Эдвард Форстер - Говардс-Энд
— Минуточку! — крикнул мистер Уилкокс, услышав ее имя. Он дотронулся до звонка, и в комнате появился Чарльз.
Чарльз написал отцу подобающее письмо — более подобающее, чем то, что пришло от Иви, полное клокочущего детского негодования. Чарльз должным образом приветствовал свою будущую мачеху.
— Надеюсь, моя жена — здравствуйте! — угостит вас приличным ленчем, — так начал он свою речь. — Я оставил ей распоряжения, но мы живем на скорую руку. А после того как вы посетите Говардс-Энд, она будет ожидать вас к чаю. Интересно, что вы скажете о доме. Мне даже видеть его не хочется. Садитесь, пожалуйста! Убогий маленький домишко.
— Мне будет приятно на него посмотреть, — сказала Маргарет, впервые смутившись.
— Он предстанет перед вами в самом неприглядном виде, потому что в прошлый понедельник Брайс удрал за границу, не удосужившись даже позвать уборщицу, чтобы за собой прибрать. Никогда не видел такого ужасного беспорядка. Просто невероятно. Брайс не появлялся в доме целый месяц.
— С Брайсом я еще поговорю по душам, — прокричал Генри из внутреннего кабинета.
— Но почему он уехал так неожиданно?
— Инвалид есть инвалид. Не мог спать.
— Бедняга!
— Хитрюга! — сказал мистер Уилкокс, присоединившись к ним. — Он имел наглость без спросу выставить доски с объявлениями о субаренде. Чарльз их выбросил.
— Да, выбросил, — скромно подтвердил Чарльз.
— Я послал ему вслед телеграмму, и довольно алую. Он, и только он, лично отвечает за содержание дома в течение ближайших трех лет.
— Ключи оставлены на ферме. Мы их забирать не станем.
— Вот именно.
— Долли чуть было их не взяла, но, к счастью, я тогда оказался дома.
— Что он собой представляет, этот мистер Брайс? — спросила Маргарет.
Но до этого никому не было дела. Мистер Брайс был жилец, который не имел права сдавать дом в субаренду. Описывать его с какой-то другой точки зрения было пустой тратой времени. Его злодейский поступок обсуждался довольно долго, пока не появилась девушка с напечатанным «суровым» письмом. Мистер Уилкокс поставил свою подпись.
— А теперь поехали, — сказал он.
Маргарет предстояла поездка на автомобиле — один из видов приятного развлечения, который она презирала. Чарльз, до последнего мгновения подчеркнуто вежливый, усадил их, и через секунду контора Имперской и западноафриканской каучуковой компании скрылась из виду. Поездка, однако, не была особенно примечательной. Возможно, виной тому была погода — серое небо сплошь покрывали тяжелые облака. Возможно, Хартфордшир вообще не годится для автомобильных прогулок. Не промчался ли однажды некий джентльмен так быстро сквозь графство Уэстморленд, что даже его не заметил? А если можно проскочить Уэстморленд, то плохо придется графству, чей неяркий ландшафт требует особенно внимательного взгляда. Хартфордшир — это Англия в своем самом тихом обличье, с едва прочерченными холмами и реками, это Англия созерцательная. Если бы Драйтон был снова среди нас и сочинял новую версию своей несравненной поэмы, он воспел бы нимф Хартфордшира: их неопределенные черты лица и волосы, смешавшиеся с лондонским дымом. Их глаза были бы грустны, и они глядели бы, отворотясь от своей судьбы, на северные равнины, а их предводительницей была бы не Айсис и не Сабрина, а медленно текущая Ли. Им не потребовалось бы ни славных одежд, ни резвых танцев, но они были бы настоящими нимфами.
Шофер не мог ехать достаточно быстро, как предполагал поначалу, потому что Большое северное шоссе было битком набито машинами, спешащими из города в предпасхальные дни. Но для Маргарет, существа не особенно бойкого, постоянно волновавшегося из-за цыплят и детей, скорость казалась внушительной.
— Все в порядке, — успокоил ее мистер Уилкокс. — Они привыкнут. Как ласточки привыкли к телеграфным проводам.
— Да, но пока они привыкают…
— Автомобиль появился всерьез и надолго, — продолжил он. — Так что придется приспосабливаться. Вон там милая церквушка… хотя у тебя не очень хорошее зрение. Тогда, если беспокоишься по поводу дороги, смотри вокруг, на окружающий пейзаж.
Она посмотрела на пейзаж. Он вздымался и переливался как овсяная каша. И вскоре застыл. Они приехали.
Дом Чарльза стоял слева, а справа поднимались громады Шести холмов. Маргарет удивило их появление в этой местности. Они прерывали все более уплотняющуюся застройку, которая тянулась до Хилтона. Позади них она увидела луга и лес, а под ними, решила она, похоронены лучшие солдаты. Она ненавидела войну и любила солдат — в этом было одно из ее милых противоречий.
Но вот навстречу им на порог вышла Долли, разодетая как на картинке, и сразу же упали первые капли дождя. Они весело вбежали в дом и после долгого ожидания в гостиной сели за приготовленный на скорую руку ленч, в котором каждое блюдо — явно или неявно — содержало сливки. Главной темой разговора был мистер Брайс. Долли описывала, как он приходил с ключом, а ее свекор с удовольствием подшучивал над ней, оспаривая все ею сказанное. Очевидно, в семье было принято смеяться над Долли. Мистер Уилкокс принялся подтрунивать и над Маргарет, и та, очнувшись от серьезных мыслей, смягчилась и стала платить ему той же монетой. Долли, казалось, удивилась и с любопытством посмотрела на Маргарет. После ленча вниз были приведены двое малышей. Маргарет детей не любила, но с двухлетним ребенком ей все же удалось пообщаться несколько лучше, а поскольку она разговаривала с ним рассудительно, как со взрослым, Долли смеялась до слез.
— Поцелуй их — и пойдем, — сказал мистер Уилкокс.
Она подошла, но целовать отказалась: малышам это не доставит никакого удовольствия, объяснила она, и хотя Долли принялась поочередно распевать «тирли-мирли» и «чики-мики», Маргарет оставалась непреклонной.
К этому времени дождь уже лил вовсю. Машину подали с поднятым верхом, и Маргарет вновь потеряла всякое ощущение пространства. Через несколько минут они остановились, и Крейн открыл дверцу.
— Что случилось? — спросила Маргарет.
— А ты как думаешь? — сказал Генри.
Перед самым ее лицом возникло маленькое крыльцо.
— Уже приехали?
— Да, приехали.
— Подумать только! Несколько лет назад это казалось так далеко.
Улыбаясь, но с легким разочарованием, она выскочила наружу и, поддавшись порыву, добежала до входной двери. Протянула руку, чтобы ее открыть, но Генри сказал:
— Бесполезно. Дверь закрыта. У кого ключ?
Поскольку он сам забыл заехать за ключом на ферму, никто не ответил. Еще он спросил, кто оставил ворота открытыми, ибо с дороги к дому завернула чья-то корова и вытаптывала лужайку для игры в крокет, потом раздраженно сказал:
— Маргарет, подожди под крышей. Я за ключом. Здесь не будет и сотни ярдов.
— А мне с тобой нельзя?
— Нет. Я очень быстро вернусь.
Автомобиль уехал, и ей почудилось, будто подняли занавес. Во второй раз в тот день она увидела явление земли.
Вон там — слива-венгерка, которую когда-то она описывала в письме Хелен, там — теннисная лужайка, а там — живая изгородь, которая в июне зацветет роскошным шиповником, но сейчас в картине преобладали черные и бледно-зеленые тона. Ниже, в ложбинке, пробуждались более сочные цвета, и на ее краю стояли на страже или шли по траве батальонным наступлением желтые нарциссы. Тюльпаны напоминали блюдо с драгоценными камнями. Ей не было видно шершавого вяза, но лоза знаменитого дикого винограда, усеянная бархатными шишечками, вилась по крыльцу. Маргарет была потрясена плодородием почвы; ей редко доводилось бывать в саду, где росли такие великолепные цветы и где даже сорняки, которые она лениво обрывала, стоя на пороге, зеленели так ярко. Почему бедный мистер Брайс бежал от всей этой красоты? Она уже решила про себя, что место это прекрасно.
— Уходи, противная корова! — закричала она, обращаясь к животному, впрочем, без всякой злобы.
Дождь припустил сильнее, изливаясь из безветренного неба и отскакивая каплями от досок с объявлениями, на которых стояли имена агентов по недвижимости. Доски эти лежали в ряд на лужайке, куда их побросал Чарльз. Должно быть, она беседовала с Чарльзом в другом мире — там, где принято беседовать. Как обрадовалась бы Хелен этой мысли! Чарльз умер, все люди умерли, ничего не осталось, кроме домов и садов. Все очевидное — мертво, все непостижимое — живо, и между ними нет никакой связи! Маргарет улыбнулась. Если бы ее собственные фантазии могли быть такими четкими! Если бы она могла обращаться с миром так своевольно! Вздохнув с улыбкой, она дотронулась рукой до двери, и та открылась: дом оказался не заперт.
Маргарет колебалась. Следовало ли ей подождать Генри? Он серьезно относился к собственности и, возможно, предпочел бы лично показать ей дом. С другой стороны, он сам велел ей подождать под крышей, а на крыльцо уже начал просачиваться дождь. Она вошла внутрь, и сквозняком за ней захлопнуло дверь.
