же, что меня отличало от других юношей: особая притягательность… Я сказал, тысячи туфель? Десятки тысяч. Я копил их из глупой гордыни. Вечером после помолвки я сжег их на костре, который видели в трех графствах. Всю ночь я танцевал вокруг него. — Тут из старых его глаз метнулись отражения того пламени.

— Великолепно! — прошептала Зулейка. — Но, — сказала она, поднимаясь, — не говорите больше об этом… о, горе мне! Видите ли, я — не просто особенно притягательна. Я — неотразима.

— Смелое заявление, дитя мое, — и труднодоказуемое.

— Разве сегодняшний день не достаточно его доказал?

— Сегодняшний?.. А, так они в самом деле все ради тебя утопились?.. О господи!.. И герцог тоже?

— Он подал пример.

— Неужели! Да что ты говоришь! Он был крайне одаренным молодым человеком, настоящей гордостью колледжа. Но он мне всегда казался довольно — как это сказать? — бесчувственным… Сейчас припоминаю, он вчера весьма взволновался, когда пришел на концерт, а тебя не было… Ты уверена, что он умер ради тебя?

— Вполне, — сказала Зулейка, дивясь тому, что врет, а точнее, привирает: он ведь СОБИРАЛСЯ умереть ради нее. Но почему не сказать правду? Неужели, подумала она, проклятое тщеславие пережило ее отречение от мира? Почему ее так возмущают сомнения в той самой неотразимости, которая загубила и исковеркала всю ее жизнь?

— Да, дорогая, признаюсь, я удивлен… поражен. — Ректор снова поправил. очки и посмотрел на нее.

Она заметила, что ходит по кабинету с грацией манекена в демонстрационном зале портного. Она попыталась остановиться; но тело ее, казалось, не хотело повиноваться уму. Оно имело наглость продолжать шагать по собственной воле. «Вот в келье нашагаешься», — мстительно проворчал ум. Тело на это не обратило никакого внимания.

Откинувшись в кресле, дедушка уставился в потолок, задумчиво постукивая кончиками пальцев друга о друга.

— Сестра Зулейка, — в потолок же сказал он.

— Ну? и что такого… такого смешного в… — но тут она залилась смехом, а затем зарыдала.

Ректор поднялся из кресла.

— Дорогая, — сказал он, — я не смеялся. Я просто… пытался представить. Если ты действительно хочешь удалиться от…

— Хочу, — простонала Зулейка.

— Тогда, возможно…

— Не хочу, — проскулила она.

— Ну конечно, не хочешь, дорогая.

— Почему «конечно»?

— Пойдем, бедное мое дитя, ты совсем устала. После такого удивительного, исторического дня это совершенно естественно. Давай вытрем глаза. Вот, так лучше. Завтра…

— Вы, по-моему, немного мною гордитесь.

— Господи помилуй, по-моему, да. Дедовское сердце… Но спокойной ночи, дорогая. Позволь зажечь твою свечу.

Она взяла плащ и вышла с ректором в зал. Там она сообщила, что рано утром намеревается уехать.

— В монастырь? — спросил он лукаво.

— Ах, дедушка, не дразните меня.

— Мне жаль, что ты уедешь, дорогая. Но, возможно, учитывая обстоятельства, это и к лучшему. Приезжай обязательно еще, — сказал он, вручив ей зажженную свечу. — Только не в учебное время, — добавил он.

— Да уж, — повторила она, — не в учебное время.

Глава XXIV

Из изменчивой лестничной темноты выйдя к мягкому сиянию, исходившему из открытой двери спальни, Зулейка почти воодушевилась. Она постояла на пороге, наблюдая Мелизанду, сновавшую, как челнок на ткацком станке. Вещи уже большей частью были собраны. В гардеробе зияла пустота, тут и там виднелся ковер, многие дорожные сундуки уже набиты были доверху и переполнены… Снова в путь! Как перед разбитым под звездным небом шатром, слыша львиный рык в фургонах, рев слонов, лошадиное ржание и стук копыт по примятой траве, Зулейкина мать, наверное, ощущала легкое опьянение, так и дочкино сердце воспрянуло и затрепетало перед привычной суетой отбытия. Она утомлена была миром и сердита, что все-таки недостойна лучшего. И все же — прощай, во всяком случае, Оксфорд!

Она завидовала Мелизанде, столь проворной и веселой в своем усердии, ждущей дня, когда ее суженый скопит довольно, чтобы открыть свое небольшое кафе, а ее взять в жены и буфетчицы. Ах, иметь бы цель, предназначение, застолбить в мире место, подобно этому верному созданию!

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*