Генрик Понтоппидан - Счастливчик Пер
Господин Дельфт ответил безжалостной улыбкой.
— Ну, название особой роли не играет, лишь бы звучало прилично. То общество, к примеру, именовалось «Компания по изготовлению молока и сливок искусственным путём». Блестящее название. Оно побудило нескольких легковерных толстосумов предоставить нам необходимые гарантии.
— Превосходно! Итак, вы полагаете, что в наших условиях возможно учредить подобное общество, если найдётся человек, который предоставит чертежи, расчёты и проекты, убедительно доказывающие, что его план при достаточной настойчивости может принести миллионные барыши?
— А почему бы и нет?
Эта неожиданная откровенность заставила Пера насторожиться. «Всё ясно, он хочет заманить меня в ловушку, — подумалось ему. Планы мои он теперь знает, а выведав всё, что нужно, он так распишет меня перед Якобой и её семейством…»
При этой мысли Пер снова замкнулся и не проронил больше ни слова. Но когда господин Дельфт взялся за шляпу, словно собираясь уходить, Пер всё-таки струхнул.
Он твердил себе, что выбора не осталось, что надо хвататься за любую возможность, лишь бы достать денег, и что потому стоит рискнуть ещё разок. Тут его вдруг разобрала досада. Как унизительны эти нескончаемые денежные заботы. Вечно приходится изворачиваться, лгать, лицемерить, чтобы раздобыть самое необходимое. Забыв с горя все предосторожности, он прямо сказал:
— Господин директор, давайте говорить начистоту. По вашему поведению я догадываюсь, что вам известны мои чувства к вашей племяннице. И я вполне согласен с вами: в моём теперешнем положении было бы чистым безумием питать какие бы то ни было надежды на союз с дамой, наделённой столь редкими достоинствами, как внутренними, так и внешними.
— Прекрасно сказано, мой друг, прекрасно!
— Хорошо, пойдём дальше. Вы сами завели этот разговор и тем дали мне право открыто спросить у вас: не желаете ли вы, господин директор, стать на защиту моих интересов и создать акционерное общество, подобное тому, о котором мы только что говорили?
— Я? — воскликнул малорослый собеседник Пера и с хорошо разыгранным негодованием поднялся со стула.
— Да, именно вы, — продолжал Пер. — Не скрою, у меня сейчас серьёзнейшие затруднения. Мне нужны деньги… Нужны, понимаете? В пору пойти и украсть…
Наконец-то господин Дельфт (все ещё ошибочно полагавший, что Пер имеет в виду Нанни) добился своего. Последняя фраза Пера очень ему пришлась по душе. Она ясней ясного доказывала, что у Пера есть все данные для того, чтобы сделать карьеру и добиться такого положения в обществе, какое подобает дочери его сестры.
Он от души расхохотался.
— Вы просто бесподобны! Как я могу понять, вы предлагаете мне делать бизнес со своей родной племянницей. Отдаю должное вашей идее. Но я больше не занимаюсь частными предприятиями. Даже если речь идёт о молодых девушках. А теперь я вам объясню цель своего визита. Молодой человек, я верю в вас! Я верю в ваше будущее и хочу вам помочь. Вам нужны деньги. Вы их получите. Но предупреждаю вас: ни о каких процентах и тому подобном не может быть и речи. Это не коммерческое предприятие, понимаете? Не коммерческое, а в остальном можете его именовать, как вам заблагорассудится. Вы слышали об адвокате Верховного суда Давиде Гризмане? Он живёт на Клостерстреде. Так вот, у него вы можете получить средства, необходимые вам в данный момент, под те суммы, которые вы, разумеется, получите за свои выдающиеся изобретения. Только с одним условием: меня не называть. Если кто-нибудь спросит, не я ли ссудил вам нужную сумму, я отвечу «нет» и ещё раз «нет». Надеюсь, вы поняли?
Пер не отвечал. Покровительственный тон господина Дельфта и весь его вид мешали ему продолжать разговор, да и не верил он в такое бескорыстное предложение. А потому, когда «господин директор» вторично взялся за шляпу, он его более не удерживал. Он только сказал с улыбкой, чтобы как-то объясниться:
— Я считаю ваше предложение не более как забавной шуткой. Надеюсь, и вы, со своей стороны, понимаете, что я тоже просто шутил. Уж слишком заманчиво звучала ваша американская история.
Господин Дельфт сперва недоуменно взглянул на него, потом улыбнулся самой безжалостной из своих улыбок.
— Боже упаси, господин инженер! Вы не доверяете моей сообразительности. А я на неё не жалуюсь. Впрочем… ежели вы намерены продолжать нашу шутку, вы теперь знаете, где живёт господин Гризман. Он принимает от десяти до четырёх. И у него тоже высоко развито чувство юмора… чрезвычайно высоко… Разрешите откланяться…
Он уже взялся было за ручку двери, потом снова замешкался и спросил Пера, неподвижно стоявшего возле стола:
— Ещё одно словечко, господин Сидениус. Помнится, вы рассказывали моему племяннику о вдовствующей баронессе фон Берндт-Адлерсборг, не так ли? Простите за нескромность… вы хорошо знаете эту даму?
— Нет. Я хорошо знал её покойного брата. А в чём дело?
— Ещё раз простите. Это пожилая женщина, верно? И слегка… как бы это выразиться… не в своём уме?
— Допустим. Но в чём дело, я спрашиваю?
— И недавно вы получили от неё письмо… очень дружественное письмо из-за границы. Ивэн говорил мне. Она раньше приглашала вас провести это лето в её имении и теперь очень сожалеет, что должна закончить курс лечения и вернётся не раньше зимы. Это правда?
— Чёрт возьми! — взорвался Пер и ударил кулаком по столу. — Чего ради вы меня выспрашиваете?
Маленький человечек ни капли не испугался, вплотную подошёл к Перу, поднялся на цыпочки и сказал:
— Сейчас объясню. Ведь и у нас в стране могут сыскаться люди, которые не желают выдавать своих дочерей иначе как за дворян. Засим, честь имею!
Уже в последних числах мая Саломоны перебрались на свою загородную виллу Сковбаккен, расположенную на берегу пролива, примерно в часе езды от Копенгагена. Пер не пропускал ни одного воскресенья, приёмного для Саломонов, наведывался он и по будням, под тем предлогом, что ему надо переговорить с Ивэном об издании книги и тому подобных вопросах, касающихся его работы. Его ничуть не смущало, что далеко не все у Саломонов ему рады, что Нанни чаще поворачивается к нему спиной, чем лицом, с тех пор как поняла, что ею пренебрегли. С той минуты, когда он осознал, что любит Якобу и что эта любовь не менее благоприятна для его будущего, он ни с кем, кроме Якобы, почти не разговаривал.
Жаль только, что Якоба отнюдь не стала лучше к-нему относиться. Скорее даже наоборот. Когда в тот вечер, ещё до переезда на дачу, он ни с того ни с сего разоткровенничался и рассказал ей о своих отношениях с родными, к сердцу у неё вдруг подступила былая неприязнь, родившаяся при первой встрече. Хотя сама она ненавидела христианство, холодное равнодушие Пера показалось ей отталкивающим. Привыкнув глубоко, по-еврейски, чтить семью и родительский кров, она просто содрогнулась при виде такой нетерпимости к своим близким. Поведение Пера с некоторых пор тоже отталкивало её. По мере того как исчезала неуверенность, испытываемая Пером на людях и до поры до времени сбивавшая с него спесь, им овладевал неудержимый зуд говорить, говорить без передышки, к месту и не к месту. Наскоро осилив десяток статей доктора Натана и его единомышленников, Пер счёл себя в достаточной мере подкованным и теперь с провинциальной непосредственностью, где только речь ни зайдёт о великой освободительной борьбе современности, вставлял своё веское слово. Пуще всего расходился Пер после обедов, за которыми много и охотно пил; развязным, наставительным тоном вещал он о грядущем величии человечества и о евангелии естественных наук, вызывая то смех, то замешательство среди слушателей.
Он желал лишь одного: отличиться любой ценой. Когда они ходили гулять, он перепрыгивал через препятствия и призывал остальных мужчин прыгать следом; когда затевалось катанье на лодках, он хватал оба весла, чтобы продемонстрировать свои бицепсы. Одевался он тоже чрезвычайно вызывающе. В согласии с французской, весьма вульгарной модой, он носил тесно облегающий костюм, который до неприличия откровенно подчёркивал его мускулатуру. К лету от завёл себе рубашки с глубоким вырезом, обнажавшими не только богатырскую шею, но и грудь, что делало его весьма похожим на ту породу мужчин, которые живут на средства девиц лёгкого поведения. Особенно над ним потешалась Нанни. Она всякий раз говорила: «Если ему суждено лопнуть от чванства, помяните моё слово, он лопнет сзади».
Якоба, не смотря ни на что, жалела Пера.
Но когда она догадалась, что он имеет виды на неё, а не на сестру и что, именно желая пленить её, он так выставляет напоказ свои роскошные формы, она несколько растерялась. Теперь она делала всё от неё зависящее, чтобы не оставаться с ним наедине; она поговорила с Ивэном и просила его по возможности ускорить предполагаемый отъезд Пера за границу. Ему-де не следует бывать у них, пока он по крайней мере не осознает, как ему недостаёт общей культуры, а для этой цели нет ничего лучше заграничных путешествий.
