Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла
— На побережье туман, — сказал он.
Джозеф не поднимал глаз.
— Он всегда там. На побережье безопасно, пока остаётся океан.
Хуанито повторил с надеждой:
— Ветер с запада, сеньор.
Но Джозеф горько усмехнулся.
— В любой другой год мы могли бы сложить из соломы стога и накрыть их досками. В нынешнем году ветер всегда будете запада.
— Но когда-нибудь ведь должен пойти дождь, сеньор.
— Почему это он должен?
Опустошённая земля снова и снова выводила Джозефа из себя. Пустые холмы и голые деревья сердили его. Жизнь сохранялась только в дубах, под пеленой пыли.
Джозеф и Хуанито въехали наконец на тихую улицу Нуэстра-Сеньора. Покинув дома с выжженными солнцем дворами и опустевшими курятниками, половина жителей переселилась к жившим на более плодородных землях родственникам. К двери своего дома подошёл Ромас и, не говоря ни слова, приоткрыл её, из своего окна выглянула миссис гутьерес. У входа в салун никого не было. Когда по улице они подъехали к маленькой выкрашенной в грязно-серый цвет церкви, наступил вечер короткого зимнего дня. Двое чумазых мальчишек, по колени в пыли, играли на дороге. Всадники привязали своих лошадей к старому оливковому дереву.
— Я зайду в церковь поставить свечку, — сказал Хуанито, — Дом отца Анхело за ней. Когда соберётесь уезжать, зайдите в дом моего тестя, я буду ждать там.
Он направился к церкви, но Джозеф окликнул его.
— Послушай, Хуанито, ты не должен возвращаться со мной.
— Мне хочется поехать, сеньор. Ведь я — ваш друг.
— Нет, — подводя черту под разговором, сказал Джозеф. — Ты там не нужен. Я хочу побыть один.
Боль и возмущение постепенно исчезли из взгляда Хуанито.
— Да, друг мой, — тихо сказал он и шагнул в открытую дверь церкви.
Небольшой свежевыбеленный домик отца Анхело располагался прямо за церковью. Джозеф поднялся по ступенькам, постучал в дверь, и отец Анхело сразу же открыл её. Он был одет в старую сутану, из-под которой видны были широкие рабочие брюки. Его лицо было бледнее, чем обычно, а глаза покраснели от чтения. Он приветливо улыбнулся.
— Входите, — сказал он.
Джозеф вошёл в тесную комнату, украшенную несколькими яркими картинками на темы Священного писания. По углам комнаты громоздились сваленные кучами толстые старинные книги из миссий, переплетённые в баранью кожу.
— Мой человек, Хуанито, сказал, чтобы я зашёл, — сказал Джозеф.
Он почувствовал мягкость, исходящую от священника, тихий голос успокоил его.
— Я думал о том, что когда-нибудь вы должны прийти, — сказал отец Анхело. — Садитесь. Так дерево всё-таки не оправдало ваших надежд?
Джозеф был в замешательстве.
— Вы ведь уже говорили про дерево. Что вы о нём знаете?
Отец Анхело рассмеялся.
— У меня как служителя культа хватает сообразительности, чтобы распознать собрата. Не лучше ли вам называть меня «отец»? Так делают все.
Джозеф ощутил силу стоящего перед ним человека.
— Хуанито сказал, чтобы я пришёл, отец.
— Ну да, он сказал, а вот дерево-то в итоге ваших надежд не оправдало?
— Мой брат сгубил дерево, — угрюмо сказал Джозеф. Отец Анхело с интересом посмотрел на него.
— Плохо. Это была глупость. Так только можно сделать дерево сильнее.
— Дерево умерло, — сказал Джозеф. — Оно стоит мёртвое.
— И вы наконец обратились к церкви?
Миссионерство отца Анхело весьма позабавило Джозефа.
— Нет, отец, — сказал он. — Я пришёл попросить вас помолиться о дожде. Я из Вермонта, отец. Там про вашу церковь всякое говорят.
Священник кивнул.
— Да, знаю.
— А земля умирает! — внезапно воскликнул Джозеф. — Помолитесь о дожде, отец. Молились ли вы о дожде?
Тут уже отец Анхело утратил уверенность.
— Я помогу вам помолиться о вашей душе, сын мой. Дождь пойдёт. Нам надо отслужить мессу. Дождь пойдёт. Ведь Господь подаёт или задерживает дождь по своему разумению.
— Откуда вы знаете, что дождь будет? — настойчиво интересовался Джозеф. — Говорю вам, земля умирает.
— Земля не умирает, — хрипло сказал священник.
Джозеф сердито посмотрел на него.
— Откуда вы знаете? Пустыня ожила только раз. Разве то, что человек часто болеет, и каждый раз выздоравливает, доказывает, что он никогда не умрёт?
Отец Анхело поднялся из своего кресла и стоял, возвышаясь над Джозефом.
— Вы больны, сын мой, — сказал он. — Вы больны и телом, и душой. Придёте ли вы в церковь, чтобы облегчить вашу душу? Уверуете ли вы во Христа и будете ли молиться о своей душе?
В крайнем раздражении вскочив на ноги, Джозеф встал перед ним.
— Моей душе? К чёрту мою душу! Говорю вам, земля умирает. Вы помолитесь о земле?
Священник заглянул в блестящие глаза Джозефа и ощутил яростный всплеск его чувств.
— Главное дело Божие — быть с людьми, — сказал он. — И в их стремлении к небесам, и при их наказании в аду.
Внезапно гнев оставил Джозефа.
— Пойду я, отец, — сказал он устало. — Я должен был знать. Сейчас поеду к скале и буду ждать.
Он направился к двери, и отец Анхело последовал за ним.
— Я помолюсь за вашу душу, сын мой. В вас столько боли.
— До свидания, отец, и спасибо.
Джозеф быстро исчез во тьме.
После его ухода отец Анхело вернулся в своё кресло. Сила Джозефа поразила его. Он поднял взгляд на одну из своих картинок, изображавшую снятие с креста, и подумал: «Слава Богу, у этого человека нет благодати. Слава Богу, его, должно быть, не вспомнят и не уверуют в него». Внезапно его посетила еретическая мысль: «А ведь он мог бы стать новым Христом здесь, на Западе». Отец Анхело встал и направился в церковь. Перед высоким алтарём он молился за душу Джозефа, просил прощения за свою собственную ересь, а затем, прежде, чем уйти, помолился о том, чтобы побыстрее пошёл дождь и спас умирающую землю.
25
Джозеф подтянул подпругу и отвязал плетёную привязь от старой оливы. Затем вскочил в седло и направился на ранчо. Пока он находился у священника, опустилась ночь. Луна ещё не взошла, и было очень темно. В нескольких запотевших окнах стоявших вдоль улиц домов светились огни. Не успел Джозеф проскакать в ночной прохладе и сотни футов, как столкнулся с ехавшим верхом Хуанито.
— Хочу поехать с вами, сеньор, — решительно заявил тот.
Джозеф вздохнул.
— Нет, Хуанито. Я ведь уже тебе говорил.
— Вы, должно быть, ничего не ели. У Элис ждёт горячий ужин.
— Нет, спасибо, — сказал Джозеф. — Поеду.
— Но ведь ночь такая холодная, — настаивал Хуанито. — Пойдите и хотя бы чего-нибудь выпейте.
Джозеф посмотрел на тусклый свет, мерцавший в окнах салуна.
— Выпью, — сказал Джозеф.
Они привязали лошадей у коновязи и вошли в двустворчатую дверь. Внутри никого не было, за стойкой на высоком стуле сидел бармен. Взглянув на вошедших, он слез со стула и принялся протирать стойку.
— Давненько я вас не видел, мистер Уэйн, — приветливо сказал он.
— Я не часто бываю в посёлке. Виски.
— И мне виски, — сказал Хуанито.
— Слышал, что вы спасли какое-то количество своих коров, мистер Уэйн.
— Да, весьма немногих.
— Так вам больше повезло, чем некоторым. Мой зять потерял всех до единой. Он сказал, что ранчо опустели, скот передох, а люди уехали из селения. Сейчас никакой торговли, — сказал он. — За день и дюжины порций выпивки не продашь. Зайдёт изредка кто-нибудь за бутылкой. Сейчас люди не хотят выпивать вместе. Берут бутылку домой и пьют в одиночестве.
Обнаружив, что стакан пуст, Джозеф опустил его на стойку.
— Налейте ещё, — сказал он. — Полагаю, что мы можем позволить себе повторить. Налейте себе.
Бармен налил себе стакан.
— Они все вернутся, когда пойдёт дождь. Я выставил бы за свой счёт бочонок виски, если бы завтра пошёл дождь.
Джозеф выпил виски и вопросительно уставился на бармена.
— А если дождь вообще никогда не пойдёт, что тогда? — поинтересовался он.
— Не знаю, мистер Уэйн, и не узнаю. Если он не пойдёт в ближайшее время, я, должно быть, тоже уеду. Я выставлю за свой счёт на крыльцо бочонок виски для всех, если пойдёт ливень.
Джозеф поставил свой стакан.
— Спокойной ночи, — сказал он. — Надеюсь, что ваши пожелания исполнятся.
Хуанито последовал его примеру.
— Элис приготовила для вас горячий обед, — сказал он.
Выйдя на дорогу, Джозеф остановился, вскинул голову и посмотрел на подёрнутые туманной дымкой звёзды.
— После выпивки я проголодался. Пошли.
Элис встретила их на пороге дома своего отца.
— Я рада, что вы пришли, — сказала она. — Обеда нет, но это поправимо. Отцу с матерью пришлось уехать в Сан-Луис Обиспо, когда вернулся Хуанито.
Она была взволнована тем, что у неё такой важный гость. Усадив обоих мужчин на кухне за покрытый белоснежной скатертью стол, она угостила их красным вином, тонко испечёнными тортильями[18] и бобами с варёным рисом.
