Эрих Ремарк - Жизнь взаймы
Лилиан весело встретила Бориса. С тех пор как ее состояние ухудшилось, она вообще повеселела; казалось, болезнь искупала то неясное ощущение вины, которое она испытывала после смерти Клерфэ.
— Бедный Борис, он тебе, наверное, сказал, что я не перенесу поездки?
— Ничего похожего.
— Я ее перенесу, — заметила Лилиан с легкой издевкой. — Уже по одному тому, что он предсказал обратное. И я проживу еще очень долго.
Волков с изумлением посмотрел на нее.
— Ты права, душка. Я тоже так чувствую.
Лилиан кивнула.
— По-моему, понятие времени весьма растяжимо, Борис. Это я узнала здесь, внизу. Человек, которому предстоит долгая жизнь, не обращает на время никакого внимания; он думает, что впереди у него целая вечность. А когда он потом подводит итоги и подсчитывает, сколько он действительно жил, то оказывается, что всего-то у него было несколько дней или в лучшем случае несколько недель. Если ты это усвоил, то две-три недели или два-три месяца могут означать для тебя столько же, сколько для другого значит целая жизнь. Там, в горах, это понимают.
Волков улыбнулся.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сказала Лилиан. — Я опять прибегаю к старым трюкам. Беру себе в союзники то, с чем не в силах справиться.
— Да, — Борис рассмеялся. — Я знал одного человека, который постоянно дрожал за свою жизнь. Зато лет в восемьдесят он стал очень веселым. Эту перемену старик объяснял тем, что теперь ему придется дрожать уже недолго — ведь он болен артериосклерозом и у него уже был инфаркт. Совсем другое дело раньше, тогда ему приходилось загадывать лет на двадцать-тридцать, а то и сорок вперед и это внушало ему такой страх, что жизнь была ему не в жизнь.
— Какая грустная история.
— Когда-то она была моей единственной опорой, — сказал Волков. — Одно время меня мучила мысль, что здоровые люди в довершение всего еще ведут полнокровную, интенсивную жизнь. Мне это казалось ужасно несправедливым.
— А история со стариком тебя утешала?
— В безутешных ситуациях люди всегда ищут утешения где только можно. И находят.
Лилиан рассмеялась.
— Какие мы мошенники! На самом деле человек по-настоящему счастлив только тогда, когда он меньше всего обращает внимания на время и когда его не подгоняет страх. И все-таки, даже если тебя подгоняет страх, можно смеяться. А что же еще остается делать?
* * *Они вернулись в горы очень тихим теплым днем. На полпути до перевала на крутом вираже им повстречалась какая-то машина. Водитель остановился, чтобы пропустить их.
— Хольман! — крикнула Лилиан. — Ведь это Хольман!
Человек во встречной машине оторвал взгляд от дороги.
— Лилиан! Борис! Но…
Сзади нетерпеливо засигналил какой-то итальянец, который ехал в маленьком «фиате» и воображал себя по меньшей мере гонщиком Нуволари.
— Я сейчас поставлю машину, — закричал Хольман. — Подождите меня!
Он проехал немного вперед, пропустил нетерпеливого итальянца и вернулся пешком обратно.
— Что случилось, Хольман? — спросила Лилиан. — Куда вы едете?
— Я ведь вам уже говорил, что выздоровел.
— А машина?
— Взял напрокат. Я решил, что ехать поездом глупо. Особенно теперь, когда мне опять предложили контракт.
— Контракт? Кто?
— Наша старая фирма. Вчера они мне позвонили. Им нужен гонщик на место Клерфэ. — Хольман откинул назад волосы. — С Торриани они уже сговорились, а теперь хотят еще попытаться выпустить меня. Если дело пойдет хорошо, я скоро буду участвовать в небольших гонках, а потом и в больших. Пожелайте мне удачи! Как хорошо, что я успел повидаться с вами, Лилиан!
Лилиан помахала ему вслед. Поднявшись еще на один виток, они увидели Хольмана снова; сверху он казался каким-то синим насекомым, сползавшим с горы. Он займет место Клерфэ, так же как когда-то Клерфэ занял место другого гонщика и так же как кто-то еще в свою очередь займет место Хольмана. Лилиан посмотрела на небо, синее, как цветы горчанки, на фоне которого вырисовывались ели.
— О чем ты думаешь? — спросил Волков.
— Я думаю о том, — сказала Лилиан медленно, — что все на свете содержит в себе свою противоположность; ничто не может существовать без своей противоположности, как свет без тени, как правда без лжи, как иллюзия без реальности, — все эти понятия не только связаны друг с другом, но и неотделимы друг от друга…
— Как жизнь и смерть?
— Да, да, Борис, как жизнь и смерть. Не знаю, сколько времени мне удастся верить в это. Хотелось бы верить очень долго.
* * *Лилиан умерла через шесть недель после своего приезда, в светлый летний день, такой тихий, что, казалось, природа затаила дыхание. Она умерла быстро, неожиданно и в полном одиночестве. Борис на короткое время отлучился в деревню. Когда он вернулся, она лежала мертвая на кровати. Лицо ее было искажено, а руки подняты к самому горлу; Лилиан умерла от удушья во время кровотечения, но немного погодя черты ее лица разгладились. Борис никогда не видел ее такой красивой. И он подумал, что она была счастлива, насколько человек вообще может быть счастлив.
