Ричард Олдингтон - Дочь полковника
Такого волнующего вечера в «Омеле» Джорджи не помнила. Приготовления к обеду велись с беспрецедентным великолепием, чтобы достойно почтить благородного сына Империи, который, к сожалению, даже не заподозрил, что ему предлагают банкет, и только с надеждой подумал, что не всегда же они едят так скверно. Улучив удобную минуту, полковник выскользнул из дома и вернулся из трактира с бутылкой виски и бутылкой так называемого портвейна. Увы, ему пришлось уплатить за них наличными, не то он купил бы куда больше. Осторожно пробираясь обратно, – чертовски неудобно, если старуха Исткорт или ей подобные увидят, как он несет бутылки, – он скорбел о своем неумении экономить и сожалел о поездках в Лондон и о слишком уж многочисленных ставках «на верняк», который обходится так дорого. Как было бы приятно угостить мальчика коктейлем, пристойным кларетом, а после обеда – добрым старым портвейном и коньяком… И да, черт побери, в честь его приезда следовало бы раздавить бутылочку шампанского! Укрыв бутылки в угловом буфете в столовой, полковник вернулся в гостиную и сказал, что от жары у него побаливают старые раны и за обедом ему надо быть поосторожнее.
Подстрекаемая Джорджи, Алвина решилась на неслыханную роскошь. Из выстланного зеленым сукном ларчика, хранившегося у нее под кроватью, было извлечено лучшее серебро – собственность Алвины, прискорбно поубывшая в количестве со дня ее свадьбы. Заботам Нелли был поручен обеденный сервиз из белого фарфора с пышным красным узором и позолоченными краями – под угрозой ужасного возмездия, если он потерпит хоть малейший ущерб. Джорджи где-то откопала розовые колпачки из гофрированной бумаги на серебряные подсвечники. Это подвинуло Алвину добавить к худосочным бараньим котлетам, с неохотой отпущенным угрюмым мясником, еще и цыпленка. Нелли получила распоряжение обезглавить топором самого юного из петушков, но она отказалась наотрез и явно вознамерилась превзойти Лиззи по части «родимчика». И Алвина сама доблестно совершила этот подвиг. Жертва же в дальнейшем оказалась очень для своего возраста жесткой. Джорджи нарезала в саду цветов я, поднимаясь к себе переодеться, думала о том, как элегантно выглядит стол – чистая белая скатерть, серебро, лучшие рюмки, колпачки и самые красивые розы возле прибора Джоффри. Но затем она с грустью обнаружила, что ее единственное «приличное» вечернее платье стало ей тесновато. Значит, она совсем распустилась и мало двигается. Но, может быть, теперь, когда ей есть с кем совершать прогулки… Свои ожерелья она недолюбливала и надела старомодный золотой кулон с жемчужинками. Мистер Перфлит и его замашки были очень далеки от ее мыслей: она даже не вспомнила – такова женская безмятежная способность забывать все несущественное, – как не в столь же давнем прошлом надевала этот же самый кулон, собираясь подробнее обсудить дела Лиззи. Не вспомнила она и про Лиззи, хотя эта сирена была совсем уже на сносях.
Во время обеда Джоффри много смеялся, болтал и снял с плеч полковника большую тяжесть, мимоходом сообщив, что пьет за едой только виски с содовой – французских вин он терпеть не может, все они на его вкус сплошной уксус.
– Поддерживаю! – заявил кузен, впиваясь жаждущим взором в бутылку, которую полковник предусмотрительно поставил подальше от нега – Нечего тратить деньги на иностранную бурду и обогащать иностранцев, когда наш собственный экспорт оставляет желать лучшего!
– Но чтоб они покупали у нас, мы должны покупать у них, – ответил Джоффри с тонкой политико-экономической улыбкой и посмотрел на Джорджи, уловила ли она, в чем тут соль.
– Вздор и чепуха! – безапелляционно заявил кузен. – Имперская торговля, мой милый, вот что! И кому это знать, как не вам?
– Я убеждена, – сказала Алвина, тактично меняя тему, – что ваша жизнь, это жизнь настоящего мужчины. Служба в армии и развитие наших огромных заморских владений – это работа для мужчин!
– Да, – серьезно произнес Джоффри, принимая комплимент. – Развитие отсталых наций лежит как будто почти только на англичанах.
– Да, да! – от души согласились его собеседники.
– Правда, – продолжал он с подобающей джентльменской скромностью – не чваниться же вслух! – вы можете сказать, что управление плантациями – это ничего особенного, и не совсем…
– Нет, нет! – раздались общие протесты, а Алвина добавила, что по ее давнему времени оно требует настоящих мужчин, но ее никто не услышал.
– Не скажу, что это такая уж трудная работа, – скромно объяснил Джоффри, – зато интересная. Книжная наука и все такое прочее там ни к чему. А нужно нам умение приказывать, внушительность, свойственные лучшему типу выпускников закрытых школ. Взять хоть меня: в технические подробности я не вхожу, для этого у нас там есть шотландец, зато я постоянно осматриваю плантации. Естественно верхом.
– А как вы одеваетесь? – спросила Джорджи трепетно, словно ожидая услышать описание сказочного великолепия.
– Обычно. Солнечный шлем, легкие брюки, краги. И всегда беру хлыст потяжелее. Туземцы отлично понимают, что это такое, и могу вас заверить, на наших плантациях никто не бездельничает.
– Браво! – сказал полковник. – Браво! С ними только так и можно. Если их не заставить, работать они не будут, и ради их собственных интересов мы должны устроить так, чтобы их заставляли. Какой нам толк развивать страну, чтобы туземцы бездельничали и жили за наш счет. Правительство вечно им попустительствует.
– Странное дело! – сказал Джоффри. – За месяц или два до отпуска у меня был разговор с одним знакомым, он прежде жил во французских колониях на севере Африки. Так он сказал, там такие мерзости творятся, что ему просто тошно стало, и он уехал. Вы не поверите! Он рассказывал, что они там не только не сохраняют положенной дистанции между белыми и туземцами, а якшаются с ними, и белые женщины сидят в одних кафе с туземными шейхами!
– Не может быть! – вскричала Алвина. – Неужели? Какая гадость! Но ведь у них же там вечно бунты?
– Он говорит, что нет, – неохотно ответил Джоффри – хотя мне что-то не верится. Но, конечно, они же в этой игре новички, а не ветераны вроде нас. Насколько Я понял, они попросту не понимают, что такое жизнь и колониях. Англичанин, когда кончает дневные дела, прыгает в ванну, а потом теннис или гольф – и в полную силу. А этот мой знакомый говорит, что французы просто сидят со своими женщинами и болтают всякую чушь про Париж, театры, музыку и эти их грязные книжонки… прошу прощения, миссис Смизерс!
– Ха-ха-ха! – захохотал полковник. – Ни во что не играют, а сидят с женщинами и болтают про? – Ха-ха-ха-ха! Еще виски, мой мальчик? Нет? Ну, так, когда дамы нас оставят… – Тут он сдвинул брови и, словно рассерженный индюк, забормотал что-то в сторону Алвины, но беззвучно. – …мы выпьем рюмочку портвейна.
Джоффри поспешил открыть перед ними дверь.
– Не сидите очень долго, – шепнула Джорджи. – Когда папа начинает какую-нибудь свою историю…
– Хорошо! – Джоффри взглянул на нее – ей даже не поверилось – не просто с товарищеским лукавством, но с восхищением. И совсем изумил ее, добавив: – Я бы предпочел сразу пойти с вами в гостиную.
Джорджи ответила ему взглядом, в котором крайнее изумление мешалось с безграничной благодарностью, и выскочила за дверь.
Кузен рассказал пару непристойных престарелых анекдотов. Джоффри продекламировал бородатый лимерик, еще не добравшийся до «Омелы», и полковник начал длинную историю сложнейших маневров, с помощью которых взял верх над бюрократами в депо конского запаса. Три четверти часа Джоффри терпеливо его слушал и вдруг хлопнул себя по бедру.
– Простите, что перебиваю вас, сэр, но я оставил «бентли» на дороге снаружи. У вас в гараже найдется для него место?
– Тц! Тц! – раздраженно прищелкнул языком полковник в досаде, что его прервали, а главное – что у него нет гаража. – Время еще есть. Так о чем это бишь я?
– С вашего позволения, сэр, – твердо сказал Джоффри, – я бы хотел поскорее убрать его под крышу. Роса сейчас выпадает сильная.
– Ну, хорошо, – буркнул полковник. – Вы, нынешняя молодежь, цацкаетесь со своими проклятыми автомобилями, словно они ценнее лошадей. Идите найдите мою девочку, она вам покажет, куда ее убрать.
– Боюсь, это всего лишь старый сарай, – виновато сказала Джорджи, усаживаясь в автомобиле рядом с Джоффри. – У нас нет ни гаража, ни автомобиля, а я так бы хотела уметь им управлять.
– Я вас в два счета научу ездить на этом драндулете. Проще простого. Немножко смелости – и все.
– Правда научите? Чудесно! Я так мечтала… сейчас направо. Да, в ворота. Подержать створку?
– Нет, я проеду. Прямо вперед?
– Да, по старой дороге… Остановитесь!
Джорджи выпрыгнула на землю и потянула на себя дверь сарая, совсем провисшую на заржавелых скрипящих петлях. Сверхчеловеческим усилием Джорджи сумела ее открыть, не призвав Джоффри на помощь.
