Пэлем Вудхауз - Том 9. Лорд Бискертон и другие
Странное чувство охватило Пэки. И речи, конечно же, не могло идти, будто какой-то невидимка вдруг огрел его тупым предметом по голове, но чувства он испытывал именно такие. А заодно злодей удалил и все мускулы из ног.
Но он принудил себя оставаться спокойным.
— Вы сказали — жалко, что я не понимаю? — осторожно переспросил он.
— Да нет. Если вам не хочется понимать, что ж… Мускулы вернулись в ноги. Голова прояснилась. Он почувствовал себя исполином.
— Да хочется мне! Черт подери, неужели вы… неужели ты… э… ты… как бы тут выразиться?
— По-моему, я влюблена в тебя с тех самых пор, как девчонкой ходила смотреть твои футбольные матчи.
— То же самое и со мной! В точности! Нет, я не смотрел, конечно, как ты в футбол играешь, но… ну, ты понимаешь, про что я!
— А когда ты приехал сюда и так изумительно все придумывал, я это поняла.
— Правда, забавно, как вдруг озаряет человека! — пылко подхватил Пэки. — Теперь я понимаю, что на самом деле любил тебя с той самой минуты, как ты вошла в номер своего папы и присела на стул. Что-то подсказало мне, мы — родственные души, Джейн.
Только через несколько минут после того, как он прижал ее к себе, до него дошло, что остались кое-какие недоговоренности.
— Но ты понимаешь, что я за человек, правда? — беспокойно осведомился он. — Ты не бросаешься ко мне с закрытыми глазами?
— Я считаю, что ты настоящий ангел.
— Ангел-то я ангел, — подтвердил Пэки, — но это не меняет того, что я уже два раза был помолвлен. И с Беатрисой, и с нынешней миссис Скотт, или Потт, а может, и Ботт. Помолвки, можно сказать, вошли у меня в привычку. Многие вообще считают, что я вертихвост и висельник.
— А что это такое?
— То, чем я был, пока не встретил тебя. Но это осталось позади. Теперь — все окончательно!
— Третий раз, — мудро рассудила Джейн, — всегда счастливый!
— Почему твой носик так интересно поднимается? Самый кончик.
— Не знаю. Так уж оно есть. Тебе не нравится?
— Наоборот! Очень нравится. Мне нравится в тебе все! — Ликование с новой силой охватило Пэки. — Ого-го! Как же мы будем развлекаться! Ты ведь не хочешь, чтобы я ходил по концертам и лекциям? Конечно же, нет! Мы просто будем вместе колесить по всему миру до конца жизни, веселясь так, что небу будет жарко! Я уже говорил, что мы — родственные души?
— По-моему, да.
— Так вот, повторяю: мы — родственные души! Юная Джейн, — Пэки чуть отстранил ее, пристально вглядываясь ей в глаза, — ты уверена, что любишь меня?
— Конечно, люблю.
— Я точно попал на небо, — испустил он долгий вздох, — без всяких хлопот и этой суеты с умиранием.
Позади во мраке возник большой смутный силуэт.
— Извините!
Силуэт оказался Супом Слаттери.
— Я так и знал, что ты меня дурачишь, будто не влюблен в эту девицу, — удовлетворенно заметил он.
Пэки повернулся к нему, чуть раздосадованный, что вполне объяснимо. Не очень приятно для пылкого молодого человека, когда взломщики сейфов вдруг выпрыгивают из засады в такую минуту.
— Зачем, интересно, ты явился?
— Решил подойти поздороваться, да и попрощаться. Досада вмиг растаяла.
— Я тебе рад. Я еще не поблагодарил тебя, что ты все-таки пришел и попытался помочь нам. Это по-мужски.
— Да что там! — скромно пробормотал Суп. — Обдумал все и увидел — а я ведь тебе пакость подстраиваю. Потому и явился.
— Жалко, мистер Слаттери, что вы даром потеряли вечер, — посочувствовала Джейн.
— Ее нежное девичье сердечко, — объяснил Пэки, — страдает при мысли, что у тебя не хватило времени стянуть из сейфа драгоценности.
Слаттери слегка обиделся и даже вознегодовал.
— Как это, не хватило времени? Это кому? Мне! Слушайте, как вы думаете, сколько мне времени нужно, чтобы нырнуть в сейф? Чуть шевельну пальцами, и я там! Смылся с ожерельем, двумя кольцами, подвеской и брошью. Больше вы меня в этих местах не увидите! Возвращаюсь на родину. Куплю себе ферму, да, так и сделаю. Вот она, настоящая жизнь! Яйца, молоко, цыплятки… и собственное яблочное вино! У-у, шикарно! Что ж, рад был повидать тебя, брат! Удачи, мисс. Я пошел.
И его поглотила ночь. Пэки уважительно посмотрел ему вслед.
— Что за человек!
Ужасный треск разбудил птиц на верхушках деревьев. По тропинке, с песней на устах, спускался сенатор Опэл.
Неприметный холостяк
Перевод с английского И. Митрофановой
Редактор Н. Трауберг
ГЛАВА I
Мы на крыше многоквартирного дома «Шеридан» рядом с Вашингтон-сквер, в Нью-Йорке. Давайте осмотримся. В свое время на этой крыше развернутся бурные события, и неплохо бы заранее познакомиться с местом действий.
Стоит «Шеридан» в самом сердце богемного, артистического квартала. Бросьте камнем из любого окошка и непременно угодите по голове молодому декоратору по интерьеру или сверхсовременному скульптору, а на худой конец сочинителю новомодных верлибров (правильно, так им и надо). Крыша «Шеридана» — небольшая, уютная, высоко (на десять этажей) взлетевшая над улицей, — выложена черепицей и окружена низкой стеной, с одного края которой — железная пожарная лестница. Спустившись по ней в случае крайности, вы окажетесь в открытом зале ресторана «Лиловый цыпленок», одном из многих оазисов огромного города, где, несмотря на сухой закон, всегда можно, если вас тут знают, произнести несколько слов доверительным шепотом и получить «это самое». Сведения полезные, советую запомнить.
На другой стороне крыши, напротив пожарной лестницы, находится то, что именуется «маленькой холостяцкой квартирой». Это домик с белыми стенами и красной крышей, а неприметный холостяк, его владелец, — весьма достойный молодой человек по имени Джордж Финч. Родом из Ист Гилиэда (штат Айдахо), он стал благодаря недурному наследству, доставшемуся ему от дядюшки, неотъемлемой частицей Латинского квартала, только не в Париже, а в Нью-Йорке. Ему не нужно зарабатывать на жизнь, и он, дав волю потаенным желаниям, прикатил в большой город попробовать себя в живописи. С раннего детства ему хотелось стать художником, и он стал им, возможно — самым дрянным из всех, кто когда-либо брал в руки кисть.
Вот эта штуковина на крыше, похожая на привязной аэростат, — бак для воды, а приземистая продолговатая пристройка, похожая на беседку, — веранда, служащая Джорджу Финчу летней спальней. Растения, похожие на кусты в горшках, — и есть кусты в горшках. Крепкий парень с метлой — камердинер Джорджа, его повар, лакей и вообще работник на все руки. Зовут его Муллет.
Импозантный же господин с квадратным подбородком, в роговых очках, сверкающих на солнце, как бриллианты, — это Дж. Хамилтон Бимиш собственной персоной, автор знаменитых «Брошюр Бимиша» («Читайте их, и вы превратите мир в уютную раковину!»). Да, тот самый Бимиш, который столько сделал, чтобы научить жителей Соединенных Штатов наблюдательности, проницательности, предприимчивости, рассудительности, решительности, деловитости, организованности, властности, самоуверенности, напористости, оригинальности — в общем, практически всему, начиная с того, «как выводить цыплят», до умения сочинять стихи.
Любой читатель «Брошюр», увидев автора во плоти, помимо вполне естественного трепета, который охватывает нас, когда мы лицезреем великих, скорее всего, удивился бы, как он молод. Хамилтону Бимишу шел третий десяток. Мозг гения созревает быстро, и те, кто удостоился знакомства с Бимишем в начале его карьеры, утверждают: судя по его повадке, он знал все, что следует знать, уже в десять лет.
Выбравшись на крышу, Хамилтон сделал несколько глубоких вздохов — носом, разумеется. Потом, поправив очки, бросил мимолетный взгляд на Муллета и, понаблюдав его секунду-другую, поджал губы.
— Все неправильно! — изрек он, качая головой.
Голос у него был резкий и звучный, что и подобает тем, кто властвует над людьми. В сущности, голос этот походил на рев тюленя, просящего рыбы. Услышав его прямо за спиной, Муллет, напряженный как тетива, подскочил дюймов на восемнадцать и нечаянно сглотнул жвачку. И то сказать, без предупреждения! Великий мыслитель носил туфли на резине («Они спасают ваш позвоночник!»).
— Все неправильно! — подтвердил свое заключение Бимиш.
Уж если Хамилтон Бимиш говорит «Все неправильно!» — значит, так оно и есть, ибо думал он ясно, судил смело, без всяких этих недомолвок, резал без обиняков.
— Неправильно, сэр? — выговорил Муллет, когда, убедившись, что это не бомба, сумел заговорить.
— Да, неправильно. Неэффективно. Слишком много движений пропадает впустую. От мускульного напряжения, которое вы вкладываете в работу, коэффициент полезного действия — процента 63–64. Так нельзя. Пересмотрите свою методу. Полисмен тут, случайно, не появлялся?
